https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/white/
Я планирую новую постановку из их жизни, — сказал Йоши Охане однажды утром.
— Мы сшили новые костюмы в прошлом месяце. Золото не беспредельно.
— Тем не менее тебе придется потратиться еще раз.
— Ты слишком многого от меня требуешь.
— Недостаточно много! Охана, пойми, ты должен вкладывать больше денег, чтобы сделать театр достойным императорского дворца.
— Ты уже нанял двух музыкантов и еще одного актера. Ты пошил роскошные платья на всех и купил новые мечи для танца. — Охана был разъярен, его голос прерывался от гнева.
— Неважно. Нам вскоре понадобятся костюмы ткачихи и пастуха. К тому же придется изменить и твой наряд. Ты будешь играть небесного властителя. Я задумал для тебя нечто совершенно грандиозное.
— Моя наряд? Роль небесного властителя? Хм!.. Хорошо, полагаю, если нам нужно…
Жадность и тщеславие. Эти два дракона стерегли подходы к сердцу Оханы. И хотя хитрый толстяк больше ни разу не упоминал о нелегальном положении Йоши, молодой человек знал, что Охана отнюдь не выбросил из головы мысль о выдаче Йоши, что он вынашивает ее как оружие, которым воспользуется тогда, когда его жадность и тщеславие перестанут удовлетворяться.
Когда остальные артисты отдыхали от ежедневных репетиций, Йоши самозабвенно работал над своей первой самостоятельной постановкой.
Исторически праздник ткачихи основывался на поэтичной китайской легенде о любовном увлечении пастуха, символизируемого звездой Альтаир, и ткачихи, символизируемой звездой Вега. Страсть охватила молодых людей, заставила их забыть об окружающем мире. Ткачиха перестала выполнять свою работу для богов, а пастух забросил свои стада. Обнаружив нерадивость слуг, небесный властитель развел их по разным сторонам неба. Они с той поры могут встречаться только один раз в год; если ночь седьмого дня седьмого месяца выдавалась ясной, стая небесных птиц выстраивалась колеблющейся дорожкой, чтобы Вега могла пересечь небосклон и обнять возлюбленного. Если ночь была облачной или дождливой, встреча откладывалась на год.
Праздник являлся значительным событием в культурной жизни страны; в честь любовников, разделенных звездами, писались стихи, и женщины молились о даровании им подлинного мастерства в ткачестве и портновском искусстве. Это был один из пяти самых важных праздников года.
Йоши создал свою версию древней легенды, написав пьесу, в которой объединил стихи, прозу и песни. Себе он отвел в пьесе роль пастуха. Ткачиху должна была играть Аки. Ито сочинил специальную партитуру. Ничего подобного в театре раньше не делалось. Действие спектакля было динамичным и красочным, образы спектакля настолько ярки и символичны, что представление должно было удовлетворить вкусам взыскательной публики.
С тех пор как Йоши присоединился к театру Оханы, он ввел в его работу Много художественных изменений. Актеры труппы больше не были просто актерами «Дэнгаку»; они достигли новых высот мастерства и стали предвестниками нового вида театра — театра «Но».
Слава Аки росла по мере того, как Йоши усложнял ее роли. Достоинства, которые он видел в ней, развивались с каждым спектаклем. Успех и признание должны были, казалось, сделать девушку счастливой. Но не делали. Подобно тому как растущее богатство Оханы сделало его еще более жадным, так и актриса становилась все более капризной по мере того, как ее имя становилось все шире известным.
Аки избегала Йоши, наказывая его за пренебрежение прошлых дней. Она сторонилась его общества и говорила с ним только на репетициях.
Йоши замечал расстояние, которое Аки сохраняла между ними. Ее холодность была слишком подчеркнута и нарочита. Он намеревался извиниться перед девушкой за свое бестактное поведение, но никак не находил подходящего времени. Когда он пытался заговорить с ней о личных проблемах, Аки уходила или переводила разговор на дела компании.
Коэцу, руководитель акробатов, по утрам тренировал Йоши в основных акробатических упражнениях. За это Йоши учил его читать, писать и играть небольшие вспомогательные роли. Йоши находил, что такие гимнастические позиции, как «шпагат» или «рыбка», придают ему подвижности и пластики как актеру. Сила, которую он развил в себе в качестве мастера меча, помогала ему свободнее владеть своим телом. Коэцу имел способности к актерской игре, Йоши с радостью обнаружил в себе способности к акробатике; он чувствовал связь своего тела с окружающим его пространством.
