Иисус мог воскресить мертвого, а на том месте, где Мухаммед молился аллаху, горы превращались в камни, а камни — в прах. Это происходило потому, что аллах хотел видеть лицо своего святого сына. Он самый сильный пророк. Никто не смеет быть сильнее его…Человек покачал головой:— Все может быть в этом мире… Будь Иисус сильным, его бы не распяли на кресте.— Ты носишь чалму, — многозначительно сказал хан, — но ты, наверное, не читал Коран и не беседовал с учеными улемами. Я знаю, что Иисус тоже сын божий, и я знаю, что не его, а совсем другого прибили гвоздями к кресту.— Неужели? — Человек чуть заметно улыбнулся.Берке не заметил усмешки. Он любил поучать, любил показать свою приверженность исламу и свои знания.— Послушай меня, гяур, — сказал хан. — За чудеса, которые совершал Иисус, неверные приравняли его к богу. Сторонники Моисея — джуиты, сгорая от зависти, охотились за ним. Однажды, скрываясь от врагов, Иисус спрятался в одном доме. Почувствовав приближение джуитов, святой взлетел на небо. Врагам удалось схватить человека, похожего на него. Этого-то человека они побили камнями и распяли на кресте.Человек в чалме, пряча в глазах усмешку, сказал:— Выходит, что Иисус вместо себя позволил растерзать ни в чем не виновного… Конечно, если ты подобен богу, то можешь совершать все, что задумаешь… Наверное, потому Иисус пил вино?— Нет. Он выпил вино случайно, — довольный произведенным на собеседника впечатлением, с достоинством сказал Берке. Руки его неторопливо перебирали четки. — По дороге в Иерусалим святой Иисус захотел пить. Он зашел в виноградник и стал искать там воду. Наконец он увидел глиняный кувшин. В нем была жидкость, похожая на воду, и Иисус стал пить ее. Жидкость оказалась горьковатой и кислой на вкус. Тогда Иисус спросил у кувшина, отчего это. И кувшин ответил, что кто-то украл иголку и продал ее за медную монету. Та монета попала в руки хозяина виноградника, и он отдал ее торговцу, покупая кувшин. Из-за этого вода в кувшине горчит. Вот видишь, гяур, небольшой грех, связанный с кражей иголки, превратил воду в коварное вино. Пророк Мухаммед был мудрее Иисуса, и потому он оставил нам заветы: не творить друг другу зла, не пить вина, а богатые должны всегда жалеть и помогать бедным. Так гласит пятая сура священного Корана…Человек в чалме низко склонил голову.— Теперь мне понятно, о великий хан, почему вы вчера согласились с требованиями народа. Вы во всем следуете пророку Мухаммеду…Четки в руках хана замерли. Он словно вновь вернулся на землю. В раскосых узких глазах полыхнуло пламя ярости.— Нет! — крикнул он. — Вчера я ничего и никому не обещал!— Но слова ваши, великий хан, слышали люди…— Какие люди? Толпа! Они не люди, а мои рабы! Ты знаешь, гяур, в Коране сказано, что обещание, вырванное принуждением или угрозой, не имеет силы!Лицо человека в чалме покрылось мертвенной бледностью. Спокойно и негромко он сказал:— Значит, вчера вам было страшно? Значит, есть сила, которая может заставить трепетать даже хана Золотой Орды…Берке злобно рассмеялся:— Трепетать будут от моего имени!.. Во веки веков!..Хан схватил серебряный колокольчик и торопливо затряс им. Распахнулась дверь, на пороге появился личный телохранитель Берке, начальник сотни туленгитов Салимгирей.Хан ткнул пальцем в сторону человека в чалме.— Я приговариваю его к смерти за то, что он устроил в священной Бухаре смуту и призывал чернь не повиноваться мне! Пусть кровь этого гяура не осквернит стены дворца! Отведи его за город и отруби голову! Да станет его тело пищей для шакалов!Берке впился взглядом в человека в голубой чалме, но лицо того было спокойно.Хан вдруг вспомнил, что во время разговора тот несколько раз вытаскивал чакчу, искусно сделанную из рога оленя.— Для того чтобы я не забыл о беседе с этим человеком, принесешь мне его чакчу…Салимгирей молча поклонился, выхватил из ножен саблю и, подгоняя ею человека в чалме, погнал его к выходу.Берке прикрыл глаза и долго сидел неподвижно. Медленно возвращалось к нему спокойствие — перестали дрожать пальцы, утих гнев.Хан хлопнул в ладоши. На пороге появился визирь:— Пусть войдут мусульмане, приехавшие из Самарканда…Пятясь, визирь исчез за дверью. Через некоторое время в зал вошли люди в белых чалмах. Низко кланяясь, они приблизились к возвышению, на котором сидел хан, и опустились на пол, подобрав под себя по-восточному ноги. Один из них, тучный с красным лицом, красивым бархатным голосом начал читать молитву. Когда он закончил, каждый провел сложенными ладонями по лицу. И Берке, как истинный мусульманин, повторил их жест.— Аминь!Немного выждав, тот, что читал молитву, сказал печальным голосом:— Высокочтимый хан Золотой Орды, вы за прошлый год потеряли сразу двух близких вам людей: хана Сартака и хана Улакши. Пусть будет земля им пухом… Примите наши соболезнования…— Спасибо вам, почтенные люди. Все совершается по воле всемогущего аллаха… Нам ли роптать на несчастья? — Он помолчал. — Вы пришли ко мне с делом?