— Акулы-то? Все это пустые страхи, никакой опасности эти твари не представляют. Если не пролита кровь, они предпочитают объедки и помои с камбуза. В Вест-Индии я однажды решил поплыть за четверкой и, нырнув, угодил прямо на спину огромного хищника, но он меня даже не тронул.— Скажите, такое часто случается с вами? Разве это не огромное событие в жизни?— Событие? Я бы так не сказал. Болтон двадцать второй, а может, двадцать третий, кого я спас за время службы. Ребята из Общества спасания утопающих однажды прислали мне золотую медаль и весьма трогательное письмо. Это было очень кстати с их стороны — я имею в виду медаль. Мне пришлось заложить ее в Гибралтаре.— Вы мне об этом не рассказывали.— А вы не спрашивали. Но в этом нет ничего особенного, главное — не теряться, когда тонущий цепляется за тебя. Какое-то время, ясное дело, чувствуешь себя этаким молодчиной, достойным гражданином и все такое. Это приятно, не отрицаю. Но в действительности это сущий пустяк, который ничего не значит. Я бы бросился спасать даже собаку, а не только матроса первого класса. В теплую погоду я, пожалуй, спас бы даже судового врача, хаха-ха! Мистер Паркер, думаю, нынче вечером мы сможем поднять паруса, а завтра первым делом уберем обломок бизань-мачты. Тогда вы сможете навести на палубе порядок и привести корабль в надлежащий вид.— На судне сейчас действительно кавардак, сэр, — отвечал старший офицер. — Должен извиниться, сэр, за то, что не встретил вас достойным образом. Позвольте принести вам поздравления.— Благодарю вас, мистер Паркер: матрос первого класса — ценный приз. Болтон один из наших лучших матросов, работающих на верхних реях.— Он был пьян, сэр. Я занес его в список тех, кто подлежит наказанию.— Может быть, на этот раз простим его, мистер Паркер? Теперь можно забираться наверх, поставив одну ногу здесь, а вторую возле люка, воспользовавшись оттяжкой, ведущей к третьему бугелю на грот-мачте.Вечером, когда стало слишком темно, чтобы продолжать наблюдения, а вниз спускаться еще не хотелось, Стивен заметил:— Вам не кажется, что если у вас войдет в привычку недооценивать спасение людей, то другие тоже перестанут ценить такие поступки? Что впредь вы уже не получите благодарности?— Раз уж вы заговорили об этом, то, полагаю, так оно и должно быть, — отозвался Джек Обри. — Все зависит от человека. Некоторые относятся к этому очень по-доброму. К примеру, Бонден. Я его спас в Средиземном море, если помните. Так человека благодарнее его я не видел. Но большинство, как я убедился, не придают этому большого значения. Таково было бы и мое собственное отношение, если бы речь не шла о близком друге, который прыгнул бы в воду со словами: «Черт меня побери, но я вытащу из воды Джека Обри». Нет. В целом, — продолжал Обри, сделав торжественное лицо, — мне кажется, что добродетельный поступок сам по себе является наградой.После этого оба замолчали, каждый думал о своем, а кильватерная струя меж тем становилась шире, и над португальским берегом одна за другой стали всходить звезды.— Я решил! — воскликнул Стивен, хлопнув себя по колену. — Наконец-то я решил, что научусь плавать.— Думаю, что завтра, определив течение, — сказал Джек Обри, — мы поставим и штормовые стаксели. *** — Штормовые стаксели работают как надо, они сильно помогают рулевому, — произнес мистер Макдональд.— Капитан доволен? — спросил доктор.— Более чем. Сильного ветра, чтобы испробовать их по-настоящему, нет, но, по-моему, управляемость судна значительно улучшилась. Разве вы не заметили, что оно движется гораздо легче? Так что мы снова можем иметь удовольствие обедать в обществе казначея. Заявляю вам, доктор, что, если эта чернильная душа будет нарочно рыгать или ковырять в зубах за столом, я его убью.— Наверное, для этого вы и чистите свои пистолеты? Но я рад тому, что вы сообщили о парусах. Может быть, теперь будет меньше разговоров об этих шкимушках, стрелах, летучих кливерах, простых кливерах — словом, о кливерах из кливеров, прости меня, Господи. Моряки — славные ребята, но очень уж они засоряют язык жаргонными словечками. Какие красивые у вас пистолеты. Можно их подержать?— Прелесть, верно? — спросил Макдональд, передавая ему футляр.— Давно я не держал в руке пистолета, — заметил Стивен. — Да и кортик тоже. Но когда я был помоложе, то приходил в восторг от оружия. Я и сейчас еще таков. Оружие обладает очень своеобразной красотой. Кроме того, оно по-настоящему полезно. Знаете ли, у нас в Ирландии люди чаще выходят на улицу, чем в Англии. Полагаю, так же обстоит дело и у вас?