Вечерами Йоши шлифовал с Цуре танец.. Цуре делал успехи. С новыми мечами танец стал более реалистичным и волнующим. Хотя Цуре и не был великим фехтовальщиком, он был хорош как партнер для тренировок. Йоши нашел, что акробатические упражнения с Коэцу улучшают его подвижность, а ежедневные тренировки на мечах с Цуре поддерживают высокий уровень его профессионального мастерства.
Сейчас Йоши находился один в своей палатке, просматривая сценарий пьесы. Над головой его мерцала лампа, отбрасывая на бумагу тяжелые пляшущие тени. Рисовальная кисточка Йоши проворно летала от чернильницы к бумаге, четко выводя значки иероглифов на белом поле листа. Пьеса была готова, оставалось только внести незначительные изменения. Актерский состав знал назубок свои роли. Новые костюмы радовали глаз; даже Аки и Охана были довольны ими. Охане очень шел полный придворный наряд, полагавшийся по чину небесному властителю. Особенно же гордился толстяк золотым мечом, специально изготовленным для этой роли.
Аки, играющая девушку-ткачиху, в процессе спектакля надевала поверх халата китайский камзол цвета нежных лепестков персика и юбку с длинным шлейфом, расшитым блестками небесных сфер.
Йоши был доволен, Сегодняшняя репетиция прошла хорошо. Ито превзошел себя, сочинив божественную мелодию. Труппа и публика будут довольны выступлением.
Па другой стороне лагеря, в палатке Оханы, Аки ругала отца.
— Это должен быть твой триумф, а ты сидишь как отупевший чурбан, глядя, как Суруга настраивает против тебя твою труппу.
— Он ничего не получит, — пробормотал Охана, затем резко повысил голос: — Командую я. Он слушается моих приказаний.
— Он делает, что он хочет, затыкая тебе рот нарядными тряпками!
— Говорю тебе, командую я. Я заплатил за костюмы, а не он.
— Тем более ты глуп. Голос Оханы задрожал.
— Замолчи! — приказал он. Толстяк с усилием приподнялся, и его голос стал жестким. — Я достаточно слушал тебя, теперь ты послушай меня. Скоро мы будем выступать в столице. Когда мы попадем в Киото, Суруга нам будет больше не нужен. Тогда я решу, что делать с ним.
Охана прогнал дочь властным взмахом руки и снова повернулся к своей чашке.
ГЛАВА 66
Первое представление «Чи-ну», таково было стилизованное китайское название новой постановки, оставило грустное ощущение. Среди гостей местного даймио находился куродо, управляющий двором императора, и его одобрение могло значительно ускорить их продвижение к столице.
Один неприятный момент омрачал благоприятный во всех отношениях вечер… Аки играла хуже, чем обычно. Все остальные актеры превзошли себя. Впрочем, девушка все же была достаточно выразительна, и куродо послал ей приглашение на ужин.
— Аки играла из рук вон плохо. Она не больна? — спросил Коэцу.
— Она была прекрасна! — сказал Охана, свирепо глядя на акробата.
— Прекрасна, да. Она пела как ангел, но играла как сапожник.
— С чего бы это? — презрительно сказал Охана. — Управляющий императорским двором не нашел, что ее игре чего-то не хватает.
Йоши был обеспокоен отсутствием девушки.
— Неразумно со стороны Аки принимать приглашение кого-то из публики, кем бы этот человек ни был, — сказал он.
— Предоставляю тебе честь самому высказать ей это. Как ее отец, я горжусь, что человек такого высокого ранга ищет ее общества…
— Тем не менее она должна была отказаться.
В душе Йоши царила сумятица. Его радовал успех «Чи-ну», но раздражало поведение Аки. Йоши написал для девушки замечательную роль. Труппа выступила с успехом. Теперь решение Аки отужинать с куродо могло иметь неблагоприятные последствия. Йоши чувствовал, что успех «Чи-ну» может стать движущей силой, которая приведет театр в Киото. Необдуманные действия Аки могли иметь отрицательный эффект.
