Отменяй. Ты мне живой нужен, понимаешь? Додумался, Дон Кихотишко паршивый!
Она схватила трубку, принялась тыкать ею в его ладонь. — Набирай номер, я переведу. Главное — успеть, пока никто не знает.
От неподдельного страха ее у Коломнина повлажнели глаза: все-таки человек по-настоящему проявляется в решающие минуты. — Успокойся, Лоричка, — он мягко вынул трубку из вспотевшей руки, положил на рычаг. — Я не самоубийца. В субботу Ознобихин от имени банка подписал согласие на переоформление «Хорнисса» на тебя. Так что, считай, все легитимно.
— Коля?! — растроганно вскрикнула Лариса. — Господи! Хоть одна чистая душа среди этого беспредела.
Разуверять ее Коломнин не стал.
К тому же на пороге без стука появился Резуненко.
— Я только сейчас с участка, — пробормотал он. И затоптался — растерянный, выгнанный из берлоги медведь.
— Витенька! Вот мы и осиротели, — зарыдавшая Лариса бросилась ему на грудь. А он стоял, оглаживая ее своей нескладной, будто ковш экскаватора ладонью, и, беспомощно глядя поверх нее на Коломнина, все повторял:
— Ничего, Ларичка. Как-нибудь переживем. Вместе перемужествуем. Главное — что вместе.
Тонкий голос Казбека Мамедова, который сочно, со знанием дела на ходу распекал кого-то, разрушил идиллию еще до того, как сам он появился в малой гостиной.
Отстранившись от Резуненко, Лариса нахмурилась.
— Ты что в самом деле позволяешь себе? — вошедший Мамедов обежал взглядом помещение, обозначил кивок, — то ли поздоровался, то ли констатировал чужое присутствие. — Скоро большие люди прибывать начнут. А полы опять натоптаны. Я ж сказал, чтоб посторонних не пускать.
При этом он мазнул глазом по Коломнину и Резуненко, неприкрыто отнеся их к разряду тех самых посторонних, чье присутствие в доме необязательно.
Ноздри Ларисы затрепетали. Обескураженный внезапной бесцеремонностью, набычился Резуненко.
Но Коломнин опередил их:
— Посторонним и впрямь лучше бы удалиться. — Что хочешь сказать, слушай? — Мамедов, собиравшийся выйти, замешкался.
— А это только тебе на ушко. Лариса, Виктор, не оставите нас? Хочу с Казбеком посплетничать.
Он жестами выставил обоих, уселся на диване, похлопал рукой по сидению.
— Чего хотел? — Мамедов настороженно опустился на краешек.
— Посоветоваться, — Коломнин откинулся на спинку, прикрыл глаза. — Замотался что-то за эти дни. С милицией только что общался по поводу «Магнезита». Они ж директора тамошнего арестовали. И арестовали между прочим по нашему заявлению о мошеннических договорах. Теперь вот хлещутся, будто раскололи. Якобы признался, кто в «Нафте» с ними те договора убыточные назаключал. — А то мы без них не догадались, да? Спохватились, — Мясоедова сами давно турнули.
— Так вот оказывается, что не он.
— И кто же? — до Коломнина донеслась раздраженная интонация человека, которого втягивают в пустой разговор. Но когда он внезапно раскрыл глаза, то наткнулся на напряженный взгляд. Будто слушал один, а говорил другой. — Так кто же?
— Ты не поверишь, но — ты.
— Я?! Что за ерунда, слушай? Я и видел-то его раза три, может. Живем неподалеку. Придумывают твои менты. Раскрыть ничего не умеют, вот и — как это? На понт берут.
— Есть официальные показания.
— Соображай, что говоришь. Зачем мне это надо?
— Хороший вопрос. Я как раз им и мучаюсь.
— Так ты что, поверил?
— Рад бы не поверить. Только вот, — Коломнин со вздохом протянул копию протокола допроса. — Полюбопытствуй.
Пробежав показания, Мамедов брезгливо отбросил лист на пол:
— Врет все. Пусть очную ставку дают. Сам запутался и других впутывает. Или — твоя это работа?
