За спинами царственных особ возвышалась двустворчатая корейская ширма. Обе ее створки были квадратными, по три метра в высоту и ширину, и расписаны драматическими картинами: на левой был изображен Ад Авити, на правой — Западный рай.
Коремори присоединился к участникам танца и решительно повел их за собой, гордясь знанием его традиционных шагов.
Священники в белых шелковых одеждах и высоких золотисто-белых шляпах, завязанных лентой под подбородком, резко контрастировали с пестро одетой знатью. Их было около двадцати — служители основных храмов и алтарей Нары и горы Хией. Смешивая буддистские и синтоистские обряды, священники читали сутры и пели гимны во славу Будды.
За статуей были сооружены высокие подмостки, чтобы священники и знатные гости могли, поднявшись по ступеням, окропить водой голову божества и спуститься с другой стороны. Священники, произнося каждый отдельную молитву, по очереди зачерпнули воды из золотой трубки и свершили обряд омовения. Когда последний из них сошел с подмостков, Коремори повел вверх по ступеням светских участников празднества. Продолжая церемониальный танец, каждый из них почтительно поклонился, вылил на статую воду и занял заранее отведенное ему место возле императора.
Под руководством Го-Ширакавы участники праздника прочли «Сутру лотоса». После этого священники удалились, оставив знатных гостей праздновать одних. Музыкант завел на самисене мелодию «Был ли еще такой день», два актера, грациозно покачиваясь, сыграли пантомиму «Рождение Будды». Их красные блузы и широкие белые штаны приятно шуршали, когда танцоры меняли положение.
Множество чаш с сакэ пошли по рядам гостей. Каждый, пригубив напиток, произносил стихотворение. Коремори сложил такое:
Зал Рокухары
Вторит пению божьих слуг,
Что прославляют
Здесь золотого Будду
И его славных детей.
«Славными детьми» Будды были, конечно, собравшиеся здесь придворные и прежде всего род Тайра. Знатные гости захлопали в ладоши, а Го-Ширакава, который в продолжение всей церемонии имел мрачный вид, довольно кивнул, одобряя сочинителя.
Что бы ни делал Коремори — читал стихи, пел или танцевал, он не сводил глаз с помоста, ожидая знака. И наконец в награду за свое терпение он увидел, как его бабка, высунув костлявую руку из-за ширмы, дотронулась до рукава Мунемори. Тот отодвинулся в сторону, сердито фыркнул в надушенный платок, потом, поморщившись, повернулся к старому императору и что-то прошептал ему на ухо.
Го-Ширакава сделал вид, что не замечает Мунемори, и продолжал жевать сладкий пирожок. Коремори замер. Наконец, когда Мунемори побагровел от унижения, император встал и вытянул руки, привлекая внимание гостей.
Служитель ударял в китайский гонг, пока знатные гости не прекратили разговоры и не встали полукругом перед императорским помостом, ожидая объявления.
Голова Го-Ширакавы была чисто обрита и натерта душистыми маслами, как полагалось ему по сану. Поверхность ее ярко блестела в свете светильников. Крупный породистый нос резко выделялся на круглом лице императора. С вытянутыми руками, в алой придворной мантии, распахнутой так, что была видна подкладка из темно-красной камки, поверх белой шелковой нижней одежды и темно-фиолетовых широких штанов, Го-Ширакава на фоне корейских ширм казался зрителям, в зависимости от их положения, то воплощением Будды, то демоном грозного царя Эммы-О.
— Сегодняшняя церемония освободила нас от прежних грехов и укрепила нашу веру, — произнес нараспев император. Его голос то повышался, то падал.
Придворные небрежно похлопали. Го-Ширакава подождал, пока аплодисменты затихнут.
— Наш добрый народ перенес тяжелые бедствия этой зимой, — продолжал он. — Мне незачем напоминать вам об этом: каждый из вас знает кого-либо, кто пострадал от морозов и мора в это трудное время. Но теперь, — его голос взлетел вверх, — мы должны забыть о зиме. Аматерасу улыбается, и настало благоприятное время для наших действий против врагов империи.
В этот раз рукоплескания были громовыми. Для кого из собравшихся здесь вторжение Минамото не было угрозой? Кто не потерял имений в дальних провинциях? Кто откажется отважно послать слуг против врага, чтобы вернуть земли и доходы?
Го-Ширакава развел руки в стороны. Его красные рукава казались символом крови и битвы.
— Мы вооружим новую армию, которая уничтожит Кисо Йошинаку и вернет нам север. Командующим армией назначается наш уважаемый генерал… Тайра Коремори!
Хотя Коремори ожидал назначения, он почувствовал, что кровь приливает к его щекам. Генерал задрожал от волнения и гордости. Новый командующий глубоко втянул воздух, задержал дыхание, сосчитал до пяти и сделал медленный выдох, уже слыша рукоплескания в свою честь. Теперь он сотрет из людской памяти позорный разгром у Фудзикавы! Коремори трижды поклонился императору.