Уме и Обаасен положили в чашку Йоши несколько ложек риса и овощей. Веселое настроение остальных актеров еще более приподнялось, когда они пропустили по чашке сакэ. Они запели вступительный марш, путаясь в словах и немилосердно фальшивя. Йоши тихо поднялся с места и проскользнул в свою палатку.
Ночь была жаркой и тихой. Каждый березовый листок смотрелся в белом лунном свете как на гравюре. Лошади, быки и актеры крепко спали. Храп утомленной труппы смешивался с тонким стрекотом цикад и с басовитым урчанием древесных лягушек.
Йоши не спал, сочиняя стихи и ожидая возвращения Аки. Душная ночь наполняла его душу беспокойством и неудовлетворенностью. Ему не с кем было поделиться своими чувствами. Он был вдалеке от Нами почти год. Много ночей он беспокойно ворочался, не в силах уснуть, думая о ней, спрашивая себя, когда же они будут вместе, и беспокоясь о ее судьбе.
Эта ночь вполне соответствовала таким грустным размышлениям Йоши. Долгое время он жил в обмане, будучи не в состоянии говорить что думает. Ито и Коэцу стали ему дороги и близки, но мастер нуждался в большем. Его мысли перенеслись к Аки. Он вспомнил их единственную проведенную вместе ночь, ночь смерти Шите. Как печально устроено все в этом мире! Такова жизнь: она быстротечна и хрупка, как пена на воде.
Тихий звук долетел до него со стороны дороги.
По залитой серебряным светом тропе двигался роскошный паланкин, который молча несли шестеро носильщиков. Он остановился на краю поля, из него выпрыгнула Аки, улыбаясь кому-то внутри экипажа. Йоши не мог расслышать сказанного, но Аки прикрыла лицо веером и поспешила в свою палатку.
Дворцовый управляющий! Йоши сомневался, что он всю ночь лишь услаждал слух девушки невинной беседой. Впрочем, какое ему дело до связей Аки? Она взрослая женщина и способна отвечать за себя. Охана прав: любой женщине низкого происхождения лестно провести вечер с императорским чиновником. Йоши спросил себя, чем же он раздражен? Или его мучает одиночество этой ночи, отсутствие живой понимающей души, с которой можно разделить успех спектакля? Паланкин удалился. Йоши подождал, пока он не исчез из виду, и поскребся у входа в палатку Аки.
— Кто там?
— Суруга, — ответил Йоши.
— Что тебе нужно в такой час? Голос Аки был холоден и бесстрастен.
— Я хочу поговорить с тобой.
— Очень хорошо. Входи. Но говори поскорей. Я очень устала.
Палатка была освещена единственным небольшим фонарем. Одеяло Аки было расстелено на спальном возвышении. В воздухе витал легкий запах духов и театрального грима. Она готовилась лечь спать, ее туалетные принадлежности были аккуратно разложены, халат ровно расправлен на лакированном сундуке. Волосы девушки были распущены, и то ли из-за их близких в недавнем прошлом отношений, то ли из-за пренебрежения к нему она не сделала попытки собрать их.
Жар опалил щеки Йоши. Тускло освещенная палатка показалась мужчине уютной и чарующей. Он с особой остротой осознал свое одиночество и, пытаясь сдержать нежелательные эмоции, сказал намеренно грубым голосом:
— Что случилось сегодня вечером?
— Куродо пригласил меня на ужин.
— Я имею в виду, во время представления.
— Это тот важный вопрос, который ты хотел обсудить? — огрызнулась Аки.
— Да. Это важно. Ты поставила под угрозу весь спектакль.
— Моя игра понравилась публике и очаровала куродо! — В голосе Аки появилась ироническая нотка.
Йоши сказал:
— Я не понимаю твоего тона. Ты сердишься на меня?
Лицо Аки застыло.
— Как ты смеешь спрашивать меня об этом? Ты, который пробыл со мной одну ночь и затем пренебрег мной? Неужели я стала так омерзительна? Неужели я унизила твое мужское достоинство? Воспитанные мужчины на следующее утро посылают стихи даже случайным дамам. Воспитанные мужчины… но не великий Суруга!
