— Расскажи нам о новом спектакле! — крикнул один из актеров.
Йоши встал на ноги и раскинул руки. Громким голосом он объявил:
— ; Я буду играть бога Хайя-Суса-но-во. Возвратившись на землю, будучи изгнанным с небес, бог встречает старика, которого будет играть наш руководитель Охана, и старуху, которую будет играть Уме…
— О нет, я не смогу, — Уме вспыхнула и прикрыла лицо.
Йоши, не обращая внимания на ее слова, продолжал:
— Здесь же находится красивая девушка, которую играет Аки. Старик и старуха плачут, потому что восьмиголовый змей Коси много лет назад съел их другую дочь; змей теперь должен явиться за красавицей — их последним ребенком. Старик сообщает Хайя-Суса-но-во, что он — Асинадзучи, сын бога горы, и поет песню, описывающую восьмиголовое чудовище. Его глаза красны, как зимняя вишня; его тело с восемью головами и восемью хвостами простирается через восемь долин и восемь холмов и покрыто соснами и кедрами.
Йоши глубоко вдохнул и драматически возвысил голос:
— С разрешения Асинадзучи Хайя-Суса-но-во забирает дочь и превращает ее в гребень, который втыкает в свои волосы. Он велит старой паре сварить сакэ восьмикратной крепости и налить его в восемь лоханей, а лохани поставить у восьми калиток-рей в огромном заборе. Змей появляется и выпивает сакэ, пьянеет и ложится, а Хайя-Суса-но-во достает клинок и убивает его. Разрубив тело чудовища, бог находит внутри него огромный меч под названием Кусанаги, покоритель трав, и сообщает о своей находке Аматерасу, богине солнца.
Труппа молчала, потрясенная замыслом Йоши.
Первым заговорил Коэцу.
— Что же будут делать акробаты? — спросил он.
— Вы будете изображать восьмиголовое чудовище Коси, двигаясь вместе, как один человек.
Лицо Коэцу расплылось в лучистой улыбке. Ито вскочил на ноги.
— Блестяще, — сказал он. — Я сразу же начну писать музыку. Я уже слышу рокочущую песню чудовища, которую подхватят басовые барабаны и бива, и противостоящую ей тему Хайя-Суса-но-во, которую поведут флейты.
Йоши сказал:
— Мы должны хорошо поработать, чтобы не ударить в грязь лицом в Киото. Столица открыта нам! Вскоре мы будем играть для императора!
Когда труппа зааплодировала, он мысленно добавил: «А я буду близок к выполнению моей миссии. Кисо заплатит за содеянное!»
Акробаты вошли в Киото за неделю до предусмотренного расписанием открытия. Они развесили на перекрестках афиши с рекламой труппы Оханы и предлагаемой программой работы. Остальные артисты прибыли в столицу под вечер. Накануне спектакля они вошли в город без обычной помпы и разместились в здании театра. Их молчаливое появление в городе вызвало жестокую ссору между Йоши и Оханой.
— Комедианты всегда оповещают о своем прибытии прыжками акробатов. Как иначе люди могут узнать, кто мы такие? — бушевал Охана.
— Охана, это Киото, Наши афиши висят здесь уже неделю. Находясь под гнетом Кисо, столица видела мало развлечений. Горожане ждут нас.
Лицо Йоши не выражало никаких эмоций, но ему стоило огромных усилий подавить раздражение. Глупость и жадность хозяина труппы могли поставить под угрозу планы Йоши. Он спрашивал себя, стоит ли держаться за этого человека? Может быть, ему следует сосредоточить все внимание на Кисо и бросить напыщенного болвана Охану на произвол судьбы? Нет! Он не ссорился с труппой. Актеры его друзья! Йоши должен быть терпеливым.
— Суруга, откуда ты знаешь, что люди ждут нас? Еще не поздно ударить в барабаны! Я заплачу! — Охана захныкал.
