— А зачем вам понадобился де Лаквиль? — не выдержал король, с любопытством разглядывая Брендана.
— Просто беспокоюсь за леди, вот и все, ваше величество, — пожал плечами Брендан. И тут же услышал, как судорожно вздохнул Уоллес, видимо, решивший, что его юный друг окончательно сошел с ума и собрался открыть всю правду будущему супругу своей возлюбленной. — Видите ли, пират клянется, что ему заплатили за то, чтобы он захватил судно, на котором плыла леди Элинор, и позаботился о том, чтобы ни во Франции, ни в Англии ее больше не видели.
— Эти англичане! — взорвался Филипп. — Сущие дьяволы! Но вы уверены, что это правда?
— Да. Я чувствую, ей грозит опасность.
— Тогда я спрашиваю еще раз: уверены ли вы, что пират не причинил ей зла? — грозно спросил король.
— Сир, де Лонгвиля больше всего интересуют деньги. Поэтому, думаю, он преспокойно взял предложенное ему золото, рассчитывая, что, доставив леди Элинор жениху, получит еще более крупную сумму.
— Стремиться к выгоде вовсе не грех, — пробормотал Филипп, — но англичане… Ладно, расскажите об этом моему другу де Лаквилю, да предупредите, чтобы он берег свою леди пуще глаза.
— Именно об этом я и думал, сир, — кивнул Брендан.
Ален де Лаквиль принадлежал к числу тех немногих, кого Брендан не только уважал, но которыми искренне восхищался. Впервые им довелось встретиться на поле битвы, когда они с Уоллесом прибыли во Францию, еще чувствуя на губах горечь поражения при Фолкерке. Уильям всегда был реалистом — убедившись, что армии его больше не существует, он обратился за поддержкой к старинному другу и союзнику — к Франции. К тому же хитрый шотландец отлично знал, что лучший способ доказать Филиппу свою преданность — это встать на его сторону в его вечных распрях с Эдуардом Английским.
Не хотелось ли ему в глубине души еще раз убедиться в том, что преклонный возраст графа и старые раны не позволят ему стать мужем Элинор в полном смысле этого слова, гадал Брендан, пробираясь закоулками дворца. Да, наверное, и это тоже. Он проклинал себя последними словами — ведь с самого начала он ни минуты не сомневался в том, что у них с Элинор нет будущего. И муки, которые он терпит сейчас, — лишь слабая расплата за его великий грех. Узнай кто-нибудь о том, что он посягнул на честь леди, — и его ждет медленная и мучительная смерть. Он опорочит не только себя — нет, он покроет несмываемым позором и имя Уоллеса, и то, за что все они сражались и умирали.
Какое он имел право подвергнуть опасности будущее Элинор? И не только потому, что она была душой и телом предана своей родине… Прежде всего она была невестой человека, которого он знал и уважал.
Увидев Брендана на пороге, де Лаквиль обнял его.
— Я ваш должник, сэр, и был бы счастлив сделать для вас все, что только в моих силах, — снова и снова повторял он, усадив Брендана в кресло и угощая его вином из собственных виноградников.
Шотландец вежливо пригубил, но постеснялся сказать, что с большим удовольствием отведал бы сейчас глоток доброго эля.
— Я бы и не заикнулся о награде, но ради своей страны бедные изгнанники будут рады принять ее, сэр.
— Большего удовольствия вы не могли мне доставить, — искренне отозвался де Лаквиль.
Апартаменты графа поражали роскошью. Затянутые гобеленами стены, великолепный, во всю стену мраморный камин, огромное окно, из которого открывался замечательный вид на собор Парижской богоматери, пышный балдахин над кроватью — все говорило о богатстве дома де Лаквилей. Брендан отвел глаза в сторону.
— Но я пришел не за наградой, сэр…
— Я в этом уверен, друг мой. Слишком хорошо я вас знаю.
