https://wodolei.ru/catalog/mebel/sovremennaya/
Если мы поведаем о фальсификации Стэнтоном покушения на него, его образ разлетится вдребезги, а американцы от этого обеднеют.
Питт выглядел очень-очень уставшим, но лицо было твердым, а глаза яркими и живыми.
– Никто так не заботился о своей порядочности, как сам Авраам Линкольн. По моральным принципам и способности к состраданию второго такого человека в Америке не было. И умереть при таких странных и непроясненных обстоятельствах – это против всего того, за что он выступал и боролся. Его останки заслуживают почетного погребения. Я убежден, он бы хотел, чтобы будущие поколения людей, которым он служил столь преданно, знали правду.
– Я согласен с тобой, – решительно поддержал Джордино. – И сочту за честь стоять рядом, когда поднимется занавес.
– Поднимется такой жуткий хай! – натужно выдохнул Перлмуттер, словно пара чьих-то рук сжимала ему горло. – Боже милостивый, Дирк, неужели ты не понимаешь? Эту тему лучше не трогать. Нация не должна этого узнать никогда.
– Если выражаться словами самонадеянных политиканов и бюрократов, которые разыгрывают из себя Господа и скрывают от людей правду под предлогом национальной безопасности, тогда, конечно, это чепуха, недостойная упоминания и противоречащая государственным интересам.
– Итак, ты собираешься сделать это, – сказал Перлмуттер убитым голосом. – Ты собираешься устроить переворот в сознании нации во имя правды.
– Подобно всем этим мужчинам и женщинам из Конгресса и Белого дома, Джулиан, ты недооцениваешь американский народ. Они переживут это разоблачение, а образ Линкольна засияет еще ярче. Извини, дружище, но меня от этого не отговорить.
Перлмуттер и сам видел, что это бесполезно. Он сцепил руки на своем округлом животе и вздохнул:
– Хорошо, тогда мы перепишем последнюю главу Гражданской войны и встанем под огонь вместе.
Питт застыл над необыкновенной фигурой, сидящей в кресле-качалке, изучая непропорционально длинные ноги и руки и спокойное усталое лицо. Когда он заговорил, голос его был тих и едва слышен:
– После ста тридцати лет пребывания в этом душном помещении, я думаю, старому честному Эйбу пора вернуться домой.
64
20 июня, 1996 года
Вашингтон, округ Колумбия
После того как тело Линкольна было осторожно извлечено из броненосца и перевезено самолетом в Вашингтон, новость об обнаружении останков великого человека и подлоге Стэнтона взбудоражила весь мир.
В самой же столице государства был объявлен запрет на всевозможные празднования и юбилеи. Пять ныне здравствующих президентов стояли в ротонде Капитолия, отдавая дань уважения у открытого гроба их давно умершему предшественнику. Речи казались бесконечными, а политики старались перещеголять друг друга цитатами если не из Линкольна, то по крайней мере из Карла Сэндберга.
Останки шестнадцатого президента не собирались отправлять на кладбище в Спрингфилде. Президентским указом могила была вырыта в полу мемориала Линкольна прямо под его знаменитой белой мраморной статуей. И никто, даже представители в Конгрессе от штата Иллинойс, не протестовали против такого захоронения.
Наконец был объявлен день церемонии, и миллионы людей по телевидению наблюдали за торжествами в Вашингтоне. Они сидели застыв, с благоговением всматриваясь в лицо человека, который провел их страну через самые трудные годы. Мало что другого показывалось на экране телевизора в этот день – настолько были загружены телепрограммы. Ведущие с утра до ночи описывали торжественную церемонию, отодвинув другие важные события в сторону. Лидеры Конгресса в редком единодушии проголосовали за финансирование разборки «Техаса» и перевозки его из Мали в Аллею Вашингтона, где вновь собранный и отреставрированный корабль должен быть выставлен на постоянное обозрение. Его экипаж был захоронен на кладбище Конфедерации в Ричмонде, штат Виргиния, с большой помпой и оркестром, играющим марш «Южные Штаты».
