– Руки любовника, ласкающего вас. Его тело, колеблющееся на вас. Потом слияние. Или вы чувствовали экстаз в руках любимого, или нет. Это не тот случай, где можно сомневаться.
Элеонора ощутила потрясение от его прямоты и не могла найти что ответить.
Ахилл занял прежнее положение, опершись о дерево, он сложил руки и скрестил ноги.
– Нет ответа, – заметил он. – Интересно. Но отсутствие ответа – уже ответ. Он говорит о том, что вы действительно сомневаетесь в ваших любовниках. – Он выпрямился и подошел к ней. – Но вы можете не беспокоиться, мадам, у вас не будет сомнений относительно меня.
Она хотела отвернуться от него, но не могла заставить свое тело подчиниться. Д'Ажене подошел ближе и начал гладить ее шею, его пальцы погладили место на запястье, чуть ниже бившегося пульса. Его взгляд жадно впился в ее лицо, и она почувствовала себя еще более тревожно.
– Я могу взять… и брал… то, что я хочу, Элеонора, – сказал он, намеренно заставляя ее смотреть на его голод. Физический. Явно эротический. И нетерпеливый.
– Но я подожду, пока вы мне не дадите то, что я хочу, – продолжал он, и она немного расслабилась, но он добавил: – Хотя я не буду ждать слишком долго.
Элеонора сглотнула, но потом пожалела, поскольку Ахилл мог почувствовать это своей ладонью. Она высвободилась из его рук, и он позволил ей отойти. У Элеоноры не было иллюзий, она знала о силе, энергии, прятавшейся в данный момент под его бархатной курткой.
– То, что вы хотите, – ответила Элеонора, глядя в сторону и обнимая себя за плечи. – Вы хотите моей постели. Все это… – Она обвела руками очарование пламени свечей, искрящегося серебра и распустившихся ночных цветов. – Все это для того, что вы хотите моей постели.
Ахилл обнял Элеонору сзади и медленно и сочно поцеловал ее в шею.
– Нет, я не хочу вашей постели, – тихо произнес он во влажную кожу и крепче сжал ее плечи. – Я хочу вас. Всю. Мои слова расстроили вас? – спросил Д'Ажене. – Вы предпочли бы ложь или притворство?
Элеонора поколебалась, потом покачала головой.
– Не думаю, что да, – заметил Ахилл. – Правда всегда лучше. – Он ухватил губами шею Элеоноры, потом провел ими вдоль линии волос. – И, моя сладкая графиня, это сама истина – я хочу, чтобы вы подарили мне свое соблазнительное и роскошное тело.
Элеонора вздрогнула и почувствовала улыбку Ахилла на своей коже. Он повернул ее лицом к себе, склонив к ней голову.
– И вы это сделаете.
«Где мои намерения?» – подумала, словно находясь в тумане, Элеонора. Он захватил ее врасплох. У нее не было опыта общения с такими мужчинами, как он. При солдатской неотесанности Миклоша слова были не нужны, а у Балинта были только нежные слова и ничего больше.
Д'Ажене провел своими губами по ее губам, и обещающая "-влажная теплота опьянила Элеонору. Она ожидала обольщающую французскую ложь, а получила правду, но обольщающую сильнее, чем любая ложь.
– Месье, – прошептала Элеонора прямо ему в губы, не уверенная, чем было это слово: протестом или приглашением.
– Ахилл, – поправил он и страстно поцеловал ее. Его язык был горячим, вертким и настойчивым. Он пробовал внутреннюю чувствительную мякоть ее губ. А она наслаждалась жаром, исходившим от его ищущих губ.
Ахилл взял Элеонору на руки и понес к покрывалу, потом поцеловал снова. Он давал или брал? Смущение затуманило ей голову. Было так легко скользнуть в бездумное наслаждение. Он учил ее этому. Как же случилось, что его уроки так быстро стали частью ее самой?