— Я принимаю это священное для меня поручение во имя императора и рода Тайра, — провозгласил генерал. — Будьте уверены: не пройдет и года, как предатели Минамото будут уничтожены.
Го-Ширакава вновь опустился в резное кресло и сунул за щеку леденец. Генералы и прочие знатные господа, поздравляя Коремори, не замечали язвительной усмешки на лице императора. Старый хитрец размышлял о сообщении, полученном недавно от своего разведчика Тадамори-но-Йоши. Йоши писал, что Кисо становится все сильнее, и советовал Го-Ширакаве поддерживать Йоритомо в будущей борьбе. Вот именно, думал император, пусть Коремори сражается с Кисо в северных провинциях, Кто из них победит — неважно, важно, что Тайра и Кисо будут ослаблены.
Го-Ширакава поглядывал на нового командующего, воинственно распустившего перья в кругу друзей, кивал бритой головой и цинично усмехался. Да, он посылает того, кого надо.
Не меньше пятнадцати военачальников столпились вокруг Коремори, предлагая свои услуги. Смысл восклицаний и уверений каждого был приблизительно таков: «Мощь империи раздавит грубых варваров».
Праздник продолжался. Гости неумеренно смеялись, расхаживали, спотыкаясь на ровном месте, вокруг золотого Будды, пили за победу и пьянели от сакэ и героических помыслов.

ГЛАВА 42
В тот день, когда Коремори получил назначение от императора, Йоши и Нами исследовали узкую тропу, вьющуюся по склону Хиюти-ямы. Множество заброшенных дорожек змеилось вокруг, но большинство из них никуда не вели, теряясь в густых зарослях. Бодрящий воздух восьмого дня четвертого месяца и аромат распускающихся полевых цветов побудили Йоши и Нами отправиться на прогулку.
Тропа довела молодых людей до вершины. Йоши и Нами поздравили друг друга с успешной развязкой неизвестного ранее пути и повернули обратно. Они спускались в отличном настроении, часто останавливаясь, чтобы отдохнуть и насладиться прелестью дня.
— Йоши, взгляни сюда, — позвала Нами, убежавшая вперед, пока Йоши обламывал цветущие ветки кустов лихниса.
Йоши выпрямился и подошел к ней, протягивая букет, усыпанный бледно-лавандовыми цветами. — Тебе, любимая, — сказал он.
— Ты очень мил, Йоши, — ответила Нами. — Но посмотри сюда! Видишь? — Она отвела изогнутый ствол карликовой сосны, приоткрыв чернеющий лаз, уводящий в глубь скалы. Лаз был узок, но достаточен для того, чтобы в него мог заползти человек.
— Я думаю, там опасно, — сказал Йоши, — Там может быть устроено логово медведя или дикой кошки.
— Возможно, но я так не думаю. Легенды гласят, что давным-давно, когда боги только сотворили землю, в пещерах, подобных этой, жили первобытные люди. Мне кажется, это место необитаемо сотни лет. Посмотри, здесь успела вырасти эта сосна.
— Пойдем дальше. Одного открытия вполне достаточно для одного дня.
— Я хочу туда войти.
Уголок рта Йоши дрогнул. Нами была самой целеустремленной женщиной из всех, кого он знал. Если она чего-то хотела, ничто не могло остановить ее.
— Позволь мне сначала все осмотреть самому, — сказал он.
Нами улыбнулась. Сердце Йоши растаяло. Она редко улыбалась после победы при Этидзене, В последний месяц, после ухода армии Кисо, Нами словно посветлела, и каждая ее улыбка вызывала у Йоши необыкновенное ощущение.
Йоши отодвинул ветви сосны боевым веером, сунул руку в отверстие. Он внимательно прислушался, но ничего не услышал. Отклонив ствол, Йоши протиснулся мимо него и согнулся пополам, чтобы заглянуть внутрь дыры. Там стояла затхлая тишина, словно молчание веков скопилось в душном замкнутом пространстве. Чуть дальше от входа темнота становилась абсолютной. Он ожидал, что веер его упрется в стену, но в пределах досягаемости было пусто.
— Нами, — позвал он, и его голос эхом отозвался в темноте. Пещера была больше, чем он ожидал. Он потыкал веером перед собой, медленно продвигаясь во тьму. Его обутая в сандалию нога толкнула что-то, клацнувшее, как камешек го, упавший в коробку. Нагнувшись, чтобы понять, что же произвело этот шум, Йоши почувствовал, как поднявшаяся из мглы пыль забивает ему ноздри. Он сдавленно чихнул. Рука Йоши нашарила что-то гладкое, около дюйма в диаметре, твердое, холодное, словно дубинка. Человеческая кость! Треск, настороживший его, был произведен рассыпавшимся в прах скелетом.
Йоши попятился, пока не оказался в световом пятне входа. Он повернулся и увидел Нами, с тревогой теребящую ветку сосны. За спиной женщины четко вырисовывалась вся долина, — крепость Хиюти-дзё, излучина, окружающая ее, центральное озеро, разбросанные вокруг крестьянские хижины с тонкими струйками дыма, поднимающимися из очагов. Мирная картина цветущей жизни вызвала в душе Йоши щемящее чувство.
