Что из того, что тот, кто должен утонуть, сам бежит к воде? Воин, охраняющий потомка великого Чингиз-хана, обязан, если это нужно, поднять свою саблю даже против всесильного Неба.С этого дня разум Тудай-Менгу словно погрузился в глубокий и темный колодец. Он ни с кем не разговаривал, одиноко сидел в юрте, и глаза его то затягивала мутная дремотная пелена, то они вдруг светлели, становились холодными и ясными.На третий день юного Бату похоронили на высоком речном берегу, и караван вновь тронулся в путь, в улус Ногая.Утром, на второй день после приезда Тудай-Менгу, Ногай, узнавший все о постигшем его несчастье, разделил с ним его печаль, сказал слова утешения.Нойон кивнул в ответ, но душа его оставалась немой и не согрелась от услышанного. Только через неделю пришел он в себя. Но это уже был другой человек. Умер прежний — веселый и жизнерадостный — Тудай-Менгу, и родился новый — хмурый и равнодушный к миру и его радостям.Он больше слушал Ногая, чем говорил, со всем соглашался и вскоре засобирался в обратный путь.Щедро одарив Тудай-Менгу подарками, Ногай, чтобы хоть как-то утешить его, предложил: «Возьми любую девушку, которая тебе понравится в моем улусе».Но Тудай-Менгу покачал головой: «Я сделаю это в следующий раз».Ногай опечалился. Дела Тудай-Менгу были плохи. Отказываясь, он поступил так, как не поступил бы ни один монгол. * * * Вскоре после отъезда Тудай-Менгу к Ногаю из Золотой Орды прискакал со словами приказа сын хана — Токтай.Великий хан хотел, чтобы Ногай был готов выступить в поход на Кайду.Ногай с почетом встретил Токтая, щедро одарил его и прибывших с ним людей.Почтительно выслушав гонца, он сказал:— Передай великому хану, что я всегда готов повиноваться его слову. Но еще со времен Бату право ходить в походы на Мавераннахр и Хорасан было оставлено эмирам и нойонам тех улусов, которые ближе всего находятся к этим землям. У меня же есть другие замыслы. Если великий хан Менгу-Темир решит выступить со своими туменами против Кайду, то в дело непременно вмешается ильхан Абак. Ведь Кайду обещал выдать за его внука Газана свою дочь Кутлун-Шагу. Вот тогда я стану необходим Золотой Орде. Как только наступит зима и замерзнут реки, я со своими туменами привычным мне путем, через Дербент и Ширван, выступлю против Абака и нанесу ему удар в спину. Если Небо поможет мне и мои воины одержат победу, разве это не охладит горячую голову Кайду и не заставит его искать мира с Ордой?Токтая слова нойона убедили, и он согласился с мудрым Ногаем. На второй день Токтай отправился в Дешт-и-Кипчак, чтобы передать отцу все, что он услышал.— Я не стану женой Газана, — сказал Кутлун-Шага. Губы ее тронула улыбка, а глаза смотрели на отца бесстрашно и весело.— Почему ты так решила, моя Ангиар? — растерянно спросил Кайду. Он редко называл дочь по имени, данному ей при рождении, потому что считал, что ей больше подходит другое: Ангиар — Дар Неба.— Газан младше меня. Да и не хочу я жить в чужой стороне. Ты же знаешь, что я привыкла быть свободной…Кайду осуждающе покачал головой.— К чему мне ехать в Иран, если ты, сделавшись властителем, подарил мне замечательный улус? Река Чу поит его земли. Здесь привольно скоту, а подвластные мне кипчаки выращивают сады и сеют хлеб.