— Аки, я не виноват. Амида тому свидетель. Я работал для твоей славы. Я написал пьесу, чтобы сделать тебя знаменитой в родных провинциях. Но, пойми, когда умер Шите, я почувствовал, что я предал его. Он был моим другом, и я не мог приблизиться к тебе, пока память о несчастном самоубийце была свежа во мне.
— Как я могу поверить этому? Аки была недоверчива, но слушала.
— Я написал еще одно стихотворение для тебя. Йоши вытащил заранее приготовленный свиток, развернул его и прочитал:
Кончилось лето.
Нет уж прекрасных цветов
В поле осеннем.
Дни безмятежной любви,
Так пролетели и вы.
— Что ж? Немного поздновато… но это прекрасно. Ты написал это для меня? — Ее рот смягчился.
— Для тебя.
Йоши подошел ближе к женщине и обнял, ощущая упругую податливость ее тела. Его ноздри расширились, втянув терпкий аромат ее духов. Аки медленно уступила, ее глаза потемнели, рот приоткрылся.
Тело Йоши моментально откликнулось на призыв. Он подтолкнул актрису к расстеленному футону, одновременно раскидывая полы ее халата.
— Будем ли мы снова любовниками, — прошептала она, и в ту же секунду полог палатки задрался, и внутрь ее ввалился Охана.
— Что, во имя Будды… — пробормотал он, глядя на распущенные волосы и на распахнутый халат дочери. — Что, Авити подери, здесь происходит? Как ты посмел!! ! Негодяй, я принял тебя, защитил от тех, кто искал твою голову, а ты платишь мне тем, что соблазняешь мою дочь. Я пригрел на груди змею. Охана пьяно всхлипнул от жалости к самому себе.
— Говори же! У тебя нет стыда? Ты предал меня. Йоши растерялся, но его желание смягчить гнев Оханы уступило место негодованию. Он сказал:
— Ты еще больший дурак, чем я думал. Без меня ты бы за гроши надрывался на рисовых полях. Я тружусь не покладая рук, чтобы сделать тебя богатым, а ты еще считаешь, что я предал тебя. Да! Меня тянет к твоей дочери. Однако тебе нечего беспокоиться, с Аки не случится ничего плохого. Я сделаю ее знаменитой актрисой и обеспечу вам обоим процветающую жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
— Мы сшили новые костюмы в прошлом месяце. Золото не беспредельно.
— Тем не менее тебе придется потратиться еще раз.
— Ты слишком многого от меня требуешь.
— Недостаточно много! Охана, пойми, ты должен вкладывать больше денег, чтобы сделать театр достойным императорского дворца.
— Ты уже нанял двух музыкантов и еще одного актера. Ты пошил роскошные платья на всех и купил новые мечи для танца. — Охана был разъярен, его голос прерывался от гнева.
— Неважно. Нам вскоре понадобятся костюмы ткачихи и пастуха. К тому же придется изменить и твой наряд. Ты будешь играть небесного властителя. Я задумал для тебя нечто совершенно грандиозное.
— Моя наряд? Роль небесного властителя? Хм!.. Хорошо, полагаю, если нам нужно…
Жадность и тщеславие. Эти два дракона стерегли подходы к сердцу Оханы. И хотя хитрый толстяк больше ни разу не упоминал о нелегальном положении Йоши, молодой человек знал, что Охана отнюдь не выбросил из головы мысль о выдаче Йоши, что он вынашивает ее как оружие, которым воспользуется тогда, когда его жадность и тщеславие перестанут удовлетворяться.
Когда остальные артисты отдыхали от ежедневных репетиций, Йоши самозабвенно работал над своей первой самостоятельной постановкой.
Исторически праздник ткачихи основывался на поэтичной китайской легенде о любовном увлечении пастуха, символизируемого звездой Альтаир, и ткачихи, символизируемой звездой Вега. Страсть охватила молодых людей, заставила их забыть об окружающем мире. Ткачиха перестала выполнять свою работу для богов, а пастух забросил свои стада. Обнаружив нерадивость слуг, небесный властитель развел их по разным сторонам неба. Они с той поры могут встречаться только один раз в год; если ночь седьмого дня седьмого месяца выдавалась ясной, стая небесных птиц выстраивалась колеблющейся дорожкой, чтобы Вега могла пересечь небосклон и обнять возлюбленного. Если ночь была облачной или дождливой, встреча откладывалась на год.
