Уоллес и его люди были счастливы вновь скрестить оружие с англичанами ради славы Шотландии. Их отвага и доблесть порой казались немыслимыми.
Теперь Гасконь наконец принадлежала Филиппу. Он получил ее назад, отдав свою сестру Маргариту Эдуарду, которому она стала второй женой. Король Англии — и это признавали даже его враги — обожал свою первую супругу, Элеонору Кастильскую. Скорбь его была велика, но он был король и его долг состоял в том, чтобы дать Англии новую королеву. Филипп, конечно же, тщательно взвесил все выгоды от этого брака. Эдуард был уже немолод и прожил трудную жизнь. Его молодая жена вряд ли сможет подарить ему наследника, да и править страной в качестве вдовствующей королевы ей тоже едва ли придется. Может быть, Маргарите вообще не суждено было долго носить венец королевы Англии. Так что очень скоро начались иные переговоры, речь в которых шла уже о дочери Филиппа Красивого, Изабелле, — она предназначалась в жены старшему сыну и наследнику Эдуарда. В этом союзе Филипп видел будущее обеих держав. Его внуки станут править не только Францией, но и Англией, с глубоким удовлетворением думал он.
Филипп Французский не отдал Эдуарду руку своей самой красивой и самой любимой сестры, заменив ее Маргаритой, которая была намного его моложе. Ей было всего шестнадцать — прелестная, обворожительная девочка; свойственное ей прямодушие казалось восхитительным в столь юном существе. А Эдуард… он был много старше. И это доставляло Филиппу неизъяснимое наслаждение; пусть Эдуард Английский выше ростом, зато он, Филипп, моложе. Жизнь казалась ему удивительной и прекрасной. Кровопролитные войны могли быть прекращены единым росчерком пера — или брачным венцом. Собственно говоря, что могло скрепить мирный договор прочнее, чем династический брак?
Благодаря сестре он вернул Гасконь. И тут же подписал еще один договор. Так и должно было быть. И все же…
Все же, несмотря ни на что Филипп будет счастлив приветствовать Уоллеса — смертельного врага собственного зятя — при своем дворе. И плевать ему на договор, что он недавно подписал! Он продемонстрирует всему миру, что не забыл ни этого человека, ни его верную службу. И потом, разве он, Филипп, не король Франции?!
— Итак, сир, я жду вашего приказа, чтобы ехать в Кале.
— Насколько я слышал, этот пират… де Лонгвиль в основном нападал на английские корабли, — протянул король.
Бреслу осторожно откашлялся.
— Да, сир. По-моему, ему довелось взять на абордаж еще парочку «испанцев», но, похоже, этот негодяй питает уважение к флагу той страны, где он появился на свет.
— Стало быть, прощение ему будет даровано.
— А шотландцы?
Оттолкнув кресло, Филипп встал.
— Всегда рад видеть их при своем дворе. И нужно дать знать графу де Лаквилю, что его нареченная вскоре будет здесь в целости и сохранности. И… — король заколебался, — к тому же низложенный король Шотландии Джон Баллиол живет неподалеку. Придется пригласить ко двору и его. — В голосе его сквозила нотка легкого презрения.
Большинство баронов были согласны, что Баллиол имеет все права на шотландский трон, поскольку все претенденты были потомками сестры короля Дэвида, а Баллиол был отпрыском самой старшей из ветвей. Но худшего выбора они не могли сделать — Баллиол не был дурным человеком, просто он был слаб по натуре. Первая же его попытка сесть на трон была решительно пресечена Эдуардом Английским. Он был низложен и бежал в Рим под покровительство папы. Теперь он жил во Франции и был совершенно счастлив. Во имя его лилась кровь, а он чувствовал себя куда лучше изгнанником во Франции, чем королем в Эдинбурге. Баллиол стал бы никудышным королем — в нем нет ни благородства Уоллеса, ни хитрости и коварства, присущих Роберту Брюсу.
— Мы будем счастливы приветствовать нашего доброго друга Уильяма Уоллеса, мы готовы даровать прощение пирату и щедро наградим молодого человека, сподвижника Уоллеса, который спас нареченную нашего доброго слуги Алена де Лаквиля, и лично проследим за тем, чтобы они благополучно воссоединились.
Бреслу низко склонился перед королем.
— Как прикажете, сир.
Когда за Бреслу закрылась дверь, король вновь уселся в кресло и с улыбкой поднес к губам бокал с вином. Хорошее вино, хоть и немного молодое.
«Надеюсь, — подумал он про себя, — Эдуарду донесут об этом. Представляю, в какое бешенство он придет! Но что было делать несчастному королю?» — усмехнулся Филипп. В конце концов, эти шотландцы вызволили из беды знатную английскую леди и доставили ее во Францию, к жениху. Даже королю приходится иногда подчиняться обстоятельствам. Эдуарду придется это понять. Да, придется. И все же он будет в ярости.
Филипп захохотал. Только представить себе, как будет бесноваться Эдуард! Как бы беднягу не хватил удар!
А похитители Элинор, которых она считала худшими из образцов человеческой породы — ворами, грабителями и убийцами, как оказалось, вовсе не были ими.
