Что вы решили?
— Хоть ты-то не мучай! Ведь сама видела цифры. Компания перегружена долгами. Строительство трубы по существу приостановлено. Банковские деньги, извини за сленг, раздрючены. И при этом самой «Нафте» задолжала примерно те же деньги какая-то пустышка, с которой и получить нечего. Это ж надо было ухитриться!..
— Не пустышка, Сережа! Я собственно с этим и приехала. Вот! — она извлекла из сумочки перегнутую пачку документов. — Последовала твоему совету и потребовала в отделе ценных бумаг предоставить мне все данные о наших участиях.
— И?..
Лариса хотела что-то пояснить, но, наткнувшись на скепсис в лице Коломнина, суховато протянула документы. — Просмотри сам. Нужное я выделила.
Коломнин подтянул первый лист, поименованный «Участие компании „Нафта-М“ в уставном капитале других структур», намереваясь пробежать полученное по диагонали. Но в глаза бросилась отчеркнутая строчка — ООО «Руссойл» (Гамбург) — 26 %.
— Это что, тот самый должник?
— Именно, дорогой мой. Ладно, не трать время, — Лариса, перегнувшись, отобрала у него бумаги. — Здесь ты все равно многого не увидишь. Поэтому послушай меня. Все-таки времени даром не теряла.
Это оказалось правдой. Из того, что удалось выяснить Ларисе, стало ясно: когда «Паркойл» принял решение предоставить «Нафте» крупный товарный кредит, одновременно, по предложению Гилялова, в Европе была создана трейдерская компания. Цель традиционная для компаний такого рода — реализовывать оговоренные объемы нефти на Запад, а деньги за вычетом комиссионых передавать «Нафте-М». А дабы Фархадов не нервничал, что деньги проходят через чужие руки, Гилялов предложил разделить Уставный капитал «Руссойла» на четыре части: по 26 % — «Паркойлу» и «Нафте-М» и по двадцать четыре — двум иностранным офшорным компаниям, созданным менеджерами «Руссойла».
— Почему же тогда через два года «Руссойл» перестал платить, а Фархадов все это «проглотил» и даже не пытается получить свои деньги, которые ему просто позарез нужны? — задал Коломнин вопрос, ответ на который сам безуспешно пытался найти. Лариса безысходно промолчала. — То-то что. А если бы он действительно хотел запустить месторождение, так не прятал бы от нас эти бумажки.
— Он хочет. Я тебе клянусь, Сережа! Есть вещи, которые обычной логикой не объяснить. Салман Курбадович, он, понимаешь ли, бешено гордый. Он просто не может не быть первым! Не может признать, что в чем-то не разбирается.
— Другими словами, он не управляет компанией.
— Это так, — Лариса кивнула. — Потому он вынужден на кого-то ставить. Пока был Тимур…
— Тимура нет, Лоричка. Прости, конечно. Но банковские деньги — это не мои. И даже если бы я захотел…
— А ты захоти! Просто захоти помочь!
— Лариса, солнышко. Прости, но разговор на уровне бреда. Ведь это я могу задать тебе встречный вопрос: почему ты, близкий Фархадову человек, — экономист, между прочим, — сама его не подперла. И только теперь, когда ситуация стала безвыходной, удосужилась изучить состояние дел?
— И опять ты прав. Я слишком ушла в свои проблемы. Но сейчас вопрос не в том, кто виноват, а в том, как спасти «Нафту». Если хочешь, это вопрос и нашего с тобой будущего. Есть две вещи, которые я хочу довести до конца…
— Выяснить, кто убил Тимура.
— И добиться, чтобы «Нафта» стала прибыльной компанией. А уехать с тобой, когда компанию станут описывать, значит, предать и его, и…
— Память Тимура. Ларочка, я ценю твои высокие побуждения. Но все это запоздало года на два. От нас с тобой больше ничего не зависит. Банк станет добиваться своих денег любой ценой.
— А если бы я тебе сказала, что есть пять миллионов, которые мог бы забрать твой банк, не уничтожая компанию, ты бы согласился?
— Если бы это были реальные деньги? Конечно. Ты что думаешь, мне самому по душе все это гробить?
— Тогда — деньги есть! — с некоторой торжественностью произнесла Лариса, одновременно чисто по-женски оценивая произведенный эффект. Эффект, впрочем, не был оглушительным: Коломнин, боясь ее обидеть, отмолчался. — Не веришь, да? Между прочим, мне это в отделе ценных бумаг сказали. Компания «Руссойл»…
— Вы хотите предложить банку самому взыскать ваш долг с мифического «Руссойла»?
— Нет! И не мифического вовсе. Перестань наконец перебивать женщину! Мне и так непросто. Так вот, у директора «Руссойла» сохранились мощные связи, и все эти годы он активно работал сразу с несколькими российскими экспортерами. И там накопилось…
— Можно себе представить. Одних ваших украденных двадцати пяти миллионов долларов…
— Не это сейчас важно. «Руссойл» по германскому законодательству обязан каждый год подводить итоги и принимать решение о выплате акционерам дивидендов. Решение принимается простым большинством голосов.