— Я подарил тебе богатый улус…— согласился Кайду. — Но надо думать о дне завтрашнем. Твой брат Урус, чей тумен стоит у Тарбагатайских гор, на берегу светлого Зайсана, сообщает нам, что все чаще воины Кубылая приходят из Китая, чтобы отнимать у подвластных нам родов скот. Это делается неспроста. Кубылай готовится к войне, и выстоять против него будет нелегко. Я ведь тоже приехал к тебе не в гости, а для того, чтобы взять из твоего улуса часть войска и отдать его Урусу…— Почему ты боишься, отец?! — глаза Кутлун-Шаги блеснули. — Разве мало мы победили врагов? И если кто-то осмелится напасть на твои владения, мы снова победим!Кайду ничего не ответил дочери, долго молчал, потом сказал:— Не так и далек Иран… Ты ведь знаешь, что земля, на которой родился я, во много раз дальше. Даже быстрому соколу потребуется много дней, чтобы долететь до берегов голубого Керулена… Но ведь я не побоялся уйти в чужие края и сделать их своими. Кроме того, Газан является внуком ильхана Абака, и, когда тот умрет, его место займет отец Газана — Аргун. Как скоро это произойдет — зависит от случая…— А кто мой отец?! — вызывающе засмеялась Кутлун-Шага. — Разве не он правит всем Мавераннахром, землями Семиречья, Хорасаном и Восточным Туркестаном?!Кайду упорно повторил:— Именно поэтому ты должна стать женою Газана.— Именно поэтому я не стану ею, — возразила Кутлун-Шага. — И еще я хотела тебе сказать…Кайду вскинул голову и в упор посмотрел на дочь. Она не опустила глаз.— Я беременна…Эта новость была для Кайду ударом. Гнев охватил его:— От кого?— От эмира Абдекула…Хан заскрипел зубами. Абдекул — уйгур, недавно прибывший из Северного Китая. Он был сыном уйгурского идикута, владел грамотой, умел разговаривать с чужестранцами, и за это Кайду приблизил его к себе.Так вот чем отплатил хану этот человек! Шесть месяцев назад сам Кайду послал его к Кутлун-Шаге, чтобы он провел перепись людей в ее улусе и упорядочил сбор налогов.Не знал, не ведал Кайду, чем обернется для него поездка красивого и статного уйгура.— Годы уходят, отец…— с грустью сказала Кутлун-Шага. — До каких пор лежать мне в постели и не знать счастья материнства? Так уж случилось… Говорят, что Газан принял мусульманскую веру, а по ее законам я совершила грех: не сделавшись женой, я зачала ребенка…Кайду опустил голову и после долгого раздумья сказал:— А ты думаешь, что твой поступок украсит мою Орду?!— Отдай меня Абдекулу, — решительно сказала Кутлун-Шага. — И тогда никто не посмеет злословить.Кайду знал, что если он даже согласится с тем, о чем его просит дочь, сплетен и злословия не избежать. Любой удивится тому, что сильный и могучий Кайду отдал свою единственную дочь за сына безвестного идикута. Нет. Достойным мужем для Кутлун-Шаги мог быть только Газан. Род, из которого происходит он, правит ныне Ираном, Азербайджаном, Ираком и Румом. И быть может, очень скоро сам Газан станет ильханом.Кутлун-Шаги назвала Абдекула эмиром. Стоит лишь Кайду пошевелить пальцем, и от него не остантся даже праха.Тяжкие думы овладели Кайду. Предстояло держать ответ перед Абаком. Как сказать ему, что дочь прижила ребенка от пришельца из Китая? В подобных случаях потомки Чингиз-хана обычно не мучились в поисках решения. Кутлун-Шага должны была умереть. А мертвых не отдают в жены, и Абаку ничего не надо объяснять. Имя хана, его род не узнает позора. Смерть всегда помогала чингизидам решать самые трудные дела. И сейчас выход был один.Мысль о возможной смерти дочери заставила содрогнуться Кайду.Нет! Это не должно произойти. Недаром среди всех потомков Джагатая и Угедэя он считается самым умным и хитрым. Время поможет ему, подскажет, как следует поступить, а пока…— Хорошо, — сказал Кайду. — Я сделаю так, как хочешь ты…Кутлун-Шага обняла отца:— Я знала, что ты скажешь мне эти слова.