Праздник являлся значительным событием в культурной жизни страны; в честь любовников, разделенных звездами, писались стихи, и женщины молились о даровании им подлинного мастерства в ткачестве и портновском искусстве. Это был один из пяти самых важных праздников года.
Йоши создал свою версию древней легенды, написав пьесу, в которой объединил стихи, прозу и песни. Себе он отвел в пьесе роль пастуха. Ткачиху должна была играть Аки. Ито сочинил специальную партитуру. Ничего подобного в театре раньше не делалось. Действие спектакля было динамичным и красочным, образы спектакля настолько ярки и символичны, что представление должно было удовлетворить вкусам взыскательной публики.
С тех пор как Йоши присоединился к театру Оханы, он ввел в его работу Много художественных изменений. Актеры труппы больше не были просто актерами «Дэнгаку»; они достигли новых высот мастерства и стали предвестниками нового вида театра — театра «Но».
Слава Аки росла по мере того, как Йоши усложнял ее роли. Достоинства, которые он видел в ней, развивались с каждым спектаклем. Успех и признание должны были, казалось, сделать девушку счастливой. Но не делали. Подобно тому как растущее богатство Оханы сделало его еще более жадным, так и актриса становилась все более капризной по мере того, как ее имя становилось все шире известным.
Аки избегала Йоши, наказывая его за пренебрежение прошлых дней. Она сторонилась его общества и говорила с ним только на репетициях.
Йоши замечал расстояние, которое Аки сохраняла между ними. Ее холодность была слишком подчеркнута и нарочита. Он намеревался извиниться перед девушкой за свое бестактное поведение, но никак не находил подходящего времени. Когда он пытался заговорить с ней о личных проблемах, Аки уходила или переводила разговор на дела компании.
Коэцу, руководитель акробатов, по утрам тренировал Йоши в основных акробатических упражнениях. За это Йоши учил его читать, писать и играть небольшие вспомогательные роли. Йоши находил, что такие гимнастические позиции, как «шпагат» или «рыбка», придают ему подвижности и пластики как актеру. Сила, которую он развил в себе в качестве мастера меча, помогала ему свободнее владеть своим телом. Коэцу имел способности к актерской игре, Йоши с радостью обнаружил в себе способности к акробатике; он чувствовал связь своего тела с окружающим его пространством.
Вечерами Йоши шлифовал с Цуре танец.. Цуре делал успехи. С новыми мечами танец стал более реалистичным и волнующим. Хотя Цуре и не был великим фехтовальщиком, он был хорош как партнер для тренировок. Йоши нашел, что акробатические упражнения с Коэцу улучшают его подвижность, а ежедневные тренировки на мечах с Цуре поддерживают высокий уровень его профессионального мастерства.
Сейчас Йоши находился один в своей палатке, просматривая сценарий пьесы. Над головой его мерцала лампа, отбрасывая на бумагу тяжелые пляшущие тени. Рисовальная кисточка Йоши проворно летала от чернильницы к бумаге, четко выводя значки иероглифов на белом поле листа. Пьеса была готова, оставалось только внести незначительные изменения. Актерский состав знал назубок свои роли. Новые костюмы радовали глаз; даже Аки и Охана были довольны ими. Охане очень шел полный придворный наряд, полагавшийся по чину небесному властителю. Особенно же гордился толстяк золотым мечом, специально изготовленным для этой роли.
Аки, играющая девушку-ткачиху, в процессе спектакля надевала поверх халата китайский камзол цвета нежных лепестков персика и юбку с длинным шлейфом, расшитым блестками небесных сфер.
Йоши был доволен, Сегодняшняя репетиция прошла хорошо. Ито превзошел себя, сочинив божественную мелодию. Труппа и публика будут довольны выступлением.
Па другой стороне лагеря, в палатке Оханы, Аки ругала отца.
— Это должен быть твой триумф, а ты сидишь как отупевший чурбан, глядя, как Суруга настраивает против тебя твою труппу.
— Он ничего не получит, — пробормотал Охана, затем резко повысил голос: — Командую я. Он слушается моих приказаний.
— Он делает, что он хочет, затыкая тебе рот нарядными тряпками!
— Говорю тебе, командую я. Я заплатил за костюмы, а не он.