Слово взял черный человек, похожий на выросшее в песках корявое дерево — саксаул.— Великоуважаемый Берке-хан, — начал он негромким, скрипучим голосом. — Пришли мы к вам с сердцами, полными печали. Ваши сторонники мусульмане терпят в Самарканде от неверных страшные насилия. Какие только унижения не выпали на нашу долю!.. Недавно они предали огню юношу, принявшего нашу веру. Даргуши города поддерживает христиан и отнял у нас все права. Зная вас как справедливого хана и истинного мусульманина, мы пришли к вам просить защиты… Спасите нас от неверных.Берке нахмурился:— Разве у вас недостаточно сил, чтобы справляться с неверными? Или в Самарканде мусульмане разучились защищать свою веру?— Нас много…— уловив тайный смысл в речи хана, сказал самаркандец. — Но как посмотрит на это Золотая Орда? До сих пор никто и никогда не сказал нам слова одобрения и не пытался помочь…Он говорил правду, и Берке об этом знал.Христианство утвердилось в Самарканде задолго до того, как пришли сюда монголы. Ему покровительствовали потомки саманидов и караханидов. Кроме того, падение Хорезма, где мусульмане всегда находили поддержку, привело к тому, что ислам начал терять своих приверженцев. Пришедшие же монголы не отдавали предпочтения ни одной из религий.Все это было на пользу христианам, и их община окрепла. Сильный любит припоминать обиды и мстить поверженному врагу. Заручившись поддержкой потомков Чингиз-хана, многие из которых приняли в свое время христианство, церковь устроила гонение на мусульман.Видя, что хан молчит, самаркандец снова начал говорить:— Юноша христианин отказался от своей веры и пришел в мечеть… С его согласия было совершено обрезание, и он поклялся на Коране быть верным последователем пророка Мухаммеда… Христиане пожаловались даргуши города, что мы насильно совершили все это. Даргуши приказал юноше вернуться в прежнюю веру, но тот отказался, потому что аллах осветил его душу светом истины… Тогда христиане поймали его и сожгли на костре…Хан поморщился. Его не интересовали такие мелочи.— Какого слова вы ждете? — нетерпеливо спросил он. — Какой помощи?— Христиан много…— уклончиво сказал самаркандец.Берке задумался.— Во имя аллаха да простится все… С вами будут мои воины, переодетые в одежды простых людей…— Да поможет тебе аллах, о великий хан… Это лучше всего сделать в воскресенье, когда неверные соберутся в своих церквах…— Аминь! — сказал хан.Как эхо повторили за ним самаркандцы:— Аминь!..В этот же день Берке принял во дворце всех знатных людей города, ученых улемов, мюридов и кари бухарских мечетей. Раздав им щедрые подарки, привезенные из Золотой Орды, хан посчитал день законченным и удалился на покой. * * * В час, когда на землю опустилась ночь, Салимгирей, взяв с собой несколько туленгитов, погнал человека в голубой чалме за город, чтобы совершить то, что повелел хан.Узкие, погруженные в кромешную тьму улочки города казались загадочными и таинственными. Степнякам, непривычным к тесноте, было страшно. Но Салимгирей шел уверенно, словно чутьем угадывая путь в лабиринте тупиков и улиц, похожих на лисьи норы. Вскоре воины оказались возле городских ворот.Салимгирей остановился, задумался, потом повернулся к туленгитам:— Ладно. Дальше со мной вы можете не ходить. Я сам разделаюсь с гяуром. Возвращайтесь назад.Из-за высокой городской стены показался узкий серп месяца, глинобитные дома, облитые его мутным таинственным светом, стали похожими на надгробья. В узких улочках тьма сделалась еще гуще.Околдованные призрачным лунным светом, туленгиты стояли в нерешительности. Им страшно было возвращаться одним, еще страшнее казалось выйти за городские ворота, где в зарослях, по склонам глухих оврагов рыдали, хрипло взлаивали шакалы.— Мы согласны вернуться… Но как мы отыщем дорогу?.. — сказал один из туленгитов.Салимгирей ободряюще засмеялся:— Смотрите хорошенько… Вон виднеется минарет мечети. Если вы пойдете по этой улице, то выйдете прямо к ней. Там есть наши воины. Они укажут вам путь к дворцу.Стражники, знавшие в лицо личного телохранителя хана, открыли ему узкую калитку и выпустили из города.Когда Салимгирей и человек в голубой чалме отошли достаточно далеко от городских стен и их уже никто не мог услышать, они, словно сговорившись, остановились— Зачем надо было идти так далеко, Салимгирей? — с горечью сказал человек в голубой чалме. — Разве не проще было зарезать меня где-нибудь на темной улице?— Ты известный ученый, Тамдам. И хан об этом знает. Если бы мы убили тебя где-нибудь в городе, об этом завтра же заговорил бы весь народ. Хан хочет, чтобы о том, где и как ты умер, не узнал никто.— Хан мудр…— невесело усмехнулся Тамдам. — Кто мог знать, что вот так, однажды, встретятся два волчонка, два ученика Мухаммеда Тараби Мухаммед Тараби — руководитель восстания в Самарканде в год собаки, то есть в 1238 году. При подавлении восстания монголы потеряли десять тысяч воинов.