Его язык обвивался вокруг ее языка, вызывая восхитительное возбуждение в глубине ее тела, возбуждение, проникающее в ее кровь, как вода просачивается в иссохшую почву.
Ее ладони скользнули по его рукам, широким плечам, открывая ощущение железных рельефных мускулов, двигающихся под бархатом. Она почувствовала, как он гладит ее бока, спину, прижимает к своей твердой груди. Умелые пальцы начали развязывать шнурки ее корсета.
Она застонала, слабо протестуя. Ахилл оторвался взглядом от ее губ и начал ласкать мягкую кожу под подбородком, медленно продвигаясь к уху. Ее глаза, в конце концов закрылись, а голова откинулась назад, позволяя ему стать ее опорой.
Давление на нее ослабло, и она поняла, что корсет развязан. Ахилл спустил ткань с ее плеч. Большими пальцами рук он ласкал открывшееся нежное тело, а губами – шею.
Ее руки скрестились у него за головой. Она заставляла его продолжать?
Элеонора снова застонала, почти тая в сладко-сахарном жаре, плавящем ее, словно летнее солнце мед.
– Элеонора, – прошептал он у впадинки на шее. – Такая красота, молящая о том… чтобы ее взяли. – Вдруг Элеонора почувствовала на своей груди влагу. Шампанское. Он вылил остатки своего шампанского ей на грудь и… начал его втягивать в себя, слизывать и сцеловывать.
– Мее…
– Ахилл. – Его язык нырнул в ложбинку ее груди. – Ахилл.
– Нет, – простонала она. Он продолжал целовать холмы ее груди, потом остановился. – Нет, Ахилл, – повторила она томным и страстным голосом. – Нет, пока ты отвергаешь меня…
Ее глаза, полузакрывшиеся от желания, глядели в черную скрытость его взгляда, а руки развязывали ворот рубашки.
Чувственная улыбка появилась на этих его талантливых губах.
– Я не буду отказывать вам ни в чем, ма…
– Элеонора, – прервала она его с ответной улыбкой.
– Я не буду отказывать вам ни в чем, Элеонора.
Его рука погладила ее по груди, скользнула под лиф платья и начала ласкать спрятанный сосок. У нее перехватило дыхание от острого потрясения, вспыхнувшего в ней.
– Я не буду отказывать вам ни в чем, Ахилл, – сказал он, в его черных глазах вспыхнул непреодолимый чувственный голод.
Он освободил ее грудь от платья, его пальцы ласкали и поглаживали нежные сферы. Потом пальцы начали тереть их напрягшиеся пики. Элеонора вскрикнула. Застонала. Плотнее сомкнула веки. Нет, нет… Она схватилась рукой за его плечо.
Он подергивал, покручивал… «О Боже… – Ее пальцы впились в него. – Нет, так не было… Как он может… Он…» Слова уплывали прочь, бессмысленно путаясь.
Она была ошеломлена. Это она должна была соблазнять его. Но, о-ох, да, ох, да… Она плыла в полумраке удовольствия. Голова наклонилась вперед. Это было уносящее, нарастающее удовольствие, слившееся с ее телом. Настойчивое, обещающее…
Проплыла блуждающая мысль. Его руки доставляли ей дьявольское удовольствие, это дьявольское обещание… «Ох, если бы он был дьяволом, – подумала она, почти опьяненная страстным желанием, – в мире было бы намного больше ведьм».
Она погрузила руки в его волосы, затем жадно поцеловала его. Прошлась губами по его лицу и прижалась к нему щекой. Из нее вырвался животный звук, то ли вой, то ли стон.
– Пожалуйста, Ахилл, я не могу… – Она покачала головой. – Я потерялась. Ну, пожалуйста. Я не хочу быть такой…
Его рука медленно поползла вверх, чтобы приласкать ее голову. Они немного отодвинулись друг от друга, и он посмотрел ей в глаза.
– Моя сладкая Элеонора, как ты можешь потеряться? Мы едва начали наше путешествие. Нас еще многое ожидает впереди.
