Но так только казалось.Арик-Буги, сидевший на троне в Каракоруме, хорошо понимал, что Золотая Орда, подчиняющаяся номинально ему, была ненадежным союзником. Хан Берке давно мечтал отделиться и только ждал благоприятных для него обстоятельств.Войска старшего сына Туле — Кубылая и самого младшего — Арик-Буги сошлись на берегах реки Онгин. Небо отвернуло свое лицо от младшего из братьев — тумены его были разбиты, а сам Арик-Буги бежал на Енисей к киргизским племенам.Захватив Каракорум и оставив там небольшой войско, окрыленный победой Кубылай вернулся к себе в Китай, в главную свою ставку город Шанду. Вскоре сюда прибыл с повинной доверенный человек Арик-Буги. Кубылай, зная горячий нрав брата, его склонность прислушиваться к нашептыванию и сплетням, простил Арик-Буги.Но другие потомки Чингиз-хана, ненавидящие удачливого Кубылая и сделавшие своим знаменем в борьбе с ним Арик-Буги, собрали войско и, напав на Каракорум, овладели им.Арик-Буги, забыв о том, что еще недавно просил пощады, двинул свои тумены на юг, к владениям старшего брата, надеясь на этот раз одержать победу. Знаменитая конница Кубылая, состоящая из отборных воинов — кэшиктэнэ, остановила их на краю пустыни Гоби и вновь наголову разбила войско Арик-Буги.Кубылай мог бы навсегда избавиться от монгольского великого хана в Каракоруме, но он не разрешил своей коннице преследовать бегущие тумены брата, поскольку не хотел, чтобы кровь монголов окропила ту землю, где когда-то великий Чингиз-хан поднял свое знамя и где родилось могущество монголов. Вместо этого Кубылай запретил посылать в Каракорум продовольствие. И там, где еще недавно наступали ногами на хлеб и масло, начался голод.Накануне этих событий в ставку Арик-Буги прибыла Эргене-бегим — вдова Кара-Кулагу, правительница бывшего Джагатаева улуса. Не ради праздного любопыства проделала она долгий и трудный путь от Каракорума. Эргене-бегим искала союза с Арик-Буги. Она прекрасно понимала, что пожар междоусобицы с каждым годом будет разгораться все сильнее и не останется ни одного Чингизова потомка, которого бы он не коснулся. Любой ценой хотела она сохранить за собой улус. А на него уже жадно поглядывали два кровожадных соперника — Берке и Кулагу, — ожидали счастливого для себя часа. Нужен был надежный, сильный союзник, а вокруг в ближайших землях сидели или недруги, или такие, кто сам, замирая сердцем, ждал решения своей участи от более сильного соседа.Стараясь заручиться поддержкой Каракорума, Эргене-бегим пообещала Арик-Буги, что, если Берке и Кулагу решат двинуть свои тумены на помощь Кубылаю, она пошлет своего сына Алгуя с войском в Восточный Туркестан, и тот преградит им путь.Но Кулагу, похоже, пока не собирался ввязываться в борьбу между братьями. Зная, что рано или поздно это придется сделать, он спешно укреплял свое ильханство. Опыт подсказывал, что совсем скоро главным его врагом сделается Золотая Орда, и потому он стремился всеми силами поссорить Берке и Алгуя.Но, пока вдова Кара-Кулагу вела переговоры в Каракоруме, Алгуй, не дожидаясь, как развернутся дальнейшие события, повел свои тумены в Кашгарию, где у него было много надежных и верных людей, усилил здесь свое войско и объявил себя ханом Восточного Туркестана.Действовал новый хан стремительно и энергично. По его приказу двоюродный брат Никпей-Оглан с отрядом в пять тысяч воинов вторгся в пределя междуречья рек Сейхуна и Джейхуна. Почти без боя сдались ему главные города Мавераннахра — Бухара и Самарканд.Алгуй, давно недолюбливавший Берке, по совету Кулагу приказал вырезать всех, кто имел какое-то отношение к Золотой Орде. Те же, кому удалось спастись, побросав свое имущество и скот, в страхе бежали из Мавераннахра. Это вынудило Берке искать союзника в лице Арик-Буги.Недолгим и непрочным виделся всякому, кто имел глаза, союз между Берке и Арик-Буги. Великие пространства разделяли их, да и нетрудно было угадать, что Золотая Орда только ждет подходящего случая, чтобы навсегда отделиться от Каракорума.Алгуй, чувствуя за собой силу, отважился пойти дальше и своими действиями заявить, что он больше не собирается поддерживать Каракорум. Покорив Мавераннахр, новый хан велел казнить эмиров захваченных городов, отнял у сборщиков податей казну, которая обычно отправлялась Арик-Буги. Не боясь мести за содеянное, Алгуй, заручившись словом Кулагу, что тот не будет мешать, двинул свои тумены к Хорезму и в Афганистан.Все эти события произошли настолько быстро, что Золотая Орда не успела прийти в себя, растерялась от ошеломляющих, дерзких действий еще недавно незаметного среди других чингизидов Алгуя.