— Разве я мог поступить иначе, моя Ангиар, мой Дар Неба? — со вздохом ответил он.— Не надо печали, отец, — лицо Кутлун-Шаги светилось радостью. — Я приготовила тебе чудесный подарок.Кайду выжидательно посмотрел на дочь.— Ты помнишь, как Берке-хан приказал убить десять тысяч рабов, когда они выразили непокорность?— Да.— И знаешь, что причиной смуты был мастер-строитель из Рума?Кайду кивнул.— Вместе с ромеем из Сарай-Берке бежала тогда кипчакская девушка по имени Кундуз.Кайду наморщил лоб.— И об этом слышал. Говорят, она была красавица?— Да. Она хороша лицом и телом. Но самое красивое у нее — это волосы. Я никогда не видела таких… Сейчас ты увидишь это сам.Кутлун-Шага хлопнула в ладоши. В юрту вошла служанка.— Приведи длинноволосую женщину и ее сына.Та молча поклонилась и, пятясь, вышла.Кутлун-Шага повернулась к отцу:— У женщин и цветов время отнимает красоту. Молодость Кудуз прошла, но волосы остались прежними. Наверное, из-за них мужчины всегда любили ее. Ревнуя кипчачку к Кулагу, Тогуз-хатун отрезала ей косы, но они выросли вновь. И с Берке-ханом, наверное, произошло то же, когда она попала к нему. Но он не смог насладиться ее прелестями. В первую же ночь кипчачку выкрали беглые рабы. Помнишь, Берке велел сжечь Черный лес на берегу Итиля, где скрывался отряд беглецов? Кундуз была там, но ей удалось спастись вместе с сыном.— Но как она попала к тебе?— Мои воины нашли ее в караване, который шел из Золотой Орды в Алмалык. Про остальное спроси у нее сам. Я берегла ее для тебя…Кутлун-Шага говорила все верно, но только не знала она, что семилетний Акберген не был сыном Кундуз. Мальчик был рожден Акжамал и Салимгиреем, но они в ту страшную ночь пожара на берегу Итиля приняли смерть от воинов Тудай-Менгу.И не в Алмалык пробиралась Кундуз, а в Бухару. После того как не стало Коломона, мир словно лишился красок. Женщины, которым удалось спастись вместе с ней, вскоре разбрелись по необъятной Дешт-и-Кипчак искать свою судьбу. Кундуз же осталась жить в маленьком бедняцком ауле на берегу Жаика. Она называла Акбергена своим сыном, ходила в рваной одежде, помогала людям ухаживать за скотом, доила кобыл. Ее считали полоумной, не прогоняли, давали еду.Но так долго продолжаться не могло. Узнавший свободу не променяет ее никогда на такую жизнь. Долгими зимними ночами, лежа в дырявой бедняцкой юрте, приютившей ее, Кундуз вспоминала прошлую жизнь, думала о будущем. Надо было, чтобы подрос, окреп, научился сидеть в седле Акберген. Да и уходить в эти годы было некуда.В степи было спокойно. Лишь иногда доходили слухи, что где-то появился отряд разбойников-барымтачей. Они грабили всех подряд, угоняли скот и у богатых, и у бедняков. Таких Кундуз презирала.Жадно прислушивалась она к новостям, которые порой приносили останавливающиеся на отдых в ауле дервиши.Шли мимо караваны из далеких земель, но везде было тихо. Дрались между собой только ханы, делили, отнимали друг у друга земли. Акберген подрос и уже помогал Кундуз — пас весною ягнят.Но однажды она услышала то, что так долго ждала. Шепотом, боясь доносов, караванщики рассказали, что в Бухаре вновь неспокойно. Появился улем Тамдам и зовет народ прогнать монголов.Хорошо знала это имя Кундуз. Она помнила, как по ночам, подбросив в костер сучьев, рассказывал Салимгирей о бесстрашном Махмуде Тараби, о своем товарище Тамдаме, поднимавших ремесленников Бухары против монгольских владык и баскаков. Знала она и о том, как спас Салимгирей Тамдама.Больше не было сил оставаться в ауле. И Кундуз упросила одного из караванбаши, направляющегося в Бухару, взять ее с собой.