Дыхание Элеоноры стало глубоким и прерывистым. Она знала, что ее трепещущее тело не отвечает на ее мольбы остановиться.
– Едва начали, – повторила она с самоуничижительным смехом, – но вдова просит пощады.
Элеонора провела ладонями по рукам Ахилла и оттолкнула его.
– Простите, – сказала она. – Вы, наверное, считаете меня дурой.
К ее удивлению, он натянул платье на место, затем обнял, чтобы помочь затянуть завязки.
– Я думаю, вы прекрасная… – он замолчал и сорвал быстрый поцелуй с ее губ, – пробуждающаяся женщина. И я хочу, чтобы вы отдались мне безо всяких сомнений. Без сожаления.
Он еще раз погладил ее по голове, большие пальцы рук потерли нежную кожу возле ушей. Его объятия стали крепче.
– Я пощажу вас сейчас, Элеонора. Но не считайте меня великодушным. Я не такой.
Ахилл, проснувшись, лежал в постели. Несколькими минутами раньше часы а, мягко отбили час. Три утра. Замок был тих, стены, казалось, тоже спали, как хозяева и гости.
Лежа раздетым под шелковыми простынями и согнув руки за головой, он повел бедрами и ощутил, как гладкая ткань скользит по напряженной плоти. Он проснулся от приятного сна, его бедра напряглись в ожидании и явно показывали, что виной тому яркий, желанный образ некоей венгерской графини, заполнивший его воображение.
Ахилл снова повел бедрами. Уже много лет женщины ему не снились. Мускулы его рук, плеч, рельефного живота напряглись и затвердели. Ему следовало овладеть ею этим вечером. Там, среди свечей, с головой, откинувшейся в исступлении назад, она выглядела бы жертвой, соблазнившей большую часть ленивых богов с Олимпа. Жертвой Эросу была бы она, а ее стоны – сладчайшим благодарением, какое когда-либо существовало. Как она отвечала! На своих ладонях он опять почувствовал ее пышную грудь с острыми сосками. Было бы минутным делом скользнуть рукой под юбки и погладить шелковистые бедра, ощутить кончиками пальцев влажность ее плоти, вдохнуть пьянящий аромат ее пробуждающейся женственности. Напряжение в его членах усилилось. Кровь глухо застучала в примитивном мужском непреодолимом влечении. Он удивился себе, своей безудержности. Боже милосердный, он хотел ее!
Ее поцелуй возбуждал его, почти подталкивал к краю. Ее тело горело от женского голода, а бедра едва заметно начали напрягаться и расслабляться в этом древнейшем из танцев. А ее язык в самостоятельном движении, в собственном чувственном аккорде, переплелся с его.
Ее язык… ее бедра… Боже, Боже, Боже. Тогда он почти взял ее. Ахилл отбросил простыню, давая прохладному ночному воздуху охладить свой жар. Он глубоко вдохнул, чтобы освободиться от напряжения, сжавшего его изнутри. Понимала ли она, как много обещало ее тело? Только это удержало его от того, чтобы наброситься на нее. Только это.
Но, Боже милостивый, его удовольствие будет огромным.
На следующий вечер Ахилл в одиночестве стоял на балконе, глядя, как остальные гости собираются на ужин. Тепло дня еще не обернулось послеполуденным моросящим дождем, хотя день казался уже окутанным туманом. Элеонора, как он знал, упражнялась в игре пьесы для клавикордов, которую она должна была играть на концерте в конце недели. Он готов был побиться об заклад, что она значительно повысила качество игры, но, кроме того, она, как и он, считала, что музыка успокаивает расшатанные нервы.
Невольная улыбка коснулась его губ. Ахиллу понравилось сравнение, что холодной графине требуется успокоить себя. И вечером накануне он мельком увидел, какое тепло таится под этой холодной поверхностью.