— Благодарю за столь лестное мнение, сэр. Надеюсь, вы понимаете, что только бедственное положение заставляет нас принять ваш дар. Однако сейчас речь о другом. Думаю, вам стоит самому потолковать с этим пиратом, Томасом де Лонгвилем.
— Вот как? — По гневным ноткам в голосе графа можно было легко догадаться, что его и без того мучают подозрения. Да, обидчику Элинор не поздоровится, подумал Брендан.
— Вы меня не так поняли, Ален. Дело в том, что он рассказал нам странную историю. По словам де Лонгвиля, когда его посудина собиралась отплыть из Ливерпуля…
— Томас де Лонгвиль был в Ливерпуле?
— Представьте себе, сэр! У Длинноногого и без того немало забот, чтобы еще гоняться за пиратами. К тому же на побережье сколько угодно мест, где никому и в голову не придет задавать ненужные вопросы. Да и таверн там хватает.
— Продолжайте.
— Итак, неизвестный человек заплатил ему за то, чтобы де Лонгвиль взял на абордаж судно, на котором плыла леди Элинор, похитил ее, а потом сделал так, чтобы леди никогда больше не вернулась в Англию.
— Это правда?
— Де Лонгвиль клянется, что так оно и было. — Граф покачал головой.
— Единственный человек, которому это было бы на руку, — ее двоюродный брат, Альфред. Но именно он предложил мне взять ее в жены, поскольку у смертного ложа ее отца дал ему слово устроить судьбу Элинор. — Немного помолчав, граф продолжил: — Вряд ли мне пришло бы в голову жениться на ней — ведь я уже стар. Элинор я знал еще ребенком, качал ее на коленях… но, любя ее как собственную дочь и в память старинной дружбы, которая связывала меня с ее покойным отцом, я был рад дать ей все, что в моих силах.
— Леди Элинор — красивая женщина и очень предана вам, — услышал вдруг Брендан собственный голос.
— Мы будем вечно благодарны вам, сэр, — торжественно заявил де Лаквиль.
Брендан невольно отвел глаза в сторону.
— Буду рад и впредь служить вам, граф, — неловко пробормотал он.
— Клянусь, что, вернувшись в Англию с леди Элинор, не успокоюсь до тех пор, пока не разыщу того мерзавца, который затаил на нее зло.
— Тогда я спокоен за леди Элинор. Она в надежных руках.
Хотя аудиенция у короля продолжалась всего несколько минут, Элинор сразу поняла, почему его прозвали Филиппом Красивым. Он и вправду был на редкость хорош собой. Филипп принял Элинор в своих личных покоях. Она увидела королеву Иоанну и всех его детей, ее представили юной Изабелле, которой вскоре предстояло стать женой старшего сына и наследника Эдуарда Английского и в один прекрасный день надеть корону Англии. Был там и Людовик Наваррский, которому предстояло наследовать корону после смерти Филиппа, и его младшие братья Филипп и Карл.
Королева Иоанна ласково поманила к себе Элинор. Она давно уже сгорала от желания увидеть нареченную графа де Лаквиля и услышать о ее захватывающих приключениях во время плавания. Любопытство королевы было еще больше подогрето известием о золоте, которое кто-то заплатил за исчезновение Элинор.
— Похоже, Брендан… сэр Брендан уверен, что к этому приложил руку кто-то из моих родственников. Но они на это не способны. Скорее уж, кто-то из шотландцев… возможно, родственник того, кто был убит при Фолкерке, решил расправиться со мной таким образом.
— В общем, это возможно. Но ведь и из рук пирата вас вырвали тоже шотландцы, — напомнила королева.
Ужинали они вдвоем с Аленом, в покоях Элинор. Она, изо всех сил стараясь держаться непринужденно, болтала без умолку.
Ален молча следил за ней.
— Ты с легким сердцем дала согласие на этот брак, дорогая? — спросил он вдруг.
