Какое вам присвоили старшинство?— Представления не имею. В документе я прочитал только одну фразу: «Мы, питая особые надежды и доверие к С. М….» Она очень потешила мое тщеславие.— Полагаю, вы чином ниже меня, поэтому займете подветренную половину каюты, а я наветренную. Всякий раз, как будем поворачивать, мы станем меняться койками, ха-ха-ха. Что-то я совсем разболтался. Если говорить серьезно, то я думаю, что приказ о присвоении вам временного звания нужно зачитать экипажу, — это же небывалое дело.— Если у вас есть какие-то сомнения, то, прошу, не делайте этого. Мне лучше оставаться незаметным. Джек, относительно того, что вы узнали и о чем догадывались, — могу ли я положиться на ваше благоразумие? Могут возникнуть ситуации, когда от этого будет зависеть моя жизнь.У Стивена были все основания доверять Джеку, который умел держать язык за зубами. Но не все капитаны были таковы, поэтому, когда «Медуза» вырвалась из Плимута с неким темноволосым, говорящим по-испански господином на борту, который оказался в обществе капитанов «Резвого», «Амфиона» и «Медузы», а также доктора Мэтьюрина (корабли дрейфовали близ Додмана в ожидании «Неутомимого», который должен был к ним присоединиться), у экипажа фрегата возникло впечатление, что они должны следовать в Кадис, а Испания вступила или вот-вот вступит в войну. Это сильно взбодрило моряков, поскольку до сих пор испанские купцы были им как бельмо на глазу. Они беспрепятственно плавали по морю, в котором почти не оставалось призов; проходя мимо крейсеров английской блокирующей эскадры, испанцы хохотали и посылали им воздушные поцелуи. В их трюмах было столько добра, что за одну субботу простой матрос мог заработать пятилетнее жалованье.Наконец на горизонте появился «Неутомимый» — мощный сорокапушечный фрегат, который шел в крутой бейдевинд и, рассекая зеленые волны, двигался навстречу западному штормовому ветру. На мачте у него был поднят сигнал: « Строиться за мной в кильватер. Ставить нужные паруса». После того как четыре фрегата выстроились в идеальную прямую линию, находясь друг от друга с интервалом в два кабельтова, для матросов «Резвого» началась тяжелая, утомительная работа. Марсовые то и дело взлетали на мачты, но совсем не затем, чтобы ставить паруса. Для того чтобы строго сохранять свое место в строю за «Амфионом», матросам все время приходилось брать рифы, крепить шкоты, спускать кливера, стаксели, бизань, потравливать шкоты. После того как были вскрыты запечатанные пакеты, после последнего совещания капитанов на борту «Неутомимого», стало известно, что им предстоит перехватить испанскую эскадру, следующую из Ла-Платы в Кадис. Нетерпение достигло такой степени, что моряки даже обрадовались непогоде, разыгравшейся воскресным вечером. Южную и западную часть неба закрыла черная бесформенная туча. Шла такая огромная зыбь, что даже старые моряки, годами почти не сходившие на берег, заболели морской болезнью. Ветер дул со всех компасных направлений, приносил с собой то жару, то холод. Солнце кануло в зловещую синевато-багровую тучу, из которой выбивались зеленые лучи. Мыс Финистерре находился недалеко, с подветренной стороны от них, и моряки установили двойные предохранительные тросы штагов и бегучего такелажа, поставили штормовые паруса, закрепили на рострах шлюпки, усилили крепления пушек, спустили на палубу брам-стеньги и везде навели порядок.Во время ночной вахты, когда пробило две склянки, ветер, дувший порывами с зюйд-веста, внезапно изменился на нордовый и набросился на гигантскую зыбь с утроенной силой; гром грохотал над головой, сверкали молнии, на корабль обрушились такие лавины воды, что висевший на полубаке штормовой фонарь было не видно с квартердека. Грот-стеньга-стаксель вырвало из ликтроса, и обрывки его, похожие на одеяния привидений, унесло в наветренную сторону. Джек Обри послал на помощь рулевым несколько матросов, установил аварийные румпель-тали, затем отправился к себе в каюту, где раскачивался в своей подвесной койке Стивен. Капитан сообщил ему, что начинается шторм.— До чего же вы любите преувеличивать, братец, — отвечал доктор. — И сколько с вас стекает воды! За такой короткий промежуток времени с вас стекла чуть ли не кварта. Смотрите, как она гуляет по полу, вопреки всем законам тяготения.— А мне этот шторм по нраву, — признался Джек Обри. — Непогода — наилучший союзник. Дело в том, что шторм должен задержать испанцев, а то со временем у нас очень плохо. Если они успеют прийти в Кадис раньше нас, в каких же дураках мы окажемся!— Джек, вы видите вот тот кусок веревки, который болтается? Будьте добры, привяжите его вон к тому крючку. Он развязался. Спасибо. Я натягиваю его, чтобы умерить размахи качки, которая усиливает все симптомы.