Китти Меннок и ее самолет вернулись в Австралию, где телу отважной летчицы устроили бурную встречу, восславив ее как национальную героиню. Китти была захоронена в Военном музее в Канберре, а ее верный самолет «Фэйрчайлд» после реставрации был установлен рядом с «Южным Крестом» сэра Чарльза Кингефорд-Смита, знаменитого летчика, прославившего свое имя сверхдальними перелетами.
Если не считать нескольких фотографов и двух журналистов, церемония воздания почестей Гале Камиль и адмиралу Сэндекеру за их усилия по остановке распространения красной волны и предотвращению гибели человечества прошла незамеченной. Президент между несколькими речами вручил им почетные награды, которых они были удостоены специальным актом Конгресса. После этого Гада Камиль вернулась в Нью-Йорк и вновь приступила к исполнению своих обязанностей Генерального секретаря Организации Объединенных Наций. Ее чествованию была посвящена специальная сессия, в ходе которой ей не удалось сдержать эмоций во время продолжительной овации в ее честь, всеми без исключения, членами Генеральной Ассамблеи.
Сэндекер, приняв из рук президента очередную побрякушку, спокойно вернулся в свой офис в НУМА, сделал комплекс своей гимнастики и приступил к планированию подводных работ, словно это был для него рядовой день.
Хотя доктор Чэпмен и Руди Ганн и не числили за собой никаких особых заслуг, они были названы в числе кандидатов на Нобелевскую премию. Проигнорировав шумиху, они вместе вернулись в Южную Атлантику, чтобы проанализировать воздействие гигантской красной волны на жизнь моря. Доктор Фрэнк Хоппер присоединился к ним, тайком сбежав из госпиталя и пробравшись на борт исследовательского судна. Он клялся, что быстрее восстановит форму, если будет заниматься изучением токсичности красных волн.
Хайрем Йегер получил от НУМА солидные премиальные и внеплановый десятидневный отпуск. Он отвез свою семью в Диснейленд и, пока жена и дочки развлекались на аттракционах, посещал семинар по архивным компьютерным системам.
Генерал Гуго Бок, проследив, чтобы оставшиеся в живых и родственники погибших в легендарной битве у Форт-Форо получили должные награды и финансовую поддержку, решил в самом зените своей карьеры уйти в отставку с поста командующего тактической группой ООН и удалился на покой в небольшой деревушке в Баварских Альпах.
Как и предсказал Питт, полковник Левант был произведен в генералы, представлен к медали ООН за миротворческую деятельность и был назначен преемником генерала Бока.
Оправившись от ранений в своем родовом поместье в Корнуолле, капитан Пемброк-Смит был произведён в майоры и вернулся в свое подразделение. Он был принят королевой, которая вручила ему орден «За Отличную Службу». Он получил назначение в спецподразделение коммандос.
Великий Джулиан Перлмуттер, счастливый оттого, что ошибся, и видя, что американский народ пережил новое явление их самого любимого президента и разоблачение измены Стэнтона, столько раз был зван на всякие празднества и получил столько наград, что их хватило для заполнения одной из стен в его доме.
Ал Джордино разыскал ту миловидную пианистку, которую он встретил на борту плавучего дома Ива Массарда на Нигере. К счастью, она оказалась незамужней, и по какой-то непонятной причине – во всяком случае, для Питта – ей понравился Джордино, и она приняла его предложение отправиться в путешествие на Красное море, чтобы поплавать там с аквалангом.
Что же касается Дирка Питта и Евы Рохас...
65
25 июня 1996 года
Монтерей, штат Калифорния
Июнь – пик туристического сезона на полуострове Монтерей. По живописному шоссе от Монтерея до Кармела, протянувшемуся на семнадцать миль, автомобили и фургончики тащатся черепашьим шагом, уткнувшись бамперами друг в друга. Вдоль всей Кеннери-Роуд плечом к плечу стоят зазывалы, предлагая отдыхающим широчайший выбор товаров и услуг, от крема для загара до обеда в шикарном ресторане с экзотической морской кухней и видом на море.
Туристы приезжают поиграть в гольф на Пеббл-Бич, полюбоваться на Биг-Сур и увидеть закаты с Пойнт-Лобоса. Они бродят среди виноделен, оглядывают древние кипарисы и гуляют по пляжам, завороженные зрелищем парящих пеликанов, лаем тюленей и грохочущим прибоем.
