— спросил командир. — В таком случае произведем бортовой залп. — Пока он ждал, когда приблизится длинная волна, одно двадцатичетырехфунтовое ядро угодило в бизань-руслень, а второе с гулом пролетело над квартердеком. Джек Обри заметил, что два мичмана поклонились ядру, а затем озабоченно оглянулись: не заметил ли это капитан. Ребята еще никогда прежде не были под огнем.— Огонь! — скомандовал Джек Обри, и корабль содрогнулся до самого кильсона. Солнце на мгновение заволокло дымом, затем его отнесло в подветренную сторону. Капитан с любопытством перегнулся через поручни. На этот раз залп был удачнее: камни бастиона раскидало во все стороны, флагшток покосился. Матросы «Резвого» кричали «ура», однако с орудиями они управлялись гораздо медленнее, чем с марселями. Минуты еле ползли. Ядро с батареи угодило в корму фрегата. «Хорошо бы оно попало в каюту на гакаборте», — подумал он с надеждой, вспомнив о стеклянном улье.— Передернуть грота-марсель. Право на борт. Прикажите увеличить угол возвышения, мистер Симмонс. — Дистанция до батареи увеличивалась, скоро она окажется за пределами досягаемости. Ядро угодило в шлюпки на рострах. Во все стороны полетели доски обшивки и щепки. — Лево руля. Так держать! Огонь! К повороту!Лишь два ядра, выпущенные пушками «Резвого», поразили цель, но одним из них, попавшим прямо в амбразуру, была выведена из строя пушка. «Резвый» завершил поворот и лег на другой галс. Орудия левого борта стали стрелять одно за другим. Матросы сняли рубахи. Вскоре раздался бортовой залп. Когда фрегат вновь оказался на траверзе батареи, приблизившись к ней и изготовив к огню карронады, немногочисленный гарнизон, набившийся до отказа в небольшую шлюпку, изо всех сил греб к берегу; вторая, у которой был перебит фалинь, беспомощно дрейфовала.— Пли! — скомандовал Джек Обри, и батарея, окутанная облаком пыли, взлетела на воздух, рассекая его осколками камня.— Что с нашими шлюпками? — спросил он мичмана на шканцах.— Ваша гичка повреждена, сэр. Остальные целы.— Спустить баркас. Мистер Дэшвуд, вам следует взять баркас, заклепать все уцелевшие пушки и отвезти то, что осталось от их флага, миссис Миллер с поздравлениями от экипажа «Резвого». И прихватите их шлюпку, хорошо? Тогда мы будем квиты.Фрегат плавно покачивался на зыби, когда баркас, рассекая волны, спешил к нему назад. В гавани оставались лишь рыбачьи суденышки, громить там было нечего.— Однако, — произнес Джек Обри, когда шлюпки были подняты на борт, — интересы службы требуют, чтобы мы еще разок ударили по бастиону. Кливер ставить! Мистер Симмонс, надо убедиться, что мы сможем давать бортовые залпы быстрее, чем за четыре с половиной минуты.Фрегат ходил челноком, разбивая в прах груду камней. Гордые собой канониры палили с большим усердием, хотя и без особой точности.Урок не прошел даром — когда корабль лег на обратный курс, орудийная прислуга перестала напоминать трактирную. Канониры попривыкли к грохоту и прыжкам смертоносных пушек, но все равно действовали безо всякой сноровки.— Что ж, мистер Симмонс, — обратился он к старшему офицеру, смотревшему на него несколько смущенно, — все было не так уж плохо. А номера четвертый и седьмой были и вовсе хороши. Но если мы научимся давать три точных бортовых залпа за пять минут, никто не сможет устоять перед нами. Каждой французской батарее, мимо которой мы проходим, мы должны салютовать именно таким образом — это гораздо увлекательнее, чем стрельба по мишеням. Да и наши господа начальники не смогут песочить нас за то, что мы переводим порох таким способом. Надеюсь, мы сможем еще какое-то время нести службу в проливе, прежде чем нас отправят в чужие моря.