Путь был не близкий. Начинался он в Дешт-и-Кипчак, шел через Монгольские горы, огибал Арал, и дальше тропа вела к Бухаре. Миновать долину Чу караван не мог.Еще недавно эти земли принадлежали Золотой Орде, но сегодня ими правил Кайду. Он знал, что Менгу-Темир не смирится с потерей и рано или поздно придет сюда с войском. Опасаясь лазутчиков, Кайду велел проверять все проходящие караваны.Караванбаши было известно, что в Бухаре неспокойно, и он решил схитрить и сказал, что идет в Алмалык.Кутлун-Шага никогда не видела Кундуз и все же легко догадалась, кто она такая. Снова, в который раз были виноваты косы. Кундуз постоянно отрезала их, но волосы росли быстро и были, как прежде, прекрасными и густыми. Чтобы косы не мешали в пути, она обернула их вокруг талии.Кутлун-Шага была не только воином, но и женщиной, и потому глаза ее сразу же остановились на Кундуз.Если человек имеет что-то особое — доблесть или богатство, ум или необычайной красоты волосы, — слух об этом быстро расходится по всей степи среди кочевников.Сидя на черном иноходце, разглядывая тех, кто толпился перед ней в ожидании решения своей участи, Кутлун-Шага внимательно рассматривала Кундуз. Лицо женщины хранило следы былой красоты, а главное — косы… Они-то и подсказали правительнице улуса, кто эта женщина…— Развяжи косы…— властно сказала она.Кундуз молчала.Тогда Кутлун-Шага приказала одному из нукеров:— Сделай это ты.Невысокий кривоногий нукер скатился с седла и подбежал к женщине.Едва он протянул к ней руки, как стоящий рядом Акберген кинулся на монгола. Тот легко отбросил его в сторону. Мальчик упал, но тут же вскочил на ноги. Рукояткой камчи нукер наотмашь ударил его несколько раз по голове и лицу. Кровь залила глаза Акбергена.Метнулась к нему Кундуз, опустилась на колени, закрыла телом. А потом, глядя снизу вверх на сидящую на коне Кутлун-Шагу, крикнула:— Останови своего пса! Я сама сделаю то, что ты хочешь!Рывком Кундуз развязала тугие жгуты кос, и они, подобно двум черным змеям, упали на пыльную землю.— Значит, это ты и есть та Кундуз?— Да. Но в чем виноваты я и мой сын? Почему ты велишь поступать со мной как с рабыней? Или все оттого, что у меня длинные косы?Кутлун-Шага усмехнулась. Она знала все, что рассказывала степная молва.— Если бы ты была виновата только в этом…— И обращаясь к нукерам, велела: — Женщину с ребенком заберите в Орду и поручите надежным людям…— Кутлун-Шага недобрым взглядом посмотрела на караванбаши. — Кто вы такие и куда держите пусть?— Я купец, — вкрадчиво сказал тот. — У меня есть разрешение заниматься торговлей. Об этом знает отец ваш Кайду…— Чем подтвердишь свои слова?Караванбаши торопливо полез за пазуху и достал шелковый платок. Руки его дрожали от волнения, и он, с трудом развязав тугой узел, достал серебряную пластинку — пайцзу.— Эту пайцзу мне дал в свое время великий хан Угедэй…— заглядывая в глаза Кутлун-Шаге, сказал он.Пайцзы появились еще при Чингиз-хане. Они были золотыми, серебряными, медными, чугунными, деревянными. И изображения на них были разные: оскаленная голова тигра, спокойно сидящий тигр, летящий сокол… Каждая пайцза давала своему владельцу определенные привилегии: или беспрепятственный проход через все земли, принадлежащие монголам, или право не платить налог от проданных товаров, или право первым получать сменных лошадей на ямах, через которые спешили гонцы…Разное было значение у пайцз, и каждый монгол обязан был их знать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38