Прожив тридцать два года в домике коттеджного типа в Пасифик-Гроув, родители Евы привыкли к окружающим их зевакам. Они не раз благодарили счастливый случай, который позволил им жить в таком прекрасном месте калифорнийского побережья. И когда Ева приезжала домой, шторы на окнах всегда поднимались. Она по-прежнему глядела на полуостров глазами тинейджера, которому первый раз в жизни показали его собственный автомобиль.
Когда бы она ни приезжала домой, она тут же вытаскивала родителей из их комфортабельного уюта к радостям открытого бытия. Но этот приезд был не похож на другие. Ева находилась не в том состоянии, чтобы подталкивать родителей к езде на велосипеде или купанию в резвых волнах, накатывающихся из Тихого океана. И вообще она была не в состоянии заниматься ничем, разве что хандрить.
Вот уже два дня, как, покинув госпиталь, прикованная к инвалидной коляске Ева оправлялась от ран, полученных в Форт-Форо. Усталое тело, измученное тяжкими испытаниями в рудниках Тебеццы, постепенно крепло с помощью доброй пищи, калории которой уже добавили пару дюймов к ее талии. Но ей пока нельзя было заниматься лечебной физкультурой из-за переломов, закрытых гипсом.
Тело-то восстанавливалось, но вот душа была в смятении: от Питта не поступало никаких вестей. После того как ее по воздуху перевезли из руин Форт-Форо в Мавританию, а оттуда – в госпиталь в Сан-Франциско, он словно растворился в глубинах космоса. Телефонный звонок адмиралу Сэндекеру позволил ей выяснить, что Питт по-прежнему в Сахаре и в Вашингтон не возвращался.
– Почему бы тебе этим утром не поехать со мной на гольф? – спросил ее отец. – Тебе было бы неплохо прогуляться.
Она подняла взгляд к его серым глазам, окруженным сеткой добрых морщинок, и улыбнулась, отметив в очередной раз про себя, что его седые волосы никогда не слушались расчески.
– Пожалуй, я не в той форме, чтобы бить по мячу, – усмехнулась она.
– Я подумал, тебе доставит удовольствие покататься со мной на карте.
Она ненадолго задумалась, потом кивнула.
– А почему бы и нет? – Она подняла свою здоровую руку и покачала правой ногой. – Но только если ты позволишь мне поводить.
Матушка хлопотала вокруг, помогая Еве погрузиться в фамильный «крайслер».
– Ты уж пригляди, чтобы она не ушиблась, – наставляла она мужа.
– Обещаю доставить ее обратно в том же состоянии, в каком и взял, – отшутился он.
* * *
Мистер Рохас сделал первый удар по четвертой лунке на муниципальном поле для гольфа Пасифик-Гроув, что тянулось вдоль пляжа у маяка Пойнт-Пинос. Проследив, как мяч застрял в песке, огорченно покачал головой и бросил биту в сумку.
– Сил не хватает, – расстроенно пробормотал он.
Ева, сидящая за рулем автомобиля, показала на скамью, стоящую на возвышении, откуда открывался вид на океан.
– Если ты не возражаешь, папочка, следующие пять лунок я бы переждала там. Такой прекрасный день, что просто хочется сидеть и смотреть на океан.
– Пожалуйста, милая. Я захвачу тебя по дороге обратно в клуб.
Устроив ее по возможности удобнее на скамье, он помахал дочери и поехал на карте вдоль берега к полю вместе со своими тремя партнерами по гольфу, расположившимися в другом карте.
Над водой поднималась легкая дымка, но Еве было хорошо видно, как изгибающийся берег залива вклинивается в город Монтерей, а затем, превращаясь почти в прямую линию, уходит на север. Океан был тих, и волны его двигались, как медлительные медузы в подводных зарослях. Она вдохнула неповторимый воздух океана, пронизанный запахом водорослей, выброшенных на каменистый берег, и заметила морскую выдру, выделывающую потешные кульбиты в их гуще. Затем она подняла взгляд вверх на внезапный крик пролетающей морской чайки. Медленно поворачивая голову и следя за ее полетом, она вдруг увидела, что рядом со скамейкой, чуть позади нее, стоит какой-то человек.