Джек Обри не стал бы выражать свои пожелания таким образом, если бы знал, как удивительно скоро они осуществятся. Не успел «Резвый» встать в Спитхеде на якорь, как пришел приказ тотчас проследовать в Плимут и взять под опеку направлявшийся на север конвой. Поход на Бермуды откладывался на несколько недель, возможно навсегда. Катер адмирала порта вместе с приказом доставил на борт молодого человека — представителя нового агента капитана Обри, который привез чек на сто тридцать фунтов больше, чем Джек рассчитывал получить, и письмо от генерала Обри: тот сообщал о своем возвращении из Сент-Мериана, самого занюханного из всех корнуэльских поместий его друга мистера Полуила, чье политическое кредо укладывалось в боевой клич «Смерть вигам!».«Я сочинил свою первую речь, — писал генерал, — и намерен произнести ее в понедельник. В ней я окончательно совлеку покров с махинаций вигов, ты вряд ли можешь представить себе, как они зарвались. А после перерыва в заседаниях парламента, если их злоупотреблениям властью не будет положен конец, я произнесу еще более убийственную речь. Мы проливали кровь за родину, и будь я проклят, если эта родина не прольет ради нас умеренное количество крови». Слова «умеренное количество» были зачеркнуты, и письмо заканчивалось просьбой к Джеку записать своего младшего брата в судовую роль, «поскольку однажды это окажется полезным».Лицо Джека Обри приняло задумчивое выражение. Это не значит, что он не одобрял желания Обри-старшего пустить кровь политическим противникам, — он его разделял. Однако он, увы, знал отцовские представления о благоразумии и не был уверен в том, что тот выражался фигурально. Взяв в охапку миссис Миллер, гордую, как Понтий Пилат, моряки высадили ее на берег вместе с обрывком трофейного флага и пошли зигзагом вниз по проливу против западного и юго-западного ветров, сделав остановку лишь для того, чтобы отпраздновать свалившееся на капитана богатство и отметить избрание генерала Обри в парламент разгромом батареи французов на мысе Барфлер, а также уничтожением их семафорной станции на мысе Леви. Фрегат израсходовал бессчетное количество бочонков пороха и испортил французский ландшафт, разбросав по нему тонны железа. Мастерство канониров росло на глазах. Они с энтузиазмом отправляли своих ближних в лучший мир и, радуясь как дети, уничтожали то, что эти ближние успели соорудить на своих берегах. Никакая стрельба по мишеням в море не могла доставить им столько наслаждения или хотя бы на одну десятую увеличить их рвение, чем стрельба по окнам семафорной станции. Когда, задрав до предела хоботы орудий, они в конце концов в них попали и стекла с рамами разлетелись вдребезги, моряки кричали «ура», будто потопили линейный корабль. Все находившиеся на шканцах, в том числе капеллан, хохотали и улыбались, словно ребятишки, оставшиеся в праздник без присмотра.Джек Обри не стал бы выражать свои пожелания, если бы знал, что они лишат Стивена обещанных ему тропических радостей. Он и сам бы с удовольствием походил по суше на Мадейре, в Бермудах или Вест-Индии, не опасаясь никого и ничего, кроме французов, возможно, испанцев и желтой лихорадки.И вот эти пожелания исполнились, и он здесь, под прикрытием острова Дрейка, с мотыгообразным выступом Плимута на левом крамболе, ожидает погрузки 92-го пехотного полка на транспорты в Хамоазе. Судя по нынешней полной неопределенности, ждать придется долго.— Джек, — произнес Стивен, — вы не хотите навестить адмирала Хеддока?— Нет, — отвечал капитан Обри. — Не хочу. Вы же знаете, я поклялся не выходить на берег.— Софи и Сесилия все еще там, — заметил Стивен.— Вот как! — воскликнул Джек и принялся расхаживать взад и вперед по каюте. — Стивен, — сказал он, — я не пойду. Скажите мне, ради бога, что я могу ей предложить? Я много думал об этом. Я вел себя как себялюбец и напрасно преследовал ее в Бате. Мне не следовало делать этого. Вы же знаете, я руководствовался чувствами, я не думал. Ну разве я ей пара? Капитан первого ранга, если угодно, но по уши в долгах, и никаких перспектив, если Мелвилл уйдет. Хорош жених, который крадучись ползает по суше, словно вор, по пятам преследуемый сыщиками. Нет, я не стану докучать ей, как делал это когда-то. И я не хочу снова рвать сердце на части. Кроме того, какие чувства она может питать ко мне после всех моих художеств? Глава четырнадцатая — Прошу прощения, мисс, не можете ли вы сказать, где мисс Уильямс? — спросил адмиральский дворецкий. — Ее желает видеть один джентльмен.— Она сейчас спустится, — отвечала Сесилия. — А кто это?— Доктор Мэтьюрин, мисс. Он велел сказать, что он доктор Мэтьюрин.