? И один перережет другому горло…Салимгирей не ответил. Друзья долго стояли молча, смотрели, как растекался, плыл над возделанными полями, над глубокими оврагами дрожащий лунный свет.— Где ты был все это время? — спросил Салимгирей.— Сначала бежал в Багдад, но и туда пришли монголы. Жажда мести не давала мне жить спокойно, и я вернулся сюда, в Бухару…— Ты не терял время даром… Люди говорят, что постиг мудрость многих книг, наизусть знаешь Коран и ведомы тебе все законы шариата…— Это так…— Я же бежал в кипчакские степи. Кто мог узнать меня там? Разве что перелетные птицы. Я был табунщиком и пас лошадей многие годы. Сегодня я юзбаши сотни туленгитов, охраняющих самого хана…— Ты добился многого…— с издевкой сказал Тамдам. — Сколько крови братьев пролил ты, чтобы заслужить такую честь?Салимгирей вскинул голову:— Зачем ты говоришь это? Руки мои чисты. Еще не пришло время обагрить их кровью. И чья это будет кровь — ты знаешь.Друзья долго молчали. Салимгирей вдруг протянул к Тамдаму руку:— Я дальше не пойду. Возьми это, пригодится. Дорога твоя нелегкая и дальняя. — Под лунным светом тускло сверкнуло золото.Тамдам помедлил, потом взял монеты:— Спасибо…— Подожди, — сказал Салимгирей и приблизил свое лицо к лицу друга, пытаясь увидеть его глаза. — Не подумай, что я стал волком… Я помню, сколько крови кипчаков и уйгуров пролили ханы… Разве можно забыть нашего учителя и то, что он завещал нам?.. Ну, прощай!— Подожди…— Тамдам положил руку на плечо Салимгирея. — Вот тебе чакча. Отнеси ее хану, а то он не поверит в мою смерть. Очень давно мне сделал ее пленный старик кипчак в Багдаде. Очень давно… Он так тосковал о родине…Друзья обнялись, и вскоре фигура Тамдама, одетая во все белое, растаяла в призрачном лунном свете. * * * У плохой вести крылья птицы. О том, что мусульмане вырезали в Самарканде всех христиан, скоро стало известно в больших и малых городах. Разное говорили люди. Самые яростные приверженцы ислама радовались; те же, кому вера в аллаха не затмила разум, скорбели о погибших, потому что и христиане, и мусульмане были народом одной крови. Халиф Мысыра, увидя в Берке истинного последователя пророка Мухаммеда, отправил к нему своего посла с дорогими подарками.Хан Берке затаился. Вслух он не хвалил самаркандских мусульман, но и не сказал слов осуждения. Хан ждал, как будут развиваться события дальше.Пробыв еще неделю в Бухаре, он решил возвращаться в Золотую Орду. Поездка не принесла ему удовлетворения. На душе было неспокойно. Все, что он узнал здесь, не радовало. Великая империя Чингиз-хана пошатнулась. Злоба и соперничество правили делами и поступками потомков Потрясателя вселенной. В Мавераннахре, Хорасане и Восточном Туркестане набирали силу сторонники отделения от Каракорума улуса Джагатая. А это значило, что пройдет какое-то время, и они выступят против потомков Туле.После того как Менгу стал великим ханом монголов в Каракоруме, усилилась вражда между чингизидами. Особенно острой была она среди детей и внуков Джагатая и Угедэя. По завещанию Чингиз-хана, если кто-либо из его отпрысков совершал неправое дело или преступление, судить его должны были все чингизиды. Однако завет Потрясателя вселенной был забыт. Судил тот, на чьей стороне была сила. Так потомки Угедэя умертвили младшую дочь Чингиз-хана Алтан-бегим, а вместо Ширамуна, который должен был после смерти отца стать великим ханом монголов в Каракоруме, они же подняли на белой кошме Гуюка. Когда после его смерти Бату-хан помог Менгу сделаться монгольским великим ханом, против него поднялся сын Джагатая Есу Монке. Однако внук Джагатая — Кара-Кулагу, рожденный от его сына Мутигена, принял сторону Менгу. Нового хана поддержали и внуки Угедэя, рожденные от сыновей Кадана и Кутана.В год свиньи (1252), когда потомки Чингиз-хана съехались на суд нойонов, Менгу жестоко расправился со своими врагами. Пощадил он только Ширамуна, но и тому не поверил до конца. Через три года Ширамуна по его приказу утопили в реке. Менгу без всякого суда казнил мать Ширамуна — Баракши-хатун и вдову хана Гуюка — Огиль-Гаймаш.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38