— Охана, доверься мне. Твоя клоунада отпугнет публику. Мы должны считаться с эстетическим чувством зрителя, чтобы снискать расположение горожан, а с ним славу и богатство.
— Но давай все-таки пустим по улицам акробатов, чтобы возбудить у людей аппетит!
— Никаких акробатов!
— Отец, Суруга прав. Мы должны доверять ему! Аки влюбилась в свою новую роль и была готова принять все, что предлагал Йоши.
Охана также неплохо смотрелся в своей роли, но его терзало, что с ним обращаются как с простым актеришкой. Он с прискорбием осознавал, что все управление театром перешло в руки Йоши, который использует труппу для достижения своих таинственных целей.

ГЛАВА 73
Премьера пьесы «Хайя-Суса-но-во» состоялась на второй вечер новогодних торжеств. Несмотря на холод, театр был полон. Колеблющееся пламя светильников покрывало призрачными тенями черные стропила потолка. Хорошо освещенная дорожка вела из центра зрительного зала прямо на сцену; актеры пользовались этим путем. Музыканты, сидя со скрещенными ногами, наигрывали увертюру перед задником с одинокой сосной. Хор в костюмах и масках выстроился по краям приподнятой деревянной эстрады.
Основная часть публики сидела полукругом под открытым небом. Дворяне и дамы пятого ранга и выше располагались в особой двухэтажной крытой галерее. Шорох зимних халатов и кимоно смешивался с монотонным пением хора:
Вот Хайя-Суса-но-во,
Вот Хайя-Суса-но-во,
Он пришел к нам с небес,
Держа божественный меч
Хайя-Суса-но-во,
Со священных небес,
Держа божественный меч,
Держа божественный меч!
Так пела одна половина хора, другая повторяла строчку: «О, как я мечтаю о божественном мече» — контрапунктом.
Голоса гулко разносились по всему зданию театра, отраженные акустическими устройствами.
Коэцу пел из-под ханниа, маски демона, изображающей восьмиголового дракона. Охана носил маску старика, а Уме — маску старухи. Остальные актеры наложили на лица сценический грим. Йоши, выступавший в качестве кими, корифея хора, был одет в полное боевое облачение Хайя-Суса-но-во.
Охана дрожал под маской, больше от нервного напряжения, чем от холода. Представление было, по его мнению, обречено на провал. Он привык к шумной, буйно веселящейся толпе, которую акробаты вдохновляли на смех и грубые шутки. Эта публика, сидящая тихо, единственным признаком жизни которой был шелест шелковых одежд, пугала толстяка.
Хайя-Суса-но-во шагнул вперед и стремительным движением выхватил меч. Он топнул правой ногой, наклонил тело, расставив ноги и сжав колени, будто охватив ими крутые бока могучего коня:
На краю реки небесной,
Вековечной, быстротечной,
Собрались на встречу боги
Обсудить дела земные…
Представление началось. Охана затрепетал. О, Будда! Зачем он позволил этому бродяге командовать его труппой! Достичь таких высот и разрушить все в одночасье!
Охана прерывистым голосом бормотал слова текста! Отчаяние, которое он чувствовал, предвидя провал спектакля, придавало облику его героя черты подлинной трагичности.
Когда появились акробаты в образе восьмиголового чудовища, публика затаила дыхание, а когда Хайя-Суса-но-во, продемонстрировав блестящую игру с мечом, наконец отрубил змею голову, тишина взорвалась восторженными аплодисментами.
Маска спасла Охану от принародной потери лица. Он стоял онемевший, разинув рот, не в силах произнести ни слова. Им понравилось! Они рукоплещут! Представление прошло успешно! Театр спасен!
За ужином червь ревности зашевелился в душе главы компании «Дэнгаку». Труппа толпилась вокруг Йоши и Аки, игнорируя Охану. Он пытался скрыть свои чувства, криво улыбаясь, размахивая чашей с сакэ.