Сердце Элинор ухнуло в пятки.
— Да… конечно.
— У меня вчера был один человек.
— Вот как?
— Да. Брендан. — О!
— Чудесный юноша.
— Возможно. Для врага.
— Ты по-прежнему считаешь его врагом?
— Он шотландец. Они разграбили замок Клэрин. Живьем сожгли моих людей.
— По его приказу? — Нет.
— А ты знаешь, что в таких случаях творили англичане? Под Бериком, в присутствии самого короля, была устроена настоящая резня.
Элинор отложила вилку — слова Алена лишили ее всякого аппетита. Но тот, казалось, ничего не замечал.
— Похоже, он весьма неравнодушен к тебе, — продолжал Ален.
— Он неравнодушен к Шотландии!
— Да, это так. А как насчет тебя, дорогая?
Элинор вдруг почувствовала, как предательски загорелись ее щеки. Интересно, что Брендан наговорил Алену, возмущенно подумала она. И тут же поняла, что Брендан и словом не обмолвился о том, что было между ними. Право решать в этом случае принадлежало Элинор.
— Он — скотт!
— Вот, оказывается, как все просто! — мягко улыбнулся Ален.
Откинувшись на спинку кресла, он посмотрел Элинор в глаза.
— Я уже очень стар, ты знаешь.
— Вы ведь с королем Эдуардом ровесники. А он женился на шестнадцатилетней сестре Филиппа Французского.
Ален улыбнулся.
— Да, мы ровесники. Но я… э-э… далеко не в такой хорошей форме.
— Не надо так говорить!
— Просто я хочу, чтобы ты знала, что я не такая уж удача для тебя, милая.
— Перестаньте, Ален! Вы умный, добрый, хороший… Он наклонился к ней.
— Я не смогу тебе дать того, чего ты вправе ожидать. — Элинор оцепенела. Ален снова улыбнулся.
— Через несколько часов мы дадим друг другу клятву у алтаря. И после этого я буду вправе ожидать от тебя безусловной верности.
Поежившись, Элинор глотнула вина.
— Это я вам обещаю.
— Но, дорогая моя, радости брачной ночи не для нас с тобой.
— Я не…
— Не понимаешь? Видишь ли, дело не только в старости, Элинор. Многие годы меня пожирает сифилис, но это тайна, которую ты унесешь с собой в могилу. На людях я стараюсь держаться. Но исполнять супружеские обязанности я не в состоянии.
Он замолчал, пытливо вглядываясь в ее лицо. А Элинор изо всех сил старалась скрыть охватившую ее радость. Конечно, она поклялась стать ему хорошей женой, но при мысли о том, что придется лечь в постель с Аленом, у нее в груди все переворачивалось. И не потому, что она не любила его. Просто она хотела другого мужчину… Того, кто был врагом ее родины.
— В лучшем случае, — продолжал Ален, — я могу прожить еще пару лет. Но пока в моих силах дать тебе все, в чем ты нуждаешься: средства, чтобы восстановить Клэрин, обрести независимость, а со временем выбрать себе мужа по сердцу.
Элинор затрясла головой.
— Но…
— Лекари уверяют, что долго я не проживу.
— Не надо так говорить! — взмолилась Элинор. — Вы очень дороги мне…
— Ты говоришь это от души?
— И от всего сердца!
Подойдя к ней, Ален опустился на одно колено и взял ее руки в свои.
— Каждая минута, которую мне суждено провести с тобой, станет для меня бесценной.
— Клянусь вам, сэр…
— Не надо клятв. Я знаю, что ты любишь его. — К глазам Элинор подступили слезы.
— Я… нет! Я не могу…
— Не надо. Ты можешь, и ты имеешь на это право. Только не теперь. Он уедет с Уоллесом, и одному Богу известно, сколько еще эта глупая молодая голова будет держаться на его сильных плечах. Пусть то, что связывает вас, останется вашей тайной. Что было, то было. Но я гордый человек, и после того, как мы поклянемся в верности, ты обязана хранить ее, пока я жив. Ты поняла меня, Элинор?