– Ну вот мы и вместе – ты, я и залив Монтерей, – сказал он тихо.
Питт стоял и улыбался, откровенно любуясь ее растерянностью и смятением, а в следующее мгновение он уже оказался рядом с ней, а она в его объятиях.
– О Дирк, Дирк! Я уже не верила, что ты приедешь. Я подумала, что у нас все кончено...
Она замолчала, когда он поцеловал ее, глядя в голубые фарфоровые глаза, наполненные слезами, стекающими по раскрасневшимся щекам.
– Надо было бы, конечно, позвонить тебе, – сказал он. – Но еще два дня назад моя жизнь являла собой сплошную неразбериху.
– Ты прощен, – сказала она весело. – Но как, скажи на милость, ты узнал, что я здесь?
– От твоей матери. Прекрасная женщина и настоящая леди. Она и направила меня сюда. Я взял напрокат карт и ездил по полю взад-вперед, пока не увидел маленькую, бедную заброшенную бродяжку со сломанными косточками, печально смотрящую на воду и наверняка подумывающую, не утопиться ли ей с горя.
– Да ну тебя, – проговорила она счастливым голосом, целуя его.
Осторожно обхватив Еву, он поднял ее:
– Хотелось бы мне посидеть здесь с тобой и посмотреть на прибой, но нам пора. Бог мой, но все эти гипсы сделали тебя тяжеленькой.
– А что за спешка?
– Нам надо собрать твои вещи и успеть на самолет, – ответил он, опуская ее в карт.
– Самолет? Куда самолет?
– Небольшая рыбацкая деревушка на западном побережье Мексики.
– Ты забираешь меня с собой в Мексику? – улыбнулась она сквозь слезы.
– На борт судна, которое я зафрахтовал.
– И мы отправимся в круиз?
– Вроде того, – пояснил он с усмешкой. – Мы поплывем к одному местечку под названием остров Клиппертона и поищем сокровища.
Пока Питт вел карт на парковку у клуба, она болтала без остановки.
– Я думаю, ты самый пронырливый, соблазнительный и хитрый мужчина из всех, кого я знаю... – Она замолчала, когда он остановился рядом с автомобилем странного вида, ярко раскрашенным под цвет фуксии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Питт выглядел очень-очень уставшим, но лицо было твердым, а глаза яркими и живыми.
– Никто так не заботился о своей порядочности, как сам Авраам Линкольн. По моральным принципам и способности к состраданию второго такого человека в Америке не было. И умереть при таких странных и непроясненных обстоятельствах – это против всего того, за что он выступал и боролся. Его останки заслуживают почетного погребения. Я убежден, он бы хотел, чтобы будущие поколения людей, которым он служил столь преданно, знали правду.
– Я согласен с тобой, – решительно поддержал Джордино. – И сочту за честь стоять рядом, когда поднимется занавес.
– Поднимется такой жуткий хай! – натужно выдохнул Перлмуттер, словно пара чьих-то рук сжимала ему горло. – Боже милостивый, Дирк, неужели ты не понимаешь? Эту тему лучше не трогать. Нация не должна этого узнать никогда.
– Если выражаться словами самонадеянных политиканов и бюрократов, которые разыгрывают из себя Господа и скрывают от людей правду под предлогом национальной безопасности, тогда, конечно, это чепуха, недостойная упоминания и противоречащая государственным интересам.
– Итак, ты собираешься сделать это, – сказал Перлмуттер убитым голосом. – Ты собираешься устроить переворот в сознании нации во имя правды.
– Подобно всем этим мужчинам и женщинам из Конгресса и Белого дома, Джулиан, ты недооцениваешь американский народ. Они переживут это разоблачение, а образ Линкольна засияет еще ярче. Извини, дружище, но меня от этого не отговорить.
Перлмуттер и сам видел, что это бесполезно. Он сцепил руки на своем округлом животе и вздохнул:
– Хорошо, тогда мы перепишем последнюю главу Гражданской войны и встанем под огонь вместе.
Питт застыл над необыкновенной фигурой, сидящей в кресле-качалке, изучая непропорционально длинные ноги и руки и спокойное усталое лицо. Когда он заговорил, голос его был тих и едва слышен:
– После ста тридцати лет пребывания в этом душном помещении, я думаю, старому честному Эйбу пора вернуться домой.