С гадливой гримасой вскочил с дивана:
— Точно! Сам же, говоришь, и заявление подал. Похоже, решил окончательно выжить. За то, что не даю компанию под банк ваш подмять. Думаешь, не понимаю, к чему клоните? Дядя Салман умер. Лариса у тебя как тряпка. Вот и решили все подгрести. Чего такой кусман не взять на халяву, да? А всех кто мешает, от него отодвинуть. Нет, скажешь?! Только поглядим еще, кто кого. Пока жив, не дам дело дяди Салмана загубить. Понял, нет?!
— Ты не кричи так. В гостиной услышат. Голова у меня что-то отяжелела, — пожаловался Коломнин, растирая виски. — Такие дни трудные выдались.
— Менты — шакалы. Чтоб человека оболгать, на все пойдут.
— Твоя правда. Только директор «Магнезита» полную раскадровку дал: что, куда, через какие проводки шло. И теперь выяснить, кто дальше украденные деньги направлял, вполне нехитро. Тем более по уголовному-то делу. У меня, кстати, только что просили согласия на твой арест. Очень, доложу тебе, милиция губы раскатала: все-таки особо крупное хищение. Да еще такое громкое: представляешь, зять Фархадова обкрадывает собственного тестя. Шум о тебе пройдет по всей Руси великой. Как, думаешь, назовет тебя после этого всяк сущий в ней язык? Тебе это надо?
Мамедов обиженно сопел. Но без прежней агрессивности.
— И мне не надо, — заверил его Коломнин. — Мясоедова, что на договоры эти глаза закрыл, ты подкупил?
— Ты мне такое?! — губы Мамедова оскорбленно задрожали, рука потянулась разорвать душащий ворот.
— Заткнись, Казбек, — без нажима окоротил его Коломнин. — Говорю же, устал. Наврешь что-нибудь, как обычно. Налей-ка лучше рюмочку коньяку. Какой в доме держишь? Небось, азербайджанский?
— Зачем азербайджанский? «Арарат» есть.
— Вот видишь, стало быть, умеешь, когда нужно, поступиться гордыней, — Коломнин махнул налитую рюмочку, посмоковал. — Так что с Мясоедовым? На пару работали?
— Ты соображай, с кем равняешь! — вполне натурально вскипел Мамедов. — Не хватало перед каждым светиться. Без меня было кому с ним решить. Подложили девочку, потом цену дали. Тут же и заглотил без затей. Дешевка он!
Себя Казбек дешевкой не считал.
— Странно. Я был уверен — на пару. Все-таки по части тонкого финансового воровства ты вроде как не дотягиваешь.
— А он дотягивает, да? Мясоедов-то дотягивает? Тьфу на него. Тимур все придумал.
— Тимур?!
— А то! Он, понимаешь, умный был. У, какой! — Мамедов восхищенно поцокал. — Зачем лишние налоги платить? Вот и сообразил: часть конденсата по демпинговой цене через подставную фирму сбывать и деньги на стороне аккумулировать, чтоб, если что, под рукой были. Но — вроде как в другом кармане. И готовить все он начал. Схемы сам просчитал, «Магнезит» этот придумал. В тайне, конечно, от дяди Салмана. Тот бы этого не понял. А потом Тимура сразу убили. — Так это ты! — пронзительно догадался Коломнин. Обхватил Мамедова за плечи и, сблизившись, глаза в глаза, прошептал. — Ты Тимура «заказал».
— Что?! — Мамедов вырвался. Глаза покатились из орбит. — Да ты? Мне, да? За такое знаешь, что делают? Ты про честь кавказца слышал?
Обида Мамедова выглядела неподдельной.
— Братом он мне был. Мамой клянусь! Если б не брат, разве бы со мной поделился? Так и сказал, мне в этом деле надежный помощник нужен. Ты, Казбек, им и будешь. Когда в день смерти в Москву полетел с Гиляловым встретиться, мне одному про то сказал. Тимур про Гилялова все просчитал. Будет, говорит, компанию торговать. Только не обломится ему здесь, говорит. Не про его честь наша «Нафта». Нашей семьи это «бабки», сами их и раздербаним.