Макдональд подумал, что так оно и есть, хотя существует разница между высокогорной Шотландией и остальной частью королевства. Но что доктор Мэтьюрин подразумевал под словом «чаще»? Стивен сказал, что он подразумевал раз двадцать-тридцать в год; на первом курсе университета он знавал людей, которые превосходили это число.— В то время я придавал слишком большое значение тому, чтобы остаться в живых, оттого научился довольно сносно владеть как пистолетом, так и кортиком. У меня сохранилось детское влечение к оружию. Ха-ха — первая, третья позиция, защита, финт, удар!— Не хотите провести со мной тренировочный поединок на палубе?— А мы не нарушим каких-то правил? Я страшно боюсь показаться хоть в какой-то степени эксцентричным.— Ну что вы! Это будет вполне в порядке вещей. На борту «Бореас» я, бывало, давал мичманам уроки фехтования после того, как заканчивал учения со своими морскими пехотинцами. Кроме того, один или два лейтенанта с этого корабля оказались неплохими фехтовальщиками. Пойдемте, захватим с собой заодно и пистолеты.На квартердеке они занимались фехтованием: делали выпады, топали, кричали: «Ха!» Стук и звон стали о сталь отвлекали вахтенных мичманов, которые получили нагоняй, зато их более счастливым товарищам предоставилась возможность с интересом наблюдать за этой увлекательной и жестокой забавой.— Стоп, стоп! Прекратите, кончайте, — воскликнул Стивен наконец, отступив назад. — Я запыхался, у меня одышка, у меня нет больше сил.— Что ж, — отозвался Макдональд. — За последние десять минут я десять раз был убит. Я сражался лишь мысленно.— Мы оба были трупами с самого начала поединка.— Помилуй нас всех, Господи! — произнес Джек Обри. — А я и не знал, что вы так кровожадны, любезный доктор.— В настоящем сражении вы, должно быть, смертельно опасны, — заметил Макдональд. — Какой у вас быстрый убийственный выпад. Я бы не хотел встретиться с вами в серьезном бою, сэр. Вы можете назвать меня тюфяком, и я покорно снесу такое оскорбление. Может быть, вы предпочитаете пистолеты?Наблюдая за поединком со своей стороны шканцев, Джек Обри был искренно изумлен: он даже представить себе не мог, что Стивен умеет держать шпагу, не говоря о том, чтобы зарядить пистолет, тем более попасть в очки на игральных картах с дистанции в двадцать шагов, хотя и думал, что близко знает его. Он был доволен, что друг делает такие успехи; ему была приятна почтительная тишина. Но ему было немного грустно, оттого что он не может принять участие в их состязаниях и стоит в стороне: капитан не вправе позволять себе такую роскошь, чреватую потерей лица. В той хладнокровной самоуверенности, с какой Стивен вставал в позицию, поднимал пистолет, целился своим блеклым глазом и отстреливал голову у червового короля, было что-то неприятное, скользкое. Джеку стало как-то не по себе. Он повернулся в сторону своих новых штормовых стакселей, наполненных ветром, на которых не было ни морщинки. Скоро с подветренной стороны на дистанции около шестидесяти лье откроется мыс Финистерре. Около полуночи шлюп повернет на ост, взяв курс на Ортегу и залив.
Перед тем как пробило восемь склянок предполуночной вахты, на палубу вышел Пуллингс, подталкивая перед собой зевающего, с заспанными глазами, Парслоу.— Вы человек обязательный, мистер Пуллингс, — сказал штурман. — С удовольствием пойду на боковую. — Словно заразившись от Парслоу, он широко зевнул и продолжил: — Принимайтесь за командование. Стоят прямые паруса, грот— и фор-марсели, фор-стаксель и кливер. Курс норд-норд-ост. Когда пробьет две склянки, меняйте курс на чистый ост. Если заметите парус, зовите капитана. Ах, моя коечка так и тянет меня к себе. Доброй вам ночи. На этого мальчугана надо бы вылить ведро воды, — добавил он, глянув на Парслоу, и направился к люку.Сквозь сон Джек Обри слышал, как менялась вахта: когда по судну длиной сто сорок футов топают шестьдесят пар ног, тишину сохранить трудно. Но гораздо четче он ощутил смену курса, которая последовала час спустя. Даже в полусне он понял, что находится под другим углом относительно меридиана. Джек также почувствовал, что «Поликрест» идет курсом от галфвинда до бакштага: судорожные взлеты и падения сменились пологими подъемами и длинными спусками. С палубы не доносилось ни понуканий, ни окриков. Пуллингс успел лечь на фордевинд, негромким голосом отдав несколько распоряжений. Все шло как по маслу, без шума и лишней суеты. Джек мысленно похвалил Пуллингса. Но все-таки что-то было неладно. Шкоты парусов были выбраны как полагается, однако топот ног был чересчур поспешным. Из открытого светового люка до капитана донеслись возбужденные возгласы. Когда открылась дверь каюты и рядом с его койкой возник смутный силуэт мичмана, капитан уже стряхнул с себя остатки сна.