Ha следующее утро статная Элен деликатно постучалась к ней.
— Графиня, вы уже проснулись?
Элинор юркнула под одеяло, но Элен и не думала входить.
— Миледи, мы должны, конечно, позаботиться о вашей безопасности, но мне пришло в голову, что вам было бы интересно полюбоваться Кале.
— Простите?.. Элен рассмеялась.
— Королю уже дали знать о вашем приезде; думаю, он пришлет для вас охрану. Конечно, отпустить вас одну немыслимо — тут полным-полно всяких головорезов. А вот в сопровождении королевского эскорта — пожалуйста!
— О да, конечно! Но мне нужно принять ванну и переодеться.
— Само собой! Я принесу вам воды. И скоро прибудут и ваши сундуки.
Элинор слышала, как Элен сбежала по лестнице, и вновь зарылась лицом в подушку, раздумывая над тем, что она наделала. Однако Элинор не чувствовала за собой вины — то, на что она решилась, было единственно возможным, ведь она не могла не догадываться, что за жизнь ее ждет с графом. Она станет Алену хорошей женой, Клэрин вновь будет процветать, а сама она превратится в почтенную матрону. Все это было известно заранее. Конечно, она по-прежнему ненавидит шотландцев… и все же…
Что-то все утро не давало ей покоя. «Запомни, — плакала ее душа, — запомни каждое мгновение этой ночи, каждое его прикосновение, каждый поцелуй, его голос, его шепот, его губы на твоих губах… жар его сильного тела…»
Элинор и сама не хотела забывать… но что за жизнь она уготовила себе, Боже милосердный! Никакая пытка не сможет сравниться с тем, что придется пережить ей, когда перед ее глазами будет вечно стоять лицо Брендана!
— А вот и вода! — Элен поставила на сундук большой кувшин и таз. — Я не стану вас торопить. — Она ласково улыбнулась. — А ваши сундуки уже несут.
Элинор еще глубже зарылась в одеяло — какой-то незнакомый юноша внес в комнату два ее сундука и тут же исчез вместе с Элен.
Она вылезла из-под одеяла и слегка поежилась, когда холодный воздух коснулся обнаженного тела. Потом умылась. По спине ее пробежала дрожь, но уже не от холода. Элинор почувствовала, что хочет его еще сильнее, чем прежде. Яростно растирая лицо полотенцем, она в который раз заставила себя взглянуть в лицо жестокой правде. Брендан — бездомный изгнанник, лютый враг ее короля и один из тех, кого она так ненавидела. Всю свою жизнь этот глупец станет следовать за Уоллесом — пока вместе с ним не сложит голову на плахе! Такова жизнь. Но самое главное — то, что между ними нет ничего общего, кроме верности, которую каждый из них хранил своему сюзерену. Они будто принадлежат разным мирам. Да и потом, напомнила себе Элинор, она ведь даже его не любит; он обманул ее, жестоко посмеялся над ней, и она…
А она бросилась ему на шею.
Элинор застыла, призывая на помощь гордость. Это ведь была не обычная игра. Филипп прислал за ней — сам король! Она обручена с французским графом. Ставки слишком высоки.
В дверь снова постучали.
— Леди Элинор?
— Я готова.
Лучше держаться подальше, в который раз напомнил себе Брендан. Скоро здесь будет королевский посланец с эскортом от Филиппа и повелением явиться ко двору. Шотландцы знали, что весть об их прибытии в Кале уже достигла Парижа — об этом позаботился Уоллес. Все шло неплохо: несмотря на нынешнее перемирие с Англией, Филипп вряд ли упустит шанс снова подложить свинью Эдуарду.
Он должен держаться от нее подальше. Не в его силах что-либо изменить.
Анна-Мари сказала ему, что Элинор у себя в комнате. Поднявшись по лестнице, Брендан остановился перед закрытой дверью, решив постучать. Не дожидаясь ответа, он нетерпеливо толкнул дверь и осторожно прикрыл ее за собой.
Она стояла у окна, и он замер, ослепленный ее красотой. Как всегда, голова ее была не покрыта, и солнечные лучи, вливаясь в окно, играли в золотистых распущенных волосах, окружая ее сияющим нимбом. У Брендана перехватило дыхание; он вдруг почувствовал, что дрожит всем телом. Всего одна ночь, уныло подумал он, и вот при одном только взгляде на эту женщину у него, изгнанника, подгибаются колени.
Элинор слышала, как он вошел, но не обернулась. Он подошел и стал рядом с ней у окна.
Но даже не протянул руку, чтобы коснуться ее.
— Я же предупреждал — никаких упреков, — прорычал он и сам неприятно поразился тому, как жестко прозвучали его слова.
Наконец она обернулась. Глаза ее мрачно сверкали.
— Разве я упрекаю тебя?
— Король уже извещен…
— Да, я знаю.
— Так что ты в безопасности. Скоро будешь там, куда так хотела попасть.
— Знаю.
— Слава Богу, а то я уж начал гадать, не собираешься ли ты снова выпрыгнуть из окна! Она слабо улыбнулась.