— Тост! Я хочу сказать тост! — кричал Охана.
— Тише, все, — сказал Йоши. — Наш директор хочет провозгласить тост.
Кто-то хихикнул. Насмешка не прошла мимо Оханы. Он почувствовал во рту горький привкус желчи.
— Пью за Суругу! Я хорошо обучил его. Он неплохо поработал под моим руководством! — напыщенно произнес толстяк, сильнее, чем когда-либо, напоминая ощипанного петуха.
— Ты обучил его?! — выкрикнул пьяный актер. Йоши жестом утихомирил буяна.
— Сегодня ночь нашего триумфа. Без Оханы не было бы театра. Мы все обязаны ему!
— Тебе, а не Охане! — крикнул один из недавно нанятых музыкантов.
— Хватит, — сказал Йоши. — Я поднимаю тост за директора величайшей актерской труппы десяти провинций. За Охану и его прекрасную дочь, Аки!
Он поднял чашу и выпил. Компания свистела и аплодировала.
Вторую чашу опрокинули за гимнастов, потом пришел черед музыкантов, потом…
Йоши не был приверженцем сакэ, но он из вежливости не мог отказать друзьям. Он пил… и пил.
Боги! Почему так трудно поднимаются веки?
Йоши открыл глаза. Он тупо смотрел на бамбуковую планку, стучавшую по решетке окна. Сквозняк, раскачивающий ставни, принес из соседней комнаты слабый запах зеленого чая. Слуха его коснулись ржание лошадей, скрип повозок, говор людей. Звуки медленно проникали в сознание. Постепенно он сосредоточился.
Он находился в своей комнате на постоялом дворе. Йоши вспомнил вчерашнее и застонал. Как он мог забыть? Голова великого артиста пульсировала, рот был словно заткнут набедренной повязкой борца сумо. Он тяжело вздохнул.
— А, великий Суруга наконец проснулся, — сказала Аки с другой стороны ширмы.
— Амида! Наверно, уже полдень. Что со мной?
— Об этом же и я спрашиваю себя. Я думала, мы сможем вместе отпраздновать наш успех. Я пришла к тебе… но твердый, как железо, Суруга стал мягок, как шелковое оби. Я не смогла разбудить тебя…
Йоши подумал о Нами, об их недавнем свидании… Зачем Аки здесь? Низкий гортанный голос красавицы вызывал отвращение.
Йоши резко сел в постели и вновь застонал.
— Дай мне чая. Мне нужно кое-что сделать!
— Никаких дел сегодня. Мы теперь нуждаемся в отдыхе больше, чем в репетициях.
Аки вошли к нему с чашкой ароматного напитка. Йоши с жадностью припал к нему. Боги, что за ужасный вкус!
— Думаю, ты права, — сказал он, немного отдышавшись. — Нам нужно несколько часов отдохнуть. Артисты вчера превзошли себя. Сегодня, наверно, все находятся на седьмом небе от счастья.
— За исключением моего отца, — сухо сказала Аки.
— Я думал, он счастливее всех.
— Я лучше знаю его. Он теперь разрывается между радостью и завистью.
Йоши нахмурился, обхватив разламывающуюся голову.
— Я хвалю его больше, чем он того заслуживает.
— Именно поэтому он и сердит.
Аки приготовила еще чая. Движения ее были аккуратны, изящны, ловки. От женщины исходили возбуждающие токи.
Подавая чашку, она сказала:
— Забудь о моем отце. Давай воспользуемся нашей свободой. — Аки улыбнулась, призывно облизнув губы.
Йоши поморщился.
— Я очень устал, — сказал он. — Почему бы тебе не присоединиться к остальным и не погулять по городу, пока я наберусь сил?
Рот Аки сжался.
— Киото дурно влияет на тебя, Суруга! Ты то слишком устаешь, то слишком занят. Ты сердишься на меня? Я чем-нибудь обидела тебя? — Голос актрисы стал резким.