— И что?
— Наши девчонки из отдела ценных бумаг говорят, что дивиденды еще ни разу не выплачивались. Им каждый год из «Руссойла» копии балансов и протоколов присылают. Наверное, в Германии так положено. — И кто от вас участвовал в собраниях?
— Никто. Так вот за эти пять лет, по грубым подсчетам, на наши акции накопилось почти одиннадцать миллионов марок. Это порядка семи миллионов долларов. И — нам пришло извещение, что через десять дней в Гамбурге как раз состоится годовое собрание акционеров. Ты понимаешь?!
— Едва ли. Похоже, я вообще перестаю что-либо понимать. Есть компания-должник, имеющая, как выясняется, деньги. И к тому же зарегистрированная в Германии, то есть находящаяся под жестким государственным контролем. Есть два главных акционера: вы и могучий «Паркойл». Так чего проще: вместе сгонять на собрание, принять решение о выплате дивидендов, а заодно разобраться с другим сущим пустячком — двадцатипятимиллионным долгом? А, Ларис? Или сделать это Сарман Курбадовичу тоже гордость не позволяет? И что это за гордость такая?
— Во-первых, у «Паркойла» больше нет акций.
— Н-не понял?
— Я сегодня дозвонилась к ним. Говорят, кому-то продали.
— Миленькое дельце. А сами-то вы почему в собраниях этих не участвуете? У вас же блокирующий пакет.
Лариса смутилась:
— Салман Курбадович запретил. У него плохие отношения с Бурлюком.
— Фантастика! — Коломнин аж головой замотал. — У Фархадова не сложились отношения с каким-то Бурлюком. И поэтому «Нафта» позволяет себя за здорово живешь обкрадывать…Погоди, с кем?!
— С Бурлюком, президентом «Руссойла». Я разве не говорила? В советское время работал в минтопе. Сейчас живет в Гамбурге. Что с тобой, Сережа? Вы что, знакомы?
— Иван Гаврилович?
— Иван?.. — Лариса быстро сверилась с текстом присланного приглашения. — Да, наверное, — стоит «И.Г.».
— Вот уж подлинно тесна Европа. Трем русским разминуться негде, — пробормотал ошарашенный Коломнин. — Да, так ты, помнится, что-то хотела предложить?
— Попросить. Узнай через свои каналы, кому «Паркойл» продал акции «Руссойла». Мы бы могли с теми, кто купил, договориться по поводу голосования. Наверное, семь миллионов долларов им тоже не лишние.
— Наверняка.
— Так ты смог бы их найти?
— Пожалуй, — подтвердил Коломнин. — И даже гораздо быстрее, чем ты думаешь.
Он доподлинно припомнил разговор о голосовании между Янко и Бурлюком. Что ж, бывают сюрпризы и приятные. Неясным, правда, оставалось, как эти акции оказались в системе банка и почему записаны они на «Авангард финанс». Но главное сейчас, что они есть. И они подконтрольны. А, стало быть…
Он возбужденно заходил по комнате. Засмеялся, увидев, что Лариса, перепуганная внезапной переменой в его настроении, настороженно всматривается в его лицо. — Что ты меня сверлишь, друг мой Лара? На самом деле, как ни странно, все хорошо под нашим задиаком. Правда, пока это так… эскиз к портрету. А вот чтоб его написать… Словом, мне нужен срочный разговор с Фархадовым. Без Мамедовых, Мясоедовых, прочих «едовых». Я, он и — желательно -ты. Договаривайся на утро.
— Сережа, но как ты себе это представляешь? — Лариса растерялась. — Что я скажу? Чем объясню?
— Ты хочешь, чтоб я тебя научил, как объясняться с собственным свекром? Найдешь, думаю, предлог. Будет встреча, будет шанс договориться. Нет? Стало быть, увы. Попробуй как-нибудь. Сейчас не время для тотальной конспирации.
Глаза Ларисы сузились. Она шагнула к телефону. Прежде чем он успел отреагировать, набрала номер:
— Салман Курбадович, это Лариса… Да, да, все в порядке…Уложили? Спасибо… Я? В «Ройяль отеле». Только что встретилась здесь с господином Коломниным. Он завтра собирается улетать…Давайте об этом после. Салман Курбадович, он просит о срочной встрече. Речь идет о позиции банка в отношении «Нафты». Пожалуйста! Я — тоже прошу.
Раскрасневшаяся, прикрыв глаза, она стояла у прикраватной тумбочки. Даже до Коломнина доносилось из далека невнятное похрипывающее бурление.
Наконец Лариса положила трубку, взялась за сумочку:
— Поехали!
— Но…Как ты теперь объяснишься?!
— А это не твоя забота. Как ты говоришь, не время для конспирации. Едем же! Он старый человек и привык рано ложиться спать.
Такси подъехало к трехэтажному, огороженному решеткой коттеджу. При виде показавшейся из машины Ларисы калитка автоматически отворилась, — за входом осуществлялось видеонаблюдение.
Также беззвучно раскрылась резная дубовая дверь, за которой, отделенные стеклом, сидели двое охранников.