— Нет. — И, вскинув голову, в упор взглянула на Брендана. — Я ни о чем не сожалею. Но я устала от того, что твои люди постоянно перешептываются у меня за спиной.
Сделав вид, что озяб, Брендан молча отошел к камину и протянул к огню руки.
— Ежели вам не угодно разговаривать со мной, больше не задерживаю!
Он дернулся, как от удара хлыстом. Этот тон, этот надменный голос… Элинор ясно дала ему понять, кто она — знатная дама, графиня…
Он обернулся.
— Миледи, не смейте разговаривать со мной подобным тоном!
— Мне достаточно пришлось вытерпеть от вас, и мой тон не должен вас удивлять!
— Вытерпеть? — удивился он.
Элинор имела неосторожность покраснеть, но не опустила глаз.
— Я очень хочу поговорить с тобой. И с графом де Лаквилем.
— Что?! — выдохнула Элинор. Брендан мог бы поклясться, что заметил, как в ее глазах мелькнул страх.
— Дело в том, что де Лонгвилю в Ливерпуле кто-то заплатил, чтобы он захватил судно, на котором ты плыла. Заплатил за тебя.
— Не понимаю…
— Я не говорил тебе этого, поскольку сам не верил. Это могло оказаться ложью. Но поскольку ты собираешься выйти замуж за де Лаквиля и вернуться в Клэрин, ты должна знать, что тебя, возможно, подстерегает опасность.
— Сэр…
— У вас есть враги, миледи.
— Ты хочешь сказать, что кто-то заплатил де Лонгвилю, чтобы он захватил мой корабль?! Но что ему было нужно?
— Чтобы ты исчезла.
— Ложь. Причем грубо состряпанная!
— У де Лонгвиля нет причин лгать.
— Если у меня и есть враги, так это шотландцы. Те, кто проливает кровь в приграничных землях, те, с которыми я сражалась.
— У де Лонгвиля нет причин лгать.
— Де Лонгвиль — грабитель и пират!
— Но не убийца.
— Да? И значит, он не собирался меня убивать? — с нескрываемым сарказмом спросила Элинор.
— Нет. Он пират, но при этом деловой человек. Взвесив все, он пришел к выводу, что получит куда больше, если доставит тебя к графу де Лаквилю, — сохранит заплаченный ему аванс, да еще получит награду. Пираты, видишь ли, привыкли плавать в бурных морях. Если бы не это, ты могла бы провести остаток жизни в каком-нибудь гареме. Блондинка, да к тому же красивая, — о, на любом невольничьем рынке за тебя бы дали огромную цену!
Элинор смотрела на него не веря собственным ушам. Потом, подойдя к двери, распахнула ее.
— Убирайтесь, сэр Брендан!
Но Брендан, будто не слыша, скрестил на груди руки и снова уставился на огонь.
— Ты хотела узнать правду. Я рассказал тебе все. Тебе угрожает опасность от руки кого-то из твоих близких.
Элинор затрясла головой.
— Нет… ты не понимаешь! Останься я старой девой, я бы ни для кого не представляла опасности. Ведь если я не выйду замуж и умру бездетной, все, что мне принадлежит, вернется…
— Вздор! Нам обоим хорошо известно, что в этом случае сам король подыскал бы тебе подходящего жениха. Графиня, с огромными землями, которые она может передать по наследству, к тому же молодая, способная иметь детей и красивая… ты думаешь, ваш король упустит такой шанс? Он бы сам сделал за тебя этот выбор, если бы ты не опередила его, обручившись с де Лаквилем!
Элинор задыхалась от бешенства.
— Мои двоюродные братья не просто хорошие рыцари, они ко всему прочему еще отличаются благородством и умом!
— Кого ты стараешься убедить: меня или себя? — осведомился Брендан.
— Я просто констатирую факт. — Так же как и я.
— Может, ты все-таки будешь так любезен и уберешься отсюда?
Он подошел к ней. Совсем близко, так что чувствовал исходивший от нее аромат. Но по-прежнему не сделал даже попытки коснуться ее. Элинор прижалась к стене.
Брендан был так близко, что ему казалось, он слышит, как бьется ее сердце. Протянув руку, он тихонько прикрыл дверь.
Глаза Элинор широко раскрылись.
— Само собой, я дам знать графу де Лаквилю.
— Он рассмеется тебе в лицо.
— Неужели?
— Он знает мою семью.
— Он умный человек.
— Ты же смеялся над тем, что он стар и выжил из ума.
— Да, он стар. Но он еще не впал в детство. Элинор опустила глаза. Голова ее поникла. Брендан приподнял ей подбородок.
— У нас не так уж много времени.
— Ты лжец! Лжец, негодяй… словом, настоящий скотт!
— Вот тут ты не ошиблась!
— Ты… ты самый ужасный человек из всех, кого я знала!
Дыхание Элинор участилось.
— Прошу прощения, — мягко сказал Брендан, — но я такой, какой есть, и не смог бы измениться, даже если бы и хотел.
— Я… ты… я ненавижу тебя! Всей душой ненавижу! Ты чудовище! Шотландец!
— По-твоему, это одно и то же?
— Так оно и есть!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44