Давясь слезами, она коснулась серебряной гривы его волос.
— Я никогда не позволю себе причинить вам боль.
— Знаю. И я тоже, дорогая. Но пока…
— Сэр, клянусь, я делаю это по доброй воле… я буду вашей женой, вашей графиней и хозяйкой в Клэрине.
— Я уверен в этом, Элинор. Ну а теперь помоги старику подняться на ноги. Я бы хотел направиться к себе, миледи.
Не успел он уйти, как в комнату влетела Брайди и снова застрекотала о том, как благороден и добр старый граф и как чудесно, что Элинор наконец в безопасности. За своей болтовней она даже не заметила, что хозяйка ее не слушает.
— Подумать только! — Брайди осенила себя крестом. — А я-то уже не сомневалась, что нашей могилой будет море!
Приготовив для Элинор ночную рубашку, она принялась причесывать ей волосы.
— Еще что-нибудь, миледи?
— Нет, Брайди, спасибо. Я очень устала.
— Тогда доброй ночи, миледи.
Брайди, выскользнув за дверь, неслышно прикрыла ее за собой. Элинор откинула одеяло и забралась в постель.
Она долго лежала с широко раскрытыми глазами. Вдруг ей показалось, что где-то рядом тихонько хлопнула дверь.
Сердце у нее екнуло. Подскочив на постели, Элинор бросила взгляд на дверь своей спальни, но та была плотно закрыта. Выходит, это Брайди…
Брайди…
Скорее всего она отправилась на свидание со своим любовником… этим пиратом.
Элинор со вздохом снова вытянулась на кровати.
Шли часы. Она долго лежала без сна.
Глава 11
Шотландцам отвели дом неподалеку от дворца. Туда и приехал Джон Баллиол повидаться с Уоллесом.
Уильям мужественно, ничего не утаивая, поведал низложенному королю о том, что произошло за это время в Шотландии.
— Все потеряно, — вздохнул Баллиол. Это был худощавый человек, с узким, еще нестарым лицом, на котором перенесенные им испытания оставили глубокий след.
— Ничего еще не потеряно! — рассердился Уоллес. Брендан стиснул зубы. Как только Уоллес не видит, что они сейчас ведут борьбу, которая заранее обречена на поражение, куда более тяжелое, чем битва при Фолкерке?! Он втиснулся между Уоллесом и Баллиолом.
— Сир, вы не учитываете силу духа ваших подданных…
— Зато я знаю жадность и продажность предводителей кланов и не сомневаюсь, что многие из робости или потому, что свыклись с этой мыслью, уже готовы преклонить колени перед Эдуардом, — буркнул Баллиол. — Я виделся и с Брюсом, и с Коммином — оба готовы перегрызть друг другу глотку, лишь бы завладеть троном! Я знаю тех, кто клялся в верности Шотландии, а через минуту уже сражался по другую сторону в надежде получить жирный кусок, который так охотно швыряет предателям Эдуард!
— Иисус, Мария и Иосиф! — возмутился Уоллес. — Великие битвы требуют великих жертв!
— Может быть., . — пробормотал Баллиол. — Сэр Уильям, у вас остались еще преданные люди, но они не в состоянии забыть горечь поражения при Фолкерке. А бароны не намерены идти за вами…
— Вы не правы. Я знаю многих знатных людей, кто готов отдать всю свою кровь до последней капли, чтобы прогнать англичан с нашей земли! Надо просто иметь мужество, Джон, и тогда…
Баллиол опустил голову.
— Я принял присягу на верность Эдуарду. И отрекся от трона. Теперь я не смогу смотреть своим соотечественникам в глаза…
Уоллес пристально посмотрел на Баллиола.
— Еще не поздно, сир!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44