— Вы что, заболели? Тошнит?— Нет, нет. Совсем нет. Что за глупое предположение. Нет. Возможно, это начало очень серьезного недуга. Совсем недавно меня укусила ручная летучая мышь. У меня все основания сомневаться в ее здравии. Это была подковообразная летучая мышь, самка. Мне кажется, что я заметил сходство между моими симптомами и описанием болезни, составленным Лудольфусом, который ее открыл.— Не хотите стаканчик грога? — спросил Джек. — Или бутерброд с ветчиной, с полоской вкуснейшего белого сала? — добавил он с улыбкой.— Да нет же! — вскричал Стивен. — Ничего я не хочу. Говорят вам, дело серьезное, нужно… Опять начинается. Ну что за отвратительный корабль. «Софи» никогда не вела себя таким образом. Какие-то дикие, необъяснимые крены. Нельзя ли вас попросить убавить свет лампы и уйти. Разве в такой ситуации не нужна вся ваша бдительность? И нечего тут стоять и глупо улыбаться.— Вам ничего не надо принести? Может, таз?— Ничего. — Лицо Стивена заострилось, стало злым. На перламутрово-зеленом фоне его лица черным пятном выделялась борода. — И долго продлится эта буря?— Суток трое-четверо, не больше, — ответил Джек, с трудом устояв на ногах. — Я пришлю Киллика с тазом.— Иисусе, Мария, Иосиф! — произнес Стивен. — Снова начинается. — Попав в ложбину между двух валов, фрегат оказался в зоне затишья, но, когда волна подбросила его кверху, шквал подхватил корабль и потащил его куда-то вниз, вниз по водяному склону, которому, казалось, не будет конца. Затем нос корабля стал задираться до тех пор, пока бушприт не уставился в несущиеся с большой скоростью облака. «Трое суток этого ада, — подумал он. — Никакой человеческий организм этого не выдержит».К счастью, «Резвый» оказался в хвостовой части злополучного сентябрьского шторма. Во время утренней вахты небо прояснело; барометр стал подниматься, и, хотя фрегат мог нести только зарифленные марсели, было ясно, что к полудню он поставит добавочные паруса. Рассвет озарил море, покрытое белыми барашками от одного края горизонта до другого. Были видны лишь затопленный водой корпус португальского рыболовного суденышка да «Медуза», оказавшаяся далеко с наветренной стороны, на вид без всяких повреждений. Теперь старшим по званию оказался Джек Обри, который приказал ей увеличить парусность, с тем, чтобы их следующая точка рандеву оказалась близ мыса Санта-Мария, откуда до Кадиса было рукой подать.Около полудня он изменил курс и лег на чистый зюйд, в результате чего «Резвый» смог пойти в бакштаг, что чрезвычайно увеличило его скорость. Стивен вышел на палубу со все еще мрачным, но уже не злым лицом. Вместе с мистером Флорисом и его помощниками все утро они пичкали друг друга лекарствами: у каждого из них были признаки целого букета болезней (выпадение яичка, цинга, ужасный паралич Лудольфуса), однако доктору повезло, и он сумел избежать приступа недуга с помощью благоразумно принятой смеси бальзама Лукателлуса и порошка Альгарота.После обеда «Резвый» производил стрельбы из тяжелых орудий, не обращая внимания на зыбь, вкатывая и выкатывая пушки, а также производя, один за другим, бортовые залпы. В результате фрегат, несшийся к зюйду со скоростью одиннадцать узлов, следовал за облаком дыма, созданного им самим. До побережья Португалии оставалось около двадцати лье. Проведенные в последнее время артиллерийские учения возымели действие, и, хотя скорость стрельбы оставляла желать много лучшего — три минуты и десять секунд между бортовыми залпами было самым достойным результатом, который сумели достичь канониры фрегата, — огонь они вели гораздо точнее, несмотря на килевую и бортовую качку. Ствол пальмы, плывший по правому крамболу ярдах в трехстах от фрегата, при первом же залпе выпрыгнул из воды; артиллеристы попали в него и в следующий раз. Крики «ура» докатились до «Медузы», прежде чем обломки остались за кормой.