64
20 июня, 1996 года
Вашингтон, округ Колумбия
После того как тело Линкольна было осторожно извлечено из броненосца и перевезено самолетом в Вашингтон, новость об обнаружении останков великого человека и подлоге Стэнтона взбудоражила весь мир.
В самой же столице государства был объявлен запрет на всевозможные празднования и юбилеи. Пять ныне здравствующих президентов стояли в ротонде Капитолия, отдавая дань уважения у открытого гроба их давно умершему предшественнику. Речи казались бесконечными, а политики старались перещеголять друг друга цитатами если не из Линкольна, то по крайней мере из Карла Сэндберга.
Останки шестнадцатого президента не собирались отправлять на кладбище в Спрингфилде. Президентским указом могила была вырыта в полу мемориала Линкольна прямо под его знаменитой белой мраморной статуей. И никто, даже представители в Конгрессе от штата Иллинойс, не протестовали против такого захоронения.
Наконец был объявлен день церемонии, и миллионы людей по телевидению наблюдали за торжествами в Вашингтоне. Они сидели застыв, с благоговением всматриваясь в лицо человека, который провел их страну через самые трудные годы. Мало что другого показывалось на экране телевизора в этот день – настолько были загружены телепрограммы. Ведущие с утра до ночи описывали торжественную церемонию, отодвинув другие важные события в сторону. Лидеры Конгресса в редком единодушии проголосовали за финансирование разборки «Техаса» и перевозки его из Мали в Аллею Вашингтона, где вновь собранный и отреставрированный корабль должен быть выставлен на постоянное обозрение. Его экипаж был захоронен на кладбище Конфедерации в Ричмонде, штат Виргиния, с большой помпой и оркестром, играющим марш «Южные Штаты».
Китти Меннок и ее самолет вернулись в Австралию, где телу отважной летчицы устроили бурную встречу, восславив ее как национальную героиню. Китти была захоронена в Военном музее в Канберре, а ее верный самолет «Фэйрчайлд» после реставрации был установлен рядом с «Южным Крестом» сэра Чарльза Кингефорд-Смита, знаменитого летчика, прославившего свое имя сверхдальними перелетами.
Если не считать нескольких фотографов и двух журналистов, церемония воздания почестей Гале Камиль и адмиралу Сэндекеру за их усилия по остановке распространения красной волны и предотвращению гибели человечества прошла незамеченной. Президент между несколькими речами вручил им почетные награды, которых они были удостоены специальным актом Конгресса. После этого Гада Камиль вернулась в Нью-Йорк и вновь приступила к исполнению своих обязанностей Генерального секретаря Организации Объединенных Наций. Ее чествованию была посвящена специальная сессия, в ходе которой ей не удалось сдержать эмоций во время продолжительной овации в ее честь, всеми без исключения, членами Генеральной Ассамблеи.
Сэндекер, приняв из рук президента очередную побрякушку, спокойно вернулся в свой офис в НУМА, сделал комплекс своей гимнастики и приступил к планированию подводных работ, словно это был для него рядовой день.
Хотя доктор Чэпмен и Руди Ганн и не числили за собой никаких особых заслуг, они были названы в числе кандидатов на Нобелевскую премию. Проигнорировав шумиху, они вместе вернулись в Южную Атлантику, чтобы проанализировать воздействие гигантской красной волны на жизнь моря. Доктор Фрэнк Хоппер присоединился к ним, тайком сбежав из госпиталя и пробравшись на борт исследовательского судна. Он клялся, что быстрее восстановит форму, если будет заниматься изучением токсичности красных волн.
Хайрем Йегер получил от НУМА солидные премиальные и внеплановый десятидневный отпуск. Он отвез свою семью в Диснейленд и, пока жена и дочки развлекались на аттракционах, посещал семинар по архивным компьютерным системам.
Генерал Гуго Бок, проследив, чтобы оставшиеся в живых и родственники погибших в легендарной битве у Форт-Форо получили должные награды и финансовую поддержку, решил в самом зените своей карьеры уйти в отставку с поста командующего тактической группой ООН и удалился на покой в небольшой деревушке в Баварских Альпах.