— Я из вахты мистера Пуллингса, сэр. Он полагает, что на левом крамболе виден корабль.— Благодарю вас, мистер Парслоу. Сейчас я поднимусь.Когда Пуллингс спустился с мачты по штагу на шканцы, Джек Обри уже стоял возле освещенного нактоуза.— По-моему, я обнаружил корабль, сэр, — произнес он, протягивая капитану подзорную трубу. — Три румба на левом крамболе, на дистанции около двух миль.Видимость ночью оказалась недостаточной: небо было чисто, но края его были скрыты дымкой. Крупные звезды превратились в золотые точки, а малые совсем поблекли; молодая луна давно зашла. Когда глаза Джека привыкли к темноте, он смог достаточно четко различить линию горизонта — более светлую полоску на фоне черного неба, с которого вот-вот скроется Сатурн. Ветер зашел немного к норду; он усилился, и на гребне каждой волны, шедшей с зыбью, появились белые гребни. Несколько раз Джеку казалось, что он видит в объективе марсели судна, но неизменно убеждался, что зрение его подводит.— У вас, должно быть, хорошие глаза.— Оно выстрелило из пушки, сэр, и я заметил вспышку. Но мне не хотелось вызывать вас, пока я не убедился, что не ошибся. Вон оно, сэр, под самым лисель-реем. Вижу марсели, возможно бизань. По-моему, идет круто к ветру.«Господи, да я же старею», — подумал Джек, опуская подзорную трубу. В тот же миг он заметил мертвенно-бледную точку, которая исчезла, но появилась вновь в том же самом месте. Наведя трубу, он увидел в окуляре белую полосу: ее образовали обрасопленные марсели, которые, казалось, сливались воедино. А бледное пятнышко наверху — бизань-брамсель. Судно шло правым галсом круто к свежему норд-весту, по-видимому идя курсом вест-зюйд-вест или чуть южнее. Если оно выстрелило из пушки всего один раз, значит, совместно с ним плывут другие корабли. Выстрел означал, что оно меняет галс и остальные должны последовать его примеру. Джек стал вглядываться в восточную часть темного моря и на этот раз увидел один, возможно, два вымпела. Идя таким курсом, они должны пересечься. Но сколько еще незнакомец будет оставаться на прежнем галсе? Едва ли долго, поскольку каменистый мыс Ортега, окруженный опасными рифами, находится с подветренной стороны от него.— Давайте приводиться к ветру, мистер Пуллингс, — решил он. А штурвальному сказал: — Держитесь круто к ветру и не позволяйте парусам заполаскивать.«Поликрест» все больше приводился к ветру; поворачиваясь, звезды описывали в небе дугу. Джек Обри внимательно прислушивался: не заполаскивают ли паруса. Это означало бы предел, круче корабль идти не сможет. Теперь ветер дул в левую скулу шлюпа; перелетавшие через поручни брызги попали ему на лицо. Боковая шкаторина фор-марселя начала вибрировать.Джек Обри взялся за штурвал и немного повернул руль.— Туже выбрать булинь! — крикнул он. — Мистер Пуллингс, думаю, мы можем еще ближе привестись к ветру. Следите за брасами и булинями.Пуллингс бросился на нос по едва освещенной палубе: несколько матросов на полубаке с криками «Раз, два, три, взяли!» выбирали шкоты. Когда мичман вернулся на ют, шкоты были выбраны, и реи со скрипом повернулись еще на несколько дюймов. Теперь паруса шлюпа были установлены как можно круче к ветру, и Джек Обри, стоявший за штурвалом, ощущал противодействие руля, поворачивая судно ближе к направлению ветра. Полярная звезда скрылась за грота-марселем. Круче, еще круче. Но вот предел достигнут. Джек даже не предполагал, что сможет добиться таких результатов. По сравнению с прежними шестью с половиной румбами, корабль мог двигаться под углом в пять румбов от направления ветра, и даже если бы шлюп по своей дурной привычке спускался под ветер, он все равно смог бы обезветрить незнакомца, пока на штурвале опытный рулевой, а паруса надежно обрасоплены. У Джека создалось впечатление, что шлюп стал меньше уваливаться под ветер.— Превосходно, так держать, — сказал капитан, взглянув на освещенное лампой нактоуза лицо штурвального. — Вижу, это вы, Хейнс. Что же, Хейнс, вы меня обяжете, если станете и впредь так стоять на руле. Это вы, Дайс? Ни на градус не отклоняться от курса.— Так точно, сэр!— Продолжайте выполнять свои обязанности, мистер Пуллингс. Проверьте все орудийные замки и стеллажи для ядер. Можете убрать один риф на грота-марселе, если ветер поослабнет. Меня можете вызвать, когда что-то переменится.Джек Обри спустился в каюту, переоделся в сорочку и панталоны и принялся перелистывать ежегодный справочник Стила. Но отдыхать не смог и вскоре снова поднялся на шканцы. Заложив руки за спину, он стал расхаживать по подветренной стороне, при каждом повороте поглядывая на темное море.Два, возможно, три судна по сигналу меняют галсы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71