Хан Берке был взбешен. Он понимал, что это еще не конец Золотой Орды, но развязка была где-то не за горами. Близок был час, когда огромная бычья шкура, какой он представлял себе земли Орды, изорванная, обкромсанная по краям другими чингизидами, могла превратиться в шкуру овцы. Если все ее владения ограничатся только степью Дешт-и-Кипчак, закат неминуем. Безбрежна степь, но земли ее родят только травы, и неоткуда будет брать хлеб, золото, шелка. А уйдет богатство — не станет и силы.Нужны новые союзники, а ими могли стать только орусуты. Они были пока покорны, но кто мог знать, о чем думает, что замышляет никогда не понятный до конца кочевнику оседлый лесной народ?Хан чувствовал, как неумолимо надвигалась старость, как все чаще и чаще не соответствовали друг другу желания и возможности. Уже не было времени, чтобы задумывать что-то на далекое будущее. И оставить Золотую Орду, власти над которой он жаждал много лет, не на кого. У Берке не было детей.Через несколько дней Берке собрал ханский совет. На границах Орды становилось все неспокойнее, а тревожные вести, которые приносили гонцы, порой противоречили друг другу и оттого пугали еще больше.Берке во всем подражал своему великому деду и совет собирал обычно лишь для того, чтобы объявить заранее принятое им решение. Этого же правила придерживался всегда и Бату.Ханский совет собрался в новом дворце.На помосте, застеленном ярко-красным персидским ковром, на золотом троне сидел Берке. Одежда из желтого китайского шелка, расшитая золотыми узорами, еще больше подчеркивала желтизну лица хана. Он напоминал Будду, отлитого из чистого золота и поставленного на самое почетное место в пагоде.В зале стояла почтительная тишина. Ближе к трону сидели чингизиды: сын Шейбани — Бархудур, лашкаркаши Ногай, сын Кулки — Саук, внук младшего брата Чингиз-хана Хасара — Жонгатбай. Дальше располагались нойоны, эмиры и другая знать, которую соблаговолил пригласить на совет хан.Берке обвел собравшихся долгим изучающим взглядом.— По воле аллаха я, властитель Золотой Орды Берке-хан, открываю совет. Аминь. — Он провел сложенными ладонями по лицу.Собравшиеся замерли в ожидании. Хан сказал:— Сегодня у Золотой Орды много важных и неотложных дел. На юге Кулагу-хан отравил потомков Джучи — Беркенжара и Болгутай огланов и, вырезав их людей, завладел всем Ираном и Азербайджаном.Не лучше дела на Востоке. С тех пор как Арик-Буги и Кубылай затеяли войну, не в нашу пользу сложились обстоятельства в Мавераннахре, Хорасане и Хорезме. Алгуй — отпрыск знаменитого Байдара, который раньше не выказывал непочтительности к Орде, изгнал из Джагатайского улуса Эргене-хатун и объявил себя ханом. Он захватил Мавераннахр и Хорасан, а сейчас его тумены готовы бросить к ногам Алгуя Хорезм. Он посмел вырезать наших наибов и сборщиков налогов в Бухаре и Самарканде. — Берке замолчал, колючими зрачками из-под опухших век оглядел собравшихся. — Что скажете вы, лучшие из лучших, бесстрашные из бесстрашных, сносить ли могучей Золотой Орде эти обиды или обнажить против непокорных меч? А может быть, кто-то из вас укажет иной путь, чтобы наказать врагов?Никто не успел ответить хану. Распахнулась дверь, и в зал вошел Салимгирей. Нарушать ход совета считалось страшным преступлением. Решиться на это мог только начальник личной охраны, если хану угрожала опасность или если прискакал гонец с особо важной вестью.Все ждали, что скажет сотник.— Говори, — брови Берке сошлись на переносице, а глаза впились в лицо Салимгирея.Тот поклонился:— Плохие вести, великий хан…— Я приказываю — говори! — повторил Берке. — Здесь собрались те, кто может знать все.— Великий монгольский хан в Каракоруме Арик-Буги послал в землю орусутов свой отряд под предводительством Шелкене-баскака, не сообщив об этом ничего в нашу ставку. Воины стали требовать у орусутов ту дань, которую они обычно присылают в Орду. Орусуты выказали непокорность и окружили отряд Шелкене-баскака. Гонец сказал, что отряду грозит гибель.— Значит, жив еще старый волк Шелкене? — взволнованно спросил Бархудур.— Выходит, что да, — сказал Салимгирей, — если тянет из орусутов жилы.Бархудур хотел одернуть сотника. Его ли дело вмешиваться, когда говорит чингизид, но Берке вдруг властно поднял руку.— Никаких податей для Каракорума, — жестко сказал хан. — Пусть гонец передаст орусутам, что они могут полностью вырезать отряд. Живым мне нужен только Шелкене-баскак. Проследи, сотник, за этим сам. Шелкене-баскак много сделал для величия трона, и я хочу, чтобы он вернулся в монгольские степи живым.Члены совета молчали. Приказ Берке означал полный разрыв с Каракорумом. Все ждали этого давно — ссора была неминуема, и все-таки происшедшее для многих показалось неожиданным.