Как и предсказал Питт, полковник Левант был произведен в генералы, представлен к медали ООН за миротворческую деятельность и был назначен преемником генерала Бока.
Оправившись от ранений в своем родовом поместье в Корнуолле, капитан Пемброк-Смит был произведён в майоры и вернулся в свое подразделение. Он был принят королевой, которая вручила ему орден «За Отличную Службу». Он получил назначение в спецподразделение коммандос.
Великий Джулиан Перлмуттер, счастливый оттого, что ошибся, и видя, что американский народ пережил новое явление их самого любимого президента и разоблачение измены Стэнтона, столько раз был зван на всякие празднества и получил столько наград, что их хватило для заполнения одной из стен в его доме.
Ал Джордино разыскал ту миловидную пианистку, которую он встретил на борту плавучего дома Ива Массарда на Нигере. К счастью, она оказалась незамужней, и по какой-то непонятной причине – во всяком случае, для Питта – ей понравился Джордино, и она приняла его предложение отправиться в путешествие на Красное море, чтобы поплавать там с аквалангом.
Что же касается Дирка Питта и Евы Рохас...
65
25 июня 1996 года
Монтерей, штат Калифорния
Июнь – пик туристического сезона на полуострове Монтерей. По живописному шоссе от Монтерея до Кармела, протянувшемуся на семнадцать миль, автомобили и фургончики тащатся черепашьим шагом, уткнувшись бамперами друг в друга. Вдоль всей Кеннери-Роуд плечом к плечу стоят зазывалы, предлагая отдыхающим широчайший выбор товаров и услуг, от крема для загара до обеда в шикарном ресторане с экзотической морской кухней и видом на море.
Туристы приезжают поиграть в гольф на Пеббл-Бич, полюбоваться на Биг-Сур и увидеть закаты с Пойнт-Лобоса. Они бродят среди виноделен, оглядывают древние кипарисы и гуляют по пляжам, завороженные зрелищем парящих пеликанов, лаем тюленей и грохочущим прибоем.
Прожив тридцать два года в домике коттеджного типа в Пасифик-Гроув, родители Евы привыкли к окружающим их зевакам. Они не раз благодарили счастливый случай, который позволил им жить в таком прекрасном месте калифорнийского побережья. И когда Ева приезжала домой, шторы на окнах всегда поднимались. Она по-прежнему глядела на полуостров глазами тинейджера, которому первый раз в жизни показали его собственный автомобиль.
Когда бы она ни приезжала домой, она тут же вытаскивала родителей из их комфортабельного уюта к радостям открытого бытия. Но этот приезд был не похож на другие. Ева находилась не в том состоянии, чтобы подталкивать родителей к езде на велосипеде или купанию в резвых волнах, накатывающихся из Тихого океана. И вообще она была не в состоянии заниматься ничем, разве что хандрить.
Вот уже два дня, как, покинув госпиталь, прикованная к инвалидной коляске Ева оправлялась от ран, полученных в Форт-Форо. Усталое тело, измученное тяжкими испытаниями в рудниках Тебеццы, постепенно крепло с помощью доброй пищи, калории которой уже добавили пару дюймов к ее талии. Но ей пока нельзя было заниматься лечебной физкультурой из-за переломов, закрытых гипсом.
Тело-то восстанавливалось, но вот душа была в смятении: от Питта не поступало никаких вестей. После того как ее по воздуху перевезли из руин Форт-Форо в Мавританию, а оттуда – в госпиталь в Сан-Франциско, он словно растворился в глубинах космоса. Телефонный звонок адмиралу Сэндекеру позволил ей выяснить, что Питт по-прежнему в Сахаре и в Вашингтон не возвращался.
– Почему бы тебе этим утром не поехать со мной на гольф? – спросил ее отец. – Тебе было бы неплохо прогуляться.
Она подняла взгляд к его серым глазам, окруженным сеткой добрых морщинок, и улыбнулась, отметив в очередной раз про себя, что его седые волосы никогда не слушались расчески.
– Пожалуй, я не в той форме, чтобы бить по мячу, – усмехнулась она.
– Я подумал, тебе доставит удовольствие покататься со мной на карте.
Она ненадолго задумалась, потом кивнула.