— Получается, с Гиляловым сторговаться не смог, и его убили?
— Не знаю, слушай, не был, — Мамедов поспешно заслонился ладонями. — А с Гиляловым я вообще на похоронах только познакомился. Он меня потом для разговора в Москву пригласил. Оказывается, и про «Магнезит» прознал. Давай, говорит, как Тимур хотел, так и сделаем. Только чтоб деньги на меня шли. Процент платить буду.
— И ты, бедолага, согласился.
— Да, согласился! Презираешь, да? А кто такой, чтоб презирать? Разве раньше бы согласился? Я ведь дядю Салмана как отца уважал. Поначалу, как Тимура убили, думал — опорой стану. Кому еще, кроме меня? Зулю любил, конечно. Но не только как жену. А еще потому, что — дочь.
— Дочерью и полюбил.
— Дядя Салман большой человек был. Но недалекий оказался. На кого оперся, слушай? Мясоедова, дурачка этого продажного, назначил. Внучку привез. И все ей. Нет, это кому сказать? Хорошо — у Тимура дочь. Это я понимаю. Она внучка. А разве дети Зульфии не внуки, нет? Два сына моих, продолжатели рода. Не внуки, нет? И все туда? А мои дети, они что, нищие должны остаться? Вот скажи, если бы твоих детей так, то что?
Желая различить реакцию собеседника, Мамедов не поленился заглянуть снизу в лицо. Но сочувствия не нашел. Что понималось в этих кругах под нищетой, Коломнин разобрался со слов Фархадова: все, что меньше ста тысяч долларов.
— А после и вовсе смешно. Лариску поднял. Женщину надо мной поднял! Стыдно, слушай, было. Разве не стыдно? Что молчишь? — Восхищаюсь. Любопытный ты, оказывается, человек, Казбек. Убить близкого родственника и названного брата не позволяет честь кавказца. А вот сговориться с его убийцами, чтобы на пару обворовывать названного отца, — это, оказывается, не возбраняется. « А пожалуй, что и убить все-таки не возбраняется», — все это время Коломнин судорожно перебирал в уме нестыкующиеся факты, будто кубик Рубика крутил. И — собрал-таки. И ключ к решению подсказал сам Мамедов. Не слова его даже. А внезапная брызнувшая ненависть и к самому благодетелю Фархадову, и ко всей Тимуровой ветви.
— Что ж, Казбек? — Коломнин прищурился, словно изготавливаясь к броску. — Ни Тимура, ни Салман Курбадовича нам не воскресить. Но и безнаказанной их смерть остаться не должна. Да? Нет?
Ответа он не дождался.
— Завтра прямо на похоронах подойдем к Гилялову и публично обвиним его в убийстве Тимура. Я сам обвиню. А ты просто подтвердишь, что мне сказал.
— Я тебе ничего такого не говорил! — Мамедов моментально поматовел. — Не говорил ничего, слушай! Зачем путаешь?
— Верно, не говорил. Ты поизящней поступил — намекнул. Тоненько эдак. И гаденько. А знаешь, почему гаденько? — Коломнин пальчиком поманил Мамедова. И тот приблизился, будто бандерлог к удаву Каа. — Тимура-то все-таки ты убил! Не Гилялов. Ты! Ты ведь ему завидывал, паскуда. Люто завидывал. Понимал, что всегда при нем в шестерках будешь, — за душой-то, кроме жадности, ничего. А тут нечаянная радость — сам Тимур все преподнес, разжевал. Это ж за здорово живешь готовый денежный канал! Убей, бери и — кум королю!.. А знаешь, почему ты? — Коломнин жестом остановил готового зайтись в новом крике Мамедова. — Потому что Тимура Фархадова Гилялов и впрямь мог «заказать». Была, что называется, цена вопроса. Так?
— Так, да. Наверное.