Бархудур, пользуясь правом самого старшего из потомков Джучи, сказал:— Великий хан, принимая это решение, вы тем самым нарушаете главный завет Чингиз-хана…— Я знаю и помню об этом, — сухо сказал Берке.— Надо ли поступать так?— Да. Это нужно для благополучия Золотой Орды.Взгляд Берке упал на двадцатилетнего Улкетай-нойона. Он был внуком эмира Джалаиров атабека Кадана, который в свое время воспитывал сына Чингиз-хана — Угедэя. Его отец Алжетай верой и правдой служил Угедэю и за свою честность и прямоту был пожалован званием эмира. В тот год, когда курултай поднял на белой кошме великим монгольским ханом в Каракоруме сына Тули храброго Менгу, Алжетай не боясь мести, сказал чингизидам: «Каждый из вас давал в свое время клятву, что сделает ханом, согласно заветам великого Чингиз-хана, любое живое существо из потомства Угедэя. Известно, что даже корова не посмеет есть траву, куда ступит это существо, а собака не решится нюхать его след. Вы же сегодня нарушили клятву».Ответил ему Кубылай: «Да, мы давали клятву… Но ведь первыми дедовские законы нарушили потомки Угедэя. Чингиз-хан говорил: „Если кто-то из моих потомков совершит преступление или перестанет уважать законы, то такого человека могут судить только мои потомки, собравшись вместе“. Род Угедэя же, никого не спросив, умертвил внука Джагатая — Алталу-оглана. Если тебе мало, то я скажу еще… Разве не сам Угедэй, умирая, попросил сделать его преемником младшего сына Шарамуна? И здесь его потомки нарушили закон, подняв на белой кошме ханом Гуюка».Это была истинная правда, и Алжетаю пришлось замолчать.Так это было тогда. И, глядя сейчас на Улкетая, Берке подумал, что чингизиды уже давно не придерживаются порядков, установленных их великим дедом, а когда нужно, толкуют их так, как это выгодно им. Что ж, свой улус, свое ханство, свои интересы ближе.Ни раскаяния, ни угрызений совести не испытывал Берке, решившись на разрыв с Каракорумом. Наоборот, приняв и объявив это решение, он почувствовал облегчение. Больше не было тайных мук, неуверенности. Отныне Золотая Орда все решения будет принимать сама, без оглядки и выпрашивания позволения у монгольского великого хана. И больше не надо отсылать в центральную ставку часть добычи и дани, собранной с подвластных народов.Уверенный в правильности принятого им решения, Берке обратился к членам совета:— Скажите мне, кто сейчас великий хан монголов — Кубылай или Арик-Буги? Они сами не могут ответить на этот вопрос. Так, может быть, нам пришла поры посылать дань обоим? Нет. Золотая Орда отныне ни с кем не будет делиться своею добычей. Нам предстоит поднять меч на Кулагу и Алгуя и поэтому самим понадобятся скот и хлеб, который мы получаем из покоренных земель, чтобы кормить наших воинов. Нам нужно золото и деньги, чтобы снаряжать тумены и награждать храбрых и доблестных.Большинство членов совета согласно закивали, заговорили, одобряя мудрость хана. И только Бархудур и Саук не проронили ни слова. Они были самые старые здесь и еще хорошо помнили блеск и величие империи, созданной Потрясателем вселенной, помнили время, когда между чингизидами царил мир и объединяла одна цель. Старые воины понимали, что теперь, когда Золотая Орда отделилась от монгольского великого ханства в Каракоруме, зашатался остов монгольского государства и белое девятихвостое знамя Чингиз-хана уже никогда не соберет вокруг себя сильное и единое войско. Предчувствие близкой беды носилось в воздухе. Золотая Орда, главная опора Каракорума, отвернулась от него в самое трудное время. Но, видимо, так было предначертано судьбой, потому что на все, что происходит на земле, есть воля аллаха.Совет в этот день продолжался долго. Было решено направить против Кулагу двадцать тысяч воинов под предводительством Ногая, а десятитысячное войско на Алгуя поведет сам Берке. В аулы и кочевья Дешт-и-Кипчак помчались гонцы объявлять народу ханское решение, звать кипчаков, мангутов, булгар и джигитов других племен, покоренных Золотой Ордой, в поход.Вечером того же дня во дворец прибежал нукер и, упав ниц у ног Берке, закричал:— О великий хан! Я принес вам плохую весть!..— Когда здесь кто-нибудь явится с хорошей вестью? — зло бросил хан, и лицо его залила матовая бледность, недоброе предчувствие сжало сердце. — Говори. Что случилось?— Убит один из ваших лебедей!Суеверный Берке вздрогнул и отшатнулся словно от удара.— Искать! Искать виновного! Я предам его самой страшной смерти, какая только есть на земле!Но поиски были напрасными.Со смертью лебедя поселилась в душе Берке смутная, щемящая тревога.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38