– А почему бы и нет? – Она подняла свою здоровую руку и покачала правой ногой. – Но только если ты позволишь мне поводить.
Матушка хлопотала вокруг, помогая Еве погрузиться в фамильный «крайслер».
– Ты уж пригляди, чтобы она не ушиблась, – наставляла она мужа.
– Обещаю доставить ее обратно в том же состоянии, в каком и взял, – отшутился он.
* * *
Мистер Рохас сделал первый удар по четвертой лунке на муниципальном поле для гольфа Пасифик-Гроув, что тянулось вдоль пляжа у маяка Пойнт-Пинос. Проследив, как мяч застрял в песке, огорченно покачал головой и бросил биту в сумку.
– Сил не хватает, – расстроенно пробормотал он.
Ева, сидящая за рулем автомобиля, показала на скамью, стоящую на возвышении, откуда открывался вид на океан.
– Если ты не возражаешь, папочка, следующие пять лунок я бы переждала там. Такой прекрасный день, что просто хочется сидеть и смотреть на океан.
– Пожалуйста, милая. Я захвачу тебя по дороге обратно в клуб.
Устроив ее по возможности удобнее на скамье, он помахал дочери и поехал на карте вдоль берега к полю вместе со своими тремя партнерами по гольфу, расположившимися в другом карте.
Над водой поднималась легкая дымка, но Еве было хорошо видно, как изгибающийся берег залива вклинивается в город Монтерей, а затем, превращаясь почти в прямую линию, уходит на север. Океан был тих, и волны его двигались, как медлительные медузы в подводных зарослях. Она вдохнула неповторимый воздух океана, пронизанный запахом водорослей, выброшенных на каменистый берег, и заметила морскую выдру, выделывающую потешные кульбиты в их гуще. Затем она подняла взгляд вверх на внезапный крик пролетающей морской чайки. Медленно поворачивая голову и следя за ее полетом, она вдруг увидела, что рядом со скамейкой, чуть позади нее, стоит какой-то человек.
– Ну вот мы и вместе – ты, я и залив Монтерей, – сказал он тихо.
Питт стоял и улыбался, откровенно любуясь ее растерянностью и смятением, а в следующее мгновение он уже оказался рядом с ней, а она в его объятиях.
– О Дирк, Дирк! Я уже не верила, что ты приедешь. Я подумала, что у нас все кончено...
Она замолчала, когда он поцеловал ее, глядя в голубые фарфоровые глаза, наполненные слезами, стекающими по раскрасневшимся щекам.
– Надо было бы, конечно, позвонить тебе, – сказал он. – Но еще два дня назад моя жизнь являла собой сплошную неразбериху.
– Ты прощен, – сказала она весело. – Но как, скажи на милость, ты узнал, что я здесь?
– От твоей матери. Прекрасная женщина и настоящая леди. Она и направила меня сюда. Я взял напрокат карт и ездил по полю взад-вперед, пока не увидел маленькую, бедную заброшенную бродяжку со сломанными косточками, печально смотрящую на воду и наверняка подумывающую, не утопиться ли ей с горя.
– Да ну тебя, – проговорила она счастливым голосом, целуя его.
Осторожно обхватив Еву, он поднял ее:
– Хотелось бы мне посидеть здесь с тобой и посмотреть на прибой, но нам пора. Бог мой, но все эти гипсы сделали тебя тяжеленькой.
– А что за спешка?
– Нам надо собрать твои вещи и успеть на самолет, – ответил он, опуская ее в карт.
– Самолет? Куда самолет?
– Небольшая рыбацкая деревушка на западном побережье Мексики.
– Ты забираешь меня с собой в Мексику? – улыбнулась она сквозь слезы.
– На борт судна, которое я зафрахтовал.
– И мы отправимся в круиз?
– Вроде того, – пояснил он с усмешкой. – Мы поплывем к одному местечку под названием остров Клиппертона и поищем сокровища.
Пока Питт вел карт на парковку у клуба, она болтала без остановки.
– Я думаю, ты самый пронырливый, соблазнительный и хитрый мужчина из всех, кого я знаю... – Она замолчала, когда он остановился рядом с автомобилем странного вида, ярко раскрашенным под цвет фуксии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82