— Но раз Тимура Гилялов заказал, выходит, что и на меня покушение он организовал. Так, нет? Киллер-то тот же самый. Стало быть, и заказчик тот же. Или на Руси дефицит на убийц появился, и у всех один и тот же на очереди? Что скажешь?
— Глупости одни говоришь, — Мамедов судорожно крутнул шеей, пытаясь угадать, что последует дальше.
— Только меня-то ему на хрена убивать? Кто я для него? Никто! — Коломнин постучал себя в грудь. — Банковская тля. Мешать стал? Позвони Дашевскому, и — завтра же меня отсюда убрали бы. Был — и нет. И проблемы нет. А вот для тебя я проблемой стал. Потому что компанию, что после смерти Фархадова ты продать собирался, вытащил. Потому что к счетам подбираться начал. Ты и киллера собственного расстрелял, чтоб не проговорился.
— Придумываешь все! — огрызнулся Мамедов. — Фантазер ты. Ну, проверь, проверь! Много там через «Магнезит» моих денег прошло?
— Да уж куда меньше, чем ты хотел. Основные деньги в «Зэт петролеум» ушли. К Гилялову. Он-то тебя как раз «расколол» и на себя работать заставил.
Коломнин не ошибся. Потухшие разом глаза Мамедова были тому подтверждением.
— Так-то вот! Деньжат «влегкую» «срубить» хотел. Ан — обломилось. Повысил тебя, выходит, Леонард Гилялович в статусе: был ты обычным «шестеркой». А стал двурушником.
— Не докажешь! — процедил Мамедов.
— А я и доказывать не стану. Завтра на похоронах подойду к Гилялову и расскажу о хитром твоем языке и что ты на него собственный «заказ» повесить пытаешься. Как полагаешь?!..
Лицо Мамедова резко исказилось, как у человека решившегося, и тем выдало его. Прежде, чем дотянулся он рукой до кобуры, Коломнин ударом колена опрокинул его на диван и, прижав сверху, выдрал пистолет. То ли играясь, то ли всерьез, приставил его ко лбу притихшего Мамедова, медленно спустил с предохранителя, чуть нажал на курок.
— Убить хочешь, да? Убей, да! — глаза Мамедова невольно сошлись в пучок, сосредоточившись на одной, страшной точке. — Убей, и все! Спуск мягкий. Жми, да!
Обильный пот и слезы смешались на его щеках.
Пугаясь самого себя, Коломнин рывком соскочил с него, засунул пистолет в карман.
— Убирайся. О «Нафте» забудь думать. И чтоб после похорон духу твоего в Томильске не было. Уголовное дело против тебя прекратим.
— А?…
— Или не договорились? — недопонял Коломнин. Мамедов, хоть и поднялся, но не двигался, отупело разглядывая потеки на ковре.
— Чем буду обязан?
Коломнин, не сдержавшись, хмыкнул.
— Пшел вон, пес. Ты мне больше неинтересен, — процедил он.
И нетерпеливым движением кисти выпроводил вон, поймав себя на том, что невольно воспроизвел и фразу, и жест Салмана Курбадовича Фархадова.
Расслышал это и Мамедов. Нервно повел шеей, будто опасаясь, что из-за занавески выйдет сам Фархадов, и натужной походкой двинулся к выходу, то и дело замирая, как человек, ждущий резкого окрика. Теперь Коломнин разгадал причину заминки. Хитрый кавказец никак не мог понять, какой подвох задумал этот неуютный человек, во власти которого он оказался.
А Коломнин ничего не задумал. И не было в его предложении ни глупости, ни благородства. Потому что прекрасно понимал: вернуть украденные деньги невозможно. Компания, счета которой сдал директор «Магнезита», — всего лишь «перекладная» фирма, откуда деньги, не задерживаясь, растекались по безымянным офшорным счетам. И даже знание конечного пункта назначения не поможет связать узелки в разорванной цепочке, — получить официальную информацию от швейцарского банка, где хранились деньги «Зэт петролеум», было делом безнадежным. Так же, как и доказать причастность Мамедова к убийству Тимура.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53