— Проводите же его ко мне, Роули, — воскликнула девушка. — Я им займусь… Милый доктор Мэтьюрин, как вы? Каким образом вы сюда попали? Клянусь, я просто поражена! Какого замечательного успеха добился милый капитан Обри, захвативший «Фанчуллу»! Но как жаль бедный «Поликрест», ушедший под воду со всем имуществом. Но вы-то, надеюсь, спасли свою одежду? О, как мы радовались, прочитав «Гэзетт»! Мы с Софи взялись за руки и принялись скакать, точно козочки, по розовой гостиной, вопя при этом: «Ура, ура!» Хотя мы так переживали, о господи, как мы переживали! Плакали и плакали, я вся распухла от слез и такая страшная пошла на адмиральский бал. А Софи совсем не пошла на бал и потеряла немного — бал был такой дурацкий. Молодые люди торчали в дверях, а танцевали одни только старики, согласно рангу. Разве можно назвать это балом? Я танцевала один лишь раз. О, как мы ревели — у нас все платки промокли от слез, представляете? Конечно же, все это очень грустно. А она — она совсем не думала о нас. О том, что бросает тень на всю семью! По-моему, она напрасно так поступила. Могла бы подождать, пока мы не вышли бы замуж. Думаю, она… Но я не должна вам говорить этого, потому что однажды вы уже пострадали, много, хотя и давно. Разве нет?— Кто же вас так расстроил?— Ну конечно же Диана. Разве вы не знали? О боже!— Расскажите, пожалуйста, что же произошло.— Мама велела никому не рассказывать об этом. Я и не буду рассказывать. Но если вы обещаете никому этого не передавать, я шепну вам на ухо. Ди стала содержанкой этого самого мистера Каннинга. Я думала, что это вас удивит. Кто бы мог подумать? Мама ничего не подозревала, хотя она поразительно мудрая женщина. Она просто впала в бешенство и до сих пор не может прийти в себя. Она говорит, что теперь у нас нет никаких шансов найти приличную партию. Это вовсе не значит, что я против приличной партии, просто мне не хочется остаться старой девой. Даже думать об этом противно. Тихо, я слышу, что ее дверь закрывается: она спускается вниз. Я оставлю вас вместе и не буду третьей лишней. Может быть, во мне и нет шести футов роста, но никто не скажет, что я третья лишняя. Так вы никому не расскажете? Не забудьте, вы обещали.— Софи, дорогая, — произнес Стивен, целуя девушку. — Как вы поживаете? Я сразу же отвечу на все ваши вопросы. Джеку присвоили звание капитана первого ранга. Мы приплыли на том фрегате, который стоит возле островка. Он временно исполняет обязанности капитана.— На каком фрегате? Где он, где?— Пойдемте, — предложил доктор, поворачивая большую бронзовую подзорную трубу адмирала, укрепленную на кронштейне. — Видите, он расхаживает по шканцам в своих старых нанковых панталонах.На ярко освещенном корабле Джек Обри мерил шагами палубу от обреза квартердека к кормовой карронаде и обратно.— Да у него на голове повязка! — воскликнула девушка. — Уж не пострадали ли снова его бедные уши? — пролепетала она, наводя объектив на фокус.— Нет, нет, только прическа. Наложено не больше дюжины швов.— Он не сойдет на берег? — спросила Софи.— Не сойдет. Зачем? Для того чтобы на берегу его арестовали за долги? Ни один друг не заставит его сойти на сушу даже силой, и ни одна женщина, питающая к нему чувство дружбы, не попросит его сделать это.— О да! Ни в коем случае! Я совсем забыла… Всякий раз, поворачиваясь, Джек Обри смотрел на Маунт Эджкамб, официальную резиденцию адмирала Хеддока. Софи показалось, что они встретились глазами, и она отпрянула.— Объектив не в фокусе? — спросил Стивен.— Нет, нет. Нехорошо разглядывать его исподтишка. Как он себя чувствует? Я так рада, что… Я совсем запуталась… Все так неожиданно… Я даже не представляла себе… Как он себя чувствует? А как вы? Милый Стивен, как вы себя чувствуете?— Я вполне здоров, спасибо.— Нет, нет, вы не здоровы. Сядьте сию же минуту. Стивен, Сисси проболталась?— Это не имеет значения, — отвечал доктор, отводя глаза. — Скажите, это правда?Софи не смогла ответить, но села рядом и взяла его за руку.— Теперь послушайте, детка, — произнес Стивен, в свою очередь пожимая ее руку.— Прошу прошения! — воскликнул адмирал Хеддок, просунувший в дверь голову и тотчас убравший ее.— Теперь послушайте, детка, — повторил доктор. — Фрегату «Резвый» приказано следовать на север, в Нор, чтобы забрать там каких-то дурацких солдат. Как только они погрузятся, корабль отправится в плавание. Вы должны сесть на него и попросить Джека доставить вас в Дюны.— О нет. Я никогда не смогу пойти на это. Это будет неприлично. Дерзко, смело, словом, неприлично.— Ничего подобного. Вместе с сестрой вполне прилично и естественно. Ну же, дорогая, принимайтесь упаковывать свои вещи. Сейчас или никогда. В следующем месяце он может оказаться в Вест-Индии.— Ни за что. Я знаю, вы хотите, чтобы было как лучше. Вы душка, Стивен, но девица не может, просто не может пойти на такой шаг.— У меня совсем нет времени, — произнес доктор, вставая. — Послушайте меня. Делайте то, что я говорю. Пакуйте свои шляпки — и марш на корабль! Сейчас самое время. Именно сейчас, иначе вас будут разделять три тысячи миль соленого неприветливого моря и годы напрасно потерянного времени.— Я вся в растерянности. Но я не могу. Нет, я никогда не пойду на это. Не могу. Может быть, я ему не нужна. — По щекам Софи лились слезы. Она отчаянно мяла в руках платок и, качая головой, лепетала: — Нет, нет, никогда.— Тогда всего вам хорошего, Софи, — сказал он. — Как можно быть такой размазней! Такой жеманницей! Фи, Софи. Где же ваша смелость, девочка? Ведь это единственное, чем он восхищается на свете!
Когда Стивен добрался до квартердека, адмирал делился своими соображениями относительно снастей из манильского троса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71