Йоши попытался успокоить девушку. Нет, конечно, она ничего не сделала ему, но… Мужчина сбивался, путался, мямлил… Он не мог сказать любовнице о жене, о том, что чувствует себя перед ней виноватым.
Ох, Будда! Не стоит сердить Аки. Наверное, нужно сейчас приласкать ее, но сердце сопротивлялось позывам плоти.
Аки следила за Йоши уголком глаза. В выражении лица актрисы опять появилось что-то лисье. Все ясно! Любовник вновь отвергает ее. Ее, за которой ухаживают мужчины самых высоких рангов! Как смеет Суруга так бесцеремонно обращаться с ней?

ГЛАВА 74
На пятый день первого месяца 1184 года в императорском дворце Сэйрё-Дэн состоялась церемония новых назначений. Руководил ею Го-Ширакава и высочайшие министры Правой и Левой стороны. Император-отшельник восседал на своем китайском троне, завернутый в роскошную мантию августейшего синего цвета, подбитую аквамариновым шелком. Из-под мантии торчали яблочно-зеленые хакама. Круглое лицо Го-Ширакавы с внушительным носом хранило неопределенное выражение. Он бесстрастно рассматривал окружающих, еле приподнимая тяжелые веки.
Высшая знать, одетая в самые лучшие одежды, расселась по обе стороны от солнцеликого властителя. Придворные низших рангов томились стоя.
Церемония новых назначений была довольно утомительной процедурой для большинства собравшихся. Внимание дворян блуждало, монотонное бормотание чиновника сопровождалось тихим жужжанием разговоров. Однако последнее объявление взбудоражило всех. Кисо был назначен сегуном. Третьим сегуном за время существования Поднебесной!
Словно гром грянул среди ясного неба!
Назначение явилось для всех полной неожиданностью. Гул удивленных восклицаний взлетел к потолку. Дворяне знали, что Кисо и Го-Ширакава не ладят друг с другом. Что же заставило императора пойти на такой шаг? Особенно теперь, когда армия Йоритомо стучится в городские ворота, а войска Кисо близки к мятежу!
Когда шум утих, Го-Ширакава как ни в чем не бывало продолжил церемонию. Были розданы традиционные чаши вина, провозглашены соответствующие здравицы. Го-Ширакава с удовлетворением заметил, что некоторые дворяне придержали свои чаши, когда прозвучал тост за новоявленного сегуна. Старый хитрец улыбнулся, довольный собой. Он сдержал обещание, данное Кисо. Теперь он может требовать с горца полную стоимость монаршей милости.
Этой ночью по предложению Го-Ширакавы вновь назначенный сёгун направился в театр, чтобы отпраздновать свое повышение.
У входа в театр самураи Кисо сдерживали толпу зрителей, заворачивая восвояси тех, кто одет похуже. Охана оплакивал потерянные деньги. Йоши уверял его, что публика вернется сюда назавтра.
В конце дня Йоши разыскал Юкитаку. Он объявил, что на представлении будет присутствовать Кисо, но тем не менее Йоши не должен предпринимать никаких необдуманных поступков, Го-Ширакава не получил подкреплений, которых ждал от Йоритомо. Юкитака вручил Йоши письмо императора, перевязанное малиновый шелковой лентой. На тонком рисовом листе было начертано только одно слово: «Жди».
Музыканты грянули вступительный марш. Йоши нетерпеливо оглядывал зал. Его ожидание было вознаграждено. Кисо, окруженный верными ши-тенно, появился перед началом спектакля. Высокочтимые гости заняли почетные места на балконе.
Нижняя часть галереи была битком забита знатью. Императорские чиновники теснились в партере и толкали друг друга с несвойственной фамильярностью.
Слух об успехе «Хайя-Суса-но-во» распространился по столице, словно лесной пожар по склону Фудзи, Побывать в новом театре очень скоро стало считаться признаком хорошего тона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60