— Тем более ты глуп. Голос Оханы задрожал.
— Замолчи! — приказал он. Толстяк с усилием приподнялся, и его голос стал жестким. — Я достаточно слушал тебя, теперь ты послушай меня. Скоро мы будем выступать в столице. Когда мы попадем в Киото, Суруга нам будет больше не нужен. Тогда я решу, что делать с ним.
Охана прогнал дочь властным взмахом руки и снова повернулся к своей чашке.
ГЛАВА 66
Первое представление «Чи-ну», таково было стилизованное китайское название новой постановки, оставило грустное ощущение. Среди гостей местного даймио находился куродо, управляющий двором императора, и его одобрение могло значительно ускорить их продвижение к столице.
Один неприятный момент омрачал благоприятный во всех отношениях вечер… Аки играла хуже, чем обычно. Все остальные актеры превзошли себя. Впрочем, девушка все же была достаточно выразительна, и куродо послал ей приглашение на ужин.
— Аки играла из рук вон плохо. Она не больна? — спросил Коэцу.
— Она была прекрасна! — сказал Охана, свирепо глядя на акробата.
— Прекрасна, да. Она пела как ангел, но играла как сапожник.
— С чего бы это? — презрительно сказал Охана. — Управляющий императорским двором не нашел, что ее игре чего-то не хватает.
Йоши был обеспокоен отсутствием девушки.
— Неразумно со стороны Аки принимать приглашение кого-то из публики, кем бы этот человек ни был, — сказал он.
— Предоставляю тебе честь самому высказать ей это. Как ее отец, я горжусь, что человек такого высокого ранга ищет ее общества…
— Тем не менее она должна была отказаться.
В душе Йоши царила сумятица. Его радовал успех «Чи-ну», но раздражало поведение Аки. Йоши написал для девушки замечательную роль. Труппа выступила с успехом. Теперь решение Аки отужинать с куродо могло иметь неблагоприятные последствия. Йоши чувствовал, что успех «Чи-ну» может стать движущей силой, которая приведет театр в Киото. Необдуманные действия Аки могли иметь отрицательный эффект.
Уме и Обаасен положили в чашку Йоши несколько ложек риса и овощей. Веселое настроение остальных актеров еще более приподнялось, когда они пропустили по чашке сакэ. Они запели вступительный марш, путаясь в словах и немилосердно фальшивя. Йоши тихо поднялся с места и проскользнул в свою палатку.
Ночь была жаркой и тихой. Каждый березовый листок смотрелся в белом лунном свете как на гравюре. Лошади, быки и актеры крепко спали. Храп утомленной труппы смешивался с тонким стрекотом цикад и с басовитым урчанием древесных лягушек.
Йоши не спал, сочиняя стихи и ожидая возвращения Аки. Душная ночь наполняла его душу беспокойством и неудовлетворенностью. Ему не с кем было поделиться своими чувствами. Он был вдалеке от Нами почти год. Много ночей он беспокойно ворочался, не в силах уснуть, думая о ней, спрашивая себя, когда же они будут вместе, и беспокоясь о ее судьбе.
Эта ночь вполне соответствовала таким грустным размышлениям Йоши. Долгое время он жил в обмане, будучи не в состоянии говорить что думает. Ито и Коэцу стали ему дороги и близки, но мастер нуждался в большем. Его мысли перенеслись к Аки. Он вспомнил их единственную проведенную вместе ночь, ночь смерти Шите. Как печально устроено все в этом мире! Такова жизнь: она быстротечна и хрупка, как пена на воде.
Тихий звук долетел до него со стороны дороги.
По залитой серебряным светом тропе двигался роскошный паланкин, который молча несли шестеро носильщиков. Он остановился на краю поля, из него выпрыгнула Аки, улыбаясь кому-то внутри экипажа. Йоши не мог расслышать сказанного, но Аки прикрыла лицо веером и поспешила в свою палатку.
Дворцовый управляющий! Йоши сомневался, что он всю ночь лишь услаждал слух девушки невинной беседой. Впрочем, какое ему дело до связей Аки? Она взрослая женщина и способна отвечать за себя. Охана прав: любой женщине низкого происхождения лестно провести вечер с императорским чиновником. Йоши спросил себя, чем же он раздражен? Или его мучает одиночество этой ночи, отсутствие живой понимающей души, с которой можно разделить успех спектакля? Паланкин удалился. Йоши подождал, пока он не исчез из виду, и поскребся у входа в палатку Аки.