Вышел слуга, неся на подносе бокал вина. Он протянул его Ахиллу, съежившемуся от сырого тумана. Из салона донеслось волнение со стороны парадного входа.
– Герцог де Касьян, – сообщил слуга и удалился.
Ахилл через стекло изучал живописную картину. Элеонора, как он заметил, вошла в комнату, следуя за окружением герцога. Мадам де Рашан бросилась к ней и потащила протестующую графиню к угрюмому герцогу. «Мрачный герцог, занимающаяся интригами маркиза сопротивляющаяся графиня», – пробормотал Ахилл. Элеонора потянулась к бокалу игристого, чтобы избежать прикосновения маркизы к своей руке, но это кончилось тем, что она оказалась рядом с герцогом.
Ахилл рассеянно поставил вино на каменную балюстраду. Возможно, пришло время покончить с уединением.
Лакей поклонился и придержал открытой дверь для Ахилла.
– Пошли за моим камердинером, чтобы он принес мне сухую куртку, – отдал распоряжение Д'Ажене. Лакей кивнул и ушел, а Ахилл начал свое ленивое движение в противоположный конец комнаты.
Дюпейре окликнул его от двери и подошел, слегка прихрамывая.
– Минуточку, Д'Ажене, – сказал Дюпейре и, положив руку Ахиллу на локоть, отвел его в сторону. – Охота назначена на завтрашнее утро. Меня не волнует, даже если придется скакать по уши в грязи. Что это? Черт возьми, вы намокли. – Маркиз потряс руку графа. Что вы делали снаружи? Нет, не говорите, не хочу знать. Даже мысль о том, чтобы выйти наружу, заставляет ныть мои кости.
Инстинктивно Ахилл подвинулся ближе к стене, чтобы его спина не находилась напротив открытой двери.
– Возможно, я предпочитаю уединение, – ответил он. Дюпейре хмыкнул.
– Я думал, что вы просто слишком сдержанны. – Он поглядел на толпу. – Коварство этого заключается в том, что к концу вечера вы насовсем исчезаете, а я никогда не замечаю отсутствия какой-нибудь дамы! Хотя помню, что, даже будучи мальчишкой, вы пренебрегали служанками, в противном случае я вынужден был бы приглядываться еще и к прислуге.
Вибрирующая нота смеха ворвалась в комнату. Взгляд Ахилла пробежал к трио из Элеоноры, мадам де Рашан и герцога де Касьяна. Когда он смотрел, маркиза бросила взгляд в его сторону, потом отвернулась и еще раз притворно засмеялась. Лицо Элеоноры было крайне невыразительно, лишь легкая дежурная улыбка играла на ее губах.
– Если позволите… – начал Ахилл.
– Эта зажравшаяся корова, – бросил Дюпейре. Ахилл напрягся, как резко натянутый шнур, его рука сжалась в кулак.
– Что вы сказали? – Его голос был убийственно спокоен.
Удивление и страх скользнули по лицу маркиза.
– Нет нужды вспыхивать, друг мой. Я… я только имел в виду, что она приехала без приглашения и, кажется, притащила с собой половину Парижа! Сами понимаете, что это любого хозяина заставит выйти из себя.
Ахилл расслабился.
– Вы говорите о ла Рашан.
– Конечно. Отвратительная женщина. А о ком вы думаете? – Дюпейре бросил на Ахилла взгляд, полный отвращения. – О племяннице Женевьевы? – Он крякнул. – Ради Бога, Д'Ажене, вы так суровы. Подумайте, Я ее дядя. Да она немного странная, но я никогда бы не назвал ее «эта». У вас исключительно утонченный вкус, месье граф, но я думаю, что она более чем достаточно интересна. – Дюпейре резко потянул Д'Ажене за куртку. – И немного больше, чем более чем достаточно. В общем, очень похожа на Женевьеву. Не так изысканна, конечно. И я сомневаюсь, что она может хорошо петь – никто не сравнится с моей Жен, когда она поет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49