На «Медузе» готовились к бою по-своему: многие матросы были заняты тем, что тщательно отбирали наиболее круглые ядра и сбивали с них слои ржавчины. Но большая часть сил уходила у них на то, чтобы обогнать «Резвого»; моряки «Медузы» успели поставить брамсели до того, как на «Резвом» развязали последний риф на марселях, и попытались поставить лисели и бом-брамсели, когда ветер усилился, но в результате потеряли два рангоутных дерева, не увеличив скорость и на полмили. Офицеры и парусный мастер с живейшим интересом наблюдали за происходящим, однако радость, которую они испытывали, омрачалась тревогой: успеют ли они отрезать испанскую эскадру от Кадиса? А если и успеют, то придут ли «Неутомимый» и «Амфион» в точку рандеву до начала схватки? Моряки испанцы может и не ах, но бойцы они отважные. К тому же численный перевес был на их стороне: фрегат-сорокапушечник и три тридцатичетырехпушечника против тридцативосьми— и тридцатидвухпушечника. Джек Обри объяснил тактическую обстановку своим офицерам после того, как вскрыл секретные пакеты, когда не было опасности связи с берегом. Такую же тревогу испытывал и весь экипаж: вряд ли был хоть один человек на борту, который не знал бы, что везут испанские суда с берегов Ла-Платы. Тем же, кто этого не знал, — жителю Борнео и двум яванцам — об этом сообщили:— Там золото, корешки. Вот что они везут с Ла-Платы: золото и серебро, сложенное в сундуки и кожаные мешки.В течение всего дня сила ветра ослабевала; то же было и ночью; и, хотя однажды лаг оторвался было от катушки, показав скорость в двенадцать и даже тринадцать узлов, несмотря на продольную качку, на рассвете последнего дня сентября его пришлось аккуратно поднять из воды на борт. Вахтенный мичман при этом доложил:— Скорость два узла и сажень, сэр.Весь день дуло с разных направлений, чаще всего встречных. На носу и корме матросы свистели, призывая ветер, и в четверг, 2 октября, их молитвы были услышаны. В конце дня, неся бом-брамсели, вместе с «Медузой» они прошли мыс Сент-Винсент, успев попрактиковаться в артиллерийских стрельбах, по-своему отсалютовав этому огромному высокогорью, едва различимому с клотика на левом траверзе, о чем, придя на шканцы, доложил старшему офицеру боцман. С сомнением поджав губы, мистер Симмонс, поколебавшись, подошел к капитану.— Сэр, — произнес он, — боцман передал мне, что матросы, при всем к вам уважении, хотели бы просить вас не стрелять из носовых пушек.— Да неужто? — спросил Джек Обри, заметивший перед этим неодобрительные взгляды некоторых моряков. — Может, они хотели бы просить и двойную порцию грога?— Ну что вы, сэр, — сказал кто-то из взмокших от пота канониров ближайшего орудия.— Молчать! — вскричал мистер Симмонс. — Нет, сэр. Они считают, что огонь из носовых пушек уменьшит скорость корабля, а поскольку у нас мало времени…— Вы знаете, а они, пожалуй, правы. Ученые таким приметам не верят, но мы не станем рисковать. Давайте вкатывать и выкатывать носовые орудия, а стрелять из них не будем.На лицах матросов расплылись довольные улыбки. Они стали вытирать лица: даже в тени парусов температура была восемьдесят по Фаренгейту. Обвязав головы платками, они поплевали на ладони и приготовились втаскивать и вытаскивать железные чудовища меньше чем за две с половиной минуты. А после пары бортовых залпов (чего уж тут мелочиться?) и стрельбы из отдельных орудий напряжение, возникшее на корабле сразу после Финистерре, неожиданно достигло наивысшей точки. «Медуза» сигналила о том, что видит парус в румбе по левой раковине.— Полезайте-ка на мачту, мистер Харви, — обратился капитан к высокому, худенькому мичману. — Захватите лучшую подзорную трубу. Возможно, мистер Симмонс одолжит вам свою.Мичман полез наверх, повесив через плечо подзорную трубу, и быстро добрался до бом-брам-стеньги. Бедная Кассандра вряд ли успела бы за ним. Вскоре оттуда донесся его голос:— Это «Амфион», сэр. По-моему, он поставил временную фор-стеньгу.Действительно, то был «Амфион». Пользуясь свежим ветром, к вечеру он догнал оба корабля. Теперь их стало трое, а на следующее утро они оказались в точке своего последнего рандеву. При ярком солнце по пеленгу норд-ост, на дистанции тридцать миль, они увидели мыс Санта-Мария.Три фрегата (теперь старшим капитаном стал Саттон) весь день крейсировали взад и вперед. Их марсы пестрели подзорными трубами, которые то и дело обшаривали западную часть горизонта, синее море, покрытое волнами. Ничего между ними и американским континентом, кроме, пожалуй, испанской эскадры, не было. Под вечер к отряду присоединился «Неутомимый», и 4 октября корабли рассредоточились по большой площади, впрочем, поддерживая визуальную связь. Они молча упорно крейсировали, прекратив после прохождения мыса Сен-Винсент артиллерийские стрельбы, чтобы не встревожить неприятеля. Единственным звуком, который слышался на полубаке «Резвого», было поскрипывание абразивного круга, на котором матросы затачивали абордажные сабли и копья, да постукиванье канониров, сбивающих с ядер окалину.Корабли ходили взад и вперед, каждые полчаса, с ударом склянок, совершая поворот через фордевинд. Матросы на каждой мачте наблюдали за другими фрегатами, не поднялся ли на них сигнал; дюжина пар глаз следила за далеким горизонтом.— Вы помните Ансона, Стивен?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71