— Кто там?
— Суруга, — ответил Йоши.
— Что тебе нужно в такой час? Голос Аки был холоден и бесстрастен.
— Я хочу поговорить с тобой.
— Очень хорошо. Входи. Но говори поскорей. Я очень устала.
Палатка была освещена единственным небольшим фонарем. Одеяло Аки было расстелено на спальном возвышении. В воздухе витал легкий запах духов и театрального грима. Она готовилась лечь спать, ее туалетные принадлежности были аккуратно разложены, халат ровно расправлен на лакированном сундуке. Волосы девушки были распущены, и то ли из-за их близких в недавнем прошлом отношений, то ли из-за пренебрежения к нему она не сделала попытки собрать их.
Жар опалил щеки Йоши. Тускло освещенная палатка показалась мужчине уютной и чарующей. Он с особой остротой осознал свое одиночество и, пытаясь сдержать нежелательные эмоции, сказал намеренно грубым голосом:
— Что случилось сегодня вечером?
— Куродо пригласил меня на ужин.
— Я имею в виду, во время представления.
— Это тот важный вопрос, который ты хотел обсудить? — огрызнулась Аки.
— Да. Это важно. Ты поставила под угрозу весь спектакль.
— Моя игра понравилась публике и очаровала куродо! — В голосе Аки появилась ироническая нотка.
Йоши сказал:
— Я не понимаю твоего тона. Ты сердишься на меня?
Лицо Аки застыло.
— Как ты смеешь спрашивать меня об этом? Ты, который пробыл со мной одну ночь и затем пренебрег мной? Неужели я стала так омерзительна? Неужели я унизила твое мужское достоинство? Воспитанные мужчины на следующее утро посылают стихи даже случайным дамам. Воспитанные мужчины… но не великий Суруга!
— Аки, я не виноват. Амида тому свидетель. Я работал для твоей славы. Я написал пьесу, чтобы сделать тебя знаменитой в родных провинциях. Но, пойми, когда умер Шите, я почувствовал, что я предал его. Он был моим другом, и я не мог приблизиться к тебе, пока память о несчастном самоубийце была свежа во мне.
— Как я могу поверить этому? Аки была недоверчива, но слушала.
— Я написал еще одно стихотворение для тебя. Йоши вытащил заранее приготовленный свиток, развернул его и прочитал:
Кончилось лето.
Нет уж прекрасных цветов
В поле осеннем.
Дни безмятежной любви,
Так пролетели и вы.
— Что ж? Немного поздновато… но это прекрасно. Ты написал это для меня? — Ее рот смягчился.
— Для тебя.
Йоши подошел ближе к женщине и обнял, ощущая упругую податливость ее тела. Его ноздри расширились, втянув терпкий аромат ее духов. Аки медленно уступила, ее глаза потемнели, рот приоткрылся.
Тело Йоши моментально откликнулось на призыв. Он подтолкнул актрису к расстеленному футону, одновременно раскидывая полы ее халата.
— Будем ли мы снова любовниками, — прошептала она, и в ту же секунду полог палатки задрался, и внутрь ее ввалился Охана.
— Что, во имя Будды… — пробормотал он, глядя на распущенные волосы и на распахнутый халат дочери. — Что, Авити подери, здесь происходит? Как ты посмел!! ! Негодяй, я принял тебя, защитил от тех, кто искал твою голову, а ты платишь мне тем, что соблазняешь мою дочь. Я пригрел на груди змею. Охана пьяно всхлипнул от жалости к самому себе.
— Говори же! У тебя нет стыда? Ты предал меня. Йоши растерялся, но его желание смягчить гнев Оханы уступило место негодованию. Он сказал:
— Ты еще больший дурак, чем я думал. Без меня ты бы за гроши надрывался на рисовых полях. Я тружусь не покладая рук, чтобы сделать тебя богатым, а ты еще считаешь, что я предал тебя. Да! Меня тянет к твоей дочери. Однако тебе нечего беспокоиться, с Аки не случится ничего плохого. Я сделаю ее знаменитой актрисой и обеспечу вам обоим процветающую жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60