Дом спал. Сам Фархадов в пуловере и пижамных брюках поджидал их в каминном зале. Стрельнул недовольным взглядом из-под косматых бровей по невестке, будто снайпер из-за укрытия, хмуро поздоровался с нежданным гостем.
— И что за спешка? Кофе? Чай?.. Лариса!
— Да, да, я приготовлю, — Лариса поспешно двинулась вглубь дома.
— Как впечатления от меторождения?
— Видно, что дело всерьез начиналось, — Коломнин по знаку хозяина погрузился в глубокое кресло у журнального столика, в котором тут же и утонул. Сам Фархадов уселся подле, на жестком маленьком диванчике.
— Дело — да. Это главное, — Фархадов словно не обратил внимания на двусмысленность похвалы. Пожевал выцветшими губами. — Ради этого и бьюсь. На отдых бы пора. Заслужил как будто. Да и ресурс выработан. Но — как оставить? И на кого? С сыном начинали. Вот доведу до конца и тогда уж… Так что хотел?
«Для начала — пересесть», — едва не брякнул Коломнин. Он уже понял отработанный трюк Фархадова: гость, углубившийся задом в податливую кожу дивана, с безвольно задранными кверху коленями и обнажившимися носками (слава Богу, надел свежие), и парящий где-то ввысях хозяин, — словно коршун над добычей, — какой после этого разговор на равных?
Поерзав, переместился на краешек кресла. Прямо встретил снисходительный взгляд полубога, снизошедшего до разговора со смертным. Времени для политеса не оставалось.
— Салман Курбадович, могу я говорить откровенно?
— Ты с этим пришел. Говори, — в глубине насмешливого взгляда угадывалась тревога.
— Мне действительно очень симпатично то, чем вы занимаетесь.
— Вот как? То есть вам симпатично? — съехидничал Фархадов. — Высокая оценка.
— Но я вынужден вас спросить: чего вы добиваетесь, Салман Курбадович?
— Что-с?!
— Нам удалось изучить — правда, очень поверхностно — финансовое положение компании. — Ну-с, поздравляю.
— Да не с чем. Это — полный крах!…Только прошу, дайте высказаться! За два года компания обросла долгами на десятки миллионов долларов. И отдавать нечем. Нечем, дорогой Салман Курбадович. Это-то вам должно быть известно. Все надежда на то, чтобы пробиться к узлу учета. Но — на трассе, как выясняется, конь не валялся.
— Мы вошли в сложный таежный профиль.
— Да бросьте вы! — вскричал, вскакивая, Коломнин, так что рот Фархадова от изумления приоткрылся, а вошедшиая Лариса едва не выронила поднос. — Скажите честно, когда вы сами в последний раз были на буровых?
Лицо старика стремительно обросло пятнами.
— Салман Курбадович не может сейчас ездить, — поспешно, с плохо скрываемой укоризной ответила за него Лариса. — Врачи категорически запретили летать… Временно, конечно.
— Извините за бестактность, — Коломнин изобразил что-то вроде легкого поклона. — Это я к тому, что разговоры насчет всяких там сложностей — брехня. Вам врут. Щадят, наверное. Но трассу забросили. И это есть факт! Вас элементарно водят за нос.
— Да ты! — губы Фархадова задрожали, острые пальцы впились в подлокотник дивана. — С кем разговариваешь, мальчишка?! Фархадова вся Сибирь! Весь мир знает. А ты против меня — наперсток!
— Вот и хочу, чтоб великий путь не завершился кляксой, — тихо, на контрасте проговорил Коломнин.
Воцарилась внезапная тишина. По глубоким морщинам заструился пот, — Коломнин попал снайперски точно. И хоть и жаль стало растерянного старика, нельзя было не использовать ситуацию.
— Вам известен реальный объем долгов? Знаете ли вы, что строители полгода не получают зарплату? Что подрядчики не подают в суд только потому, что боятся лишиться последнего фронта работ? А деньги от добычи газоконденсата, что прежде, при Тимуре, шли на экстренные платежи и поддерживали строительство трассы, теперь элементарно разворовываются.
Испуганная Лариса шагнула к свекру, успокаивающе положила ладонь на плечо. Но это было излишне. Фархадов оправился. Укрыл гневный взгляд под густые ресницы, как прячут в ножны клинок.
— Да, мне непросто сейчас управлять процессом так, как раньше, — тяжело признал он. — Но рядом есть надежные люди. Друзья, родственники. И они делают то, что умеют. И как умеют!
— Друзья! Родственники! — с горечью повторил Коломнин. — Дорогой мой, разуважаемейший Салман Курбадович! Вы будто задержались где-то в начале девяностых. Тогда все точно так и рассуждали: самое надежное — это с друзьями. Пока разборки не начались. И между прочим, первых киллеров друзья на друзей заказывали. Да и не это сейчас главное. Очень похоже, что компанию вашу кто-то умышленно долгами обложил, чтоб потом задешево под себя скупить.
— Кого скупить? Меня? Фархадова?! Пусть только кто попробует. Да по моему зову вся нефтянка на помощь слетится. Кругом, куда ни глянь, мои воспитанники.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53