Он выбрался наружу.
— Там ничего нет, — сказал он, помолчал и добавил: — Там неприятно.
— Но не опасно?
— Нет, не опасно.
— Тогда я войду.
Йоши покорно пожал плечами и наклонил ветку. Нами храбро протиснулась в щель. Он прищурил глаза, но ничего не мог рассмотреть. Нами полностью растворилась во мраке. Похоже, ему ничего не остается, как ожидать, пока она удовлетворит свое любопытство.
Он услышал отчаянный вопль. Молодая женщина наткнулась на кучу костей.
Через несколько секунд Нами торопливо затрясла ветви сосны, выбираясь из лаза.
— Я предупреждал тебя, — сказал Йоши, подавив усмешку.
— Давай скорее уйдем, — пробормотала Нами с содроганием.
Спускаясь легким шагом по склону, они часто останавливались, обрывая цветы с росших вдоль тропинки кустов. Оба не произнесли ни слова, находя удовлетворение в молчаливом общении, наслаждаясь бодрящим ароматом горного воздуха. В прогалинах между растениями на дне долины виднелась крепость Хиюти-дзё. Речной поток, когда-то окружавший лагерь Коса, теперь превратился в глубокий защитный ров. Ров, созданный не природой. О нет. Труд, тяжкий труд изменил русло неглубокой реки.
В этот чудесный весенний день было неприятно вспоминать о первых днях гарнизонной жизни.
Месяц назад, после ухода армии Кисо, генерал Юкийе и его новый фаворит, бледный юнец тринадцати лет, избрали крепость своей ставкой, Йоши И Нами остались жить за крепостной стеной.
Личный состав гарнизона был расквартирован так: двести человек разместились в крепости, двести — в школе боевых искусств Йоши, а остальные четыреста — в казарменном городке. Большую часть гарнизона составляли местные крестьяне, присоединившиеся к Кисо, чтобы спастись от голода. С наступлением теплой погоды многие из них захотели вернуться к своим домам и семьям. Караульные наряды, выставляемые у входа в долину, стали возвращаться на базу, недосчитываясь людей, Дезертирство каралось смертью, но схватить беглецов было почти невозможно.
Люди, размещенные в школе Йоши, были в основном верны ему, но большинство солдат в крепости Хиюти-дзё и в казармах не были преданы ни какому-либо человеку, ни какому-либо делу.
Генерал Юкийе в одном из редких припадков служебного рвения решил прекратить распад армии, отменив караульные дозоры. Йоши возражал, указывая, что лагерь в таком случае будет беззащитен против неожиданной атаки.
Юкийе пожал толстыми плечами и сказал:
— Кто может напасть на нас здесь, в провинции?
— Неужели вы считаете, что Тайра сдадут страну добровольно? — спросил Йоши, сдерживая гнев.
— Никто не найдет нас здесь, — самодовольно сказал Юкийе, перебирая пальцы юного слуги.
— Мы отвечаем за наши войска, — сказал Йоши иронически. — Если вы не боитесь смерти, позаботьтесь хотя бы об их жизнях.
Юкийе раздраженно поджал губы.
— Смерти я не боюсь. Но есть многое, ради чего стоит жить… — Он повернулся и влажно улыбнулся своему фавориту. Затем выражение его лица стало тверже, и он угрюмо добавил:
— Здесь, в крепости, мы в безопасности. Я отвечаю за людей так же, как и вы, но не собираюсь объяснять моему вспыльчивому племяннику, почему от восьмисот солдат осталась лишь половина.
— Вы делаете ужасную ошибку. Стремясь предотвратить потерю нескольких человек, вы рискуете потерять всех.
Глаза Юкийе стали узкими, как щелочки, его толстые красные губы исказились.
— Я командую войском, — прошипел он. — Ты всего лишь советник. Я уже устал от твоей критики и непокорства. Когда мы воссоединимся с Кисо, я потребую твоей отставки. Если бы ты носил меч, я бы сейчас вызвал тебя!
Йоши стоял как громом пораженный, не зная, смеяться ему или сердиться. Мысль о том, что жирное чудовище вызывает его на бой, была просто нелепа. В то же время в выражении лица Юкийе Йоши прочитал ненависть и злобу.
— Я счастлив, что не ношу оружие, — сказал Йоши с сарказмом, которого совершенно не заметил разъяренный Юкийе.
— Ну!..
— Тем не менее я настаиваю, чтобы мы подготовили защиту от нападения. В то время как вас укрывают крепостные стены, мои люди и люди, живущие в казармах, уязвимы для врага. Нас могут захватить врасплох и перебить раньше, чем мы сможем защититься.
— Что ж, значит, такова ваша карма.
— Я не согласен. Я послан сюда помогать Кисо в борьбе против Тайра и не могу подвергать людей опасности, не обеспечив защиты.
— Я устал. — Ты утомляешь меня. Я больше не хочу ничего слышать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60