Хоппер не был настроен отступать перед лицом тупой власти:
– Мы здесь, чтобы спасать жизни. Я думаю, генерал Казим понимает это.
Манса напрягся. Тот факт, что Хоппер упомянул имя Казима, а не президента Тагира, застал его врасплох.
– Генерал Казим... он отдавал приказы, разрешающие ваш визит?
– Почему бы вам не позвонить ему и не выяснить?
Это был блеф, но Хопперу нечего было терять.
Полковник Манса поднялся и направился к двери.
– Подождите здесь, – коротко приказал он.
– Пожалуйста, скажите генералу, – бросил вдогонку Хоппер, – что сопредельные государства пригласили ученых Организации Объединенных Наций помочь локализовать источник заболеваний, и, если он не разрешит моей группе въезд в Мали, он потеряет лицо перед странами всего мира.
Манса ничего не ответил и покинул душную комнату, громко хлопнув дверью.
В ожидании Хоппер подарил капитану Батутте самый грозный свой взгляд. Батутта на несколько мгновений прикрыл глаза, затем отвернулся и начал расхаживать по комнате.
Минут через пять Манса вернулся и уселся за стол. Не говоря ни слова, он аккуратно проштамповал все паспорта и передал их Хопперу.
– Вам разрешено въехать в Мали для проведения ваших исследований. Но, пожалуйста, помните, доктор, что вы и ваши люди здесь гости. И не более того. И если вы сделаете какое-либо недружелюбное заявление или примете участие в действиях, наносящих вред нашей безопасности, вы будете депортированы.
– Благодарю вас, полковник. И, пожалуйста, поблагодарите генерала Казима за его любезное разрешение.
– Вас будет сопровождать капитан Батутта с десятью солдатами. Это для вашей же собственной безопасности.
– Для нас большая честь иметь такого телохранителя.
– О ходе работ и своих выводах будете докладывать непосредственно мне. В этом деле я ожидаю от вас полного сотрудничества.
– Каким образом прикажете с вами связываться, полковник? – не без иронии осведомился Хоппер.
– В распоряжении капитана имеются необходимые средства связи.
– Придется нам привыкать друг к другу, – высокомерно сказал Хоппер Батутте. Затем обратился к Мансе: – Моей группе и мне понадобится автомобиль, желательно с приводом на четыре колеса. Это для персонала. И еще пара грузовиков для транспортировки нашего лабораторного оборудования.
Полковник побагровел от такой наглости, но все же сдержался.
– Я выделю вам военные грузовики, – буркнул он.
Хоппер прекрасно сознавал, что он хочет сохранить лицо и последнее слово за собой.
– Благодарю вас, полковник Манса. Вы великодушный и достойный человек. Генерал Казим должен гордиться, что в этой пустыне у него есть настоящие воины.
Манса выпрямился с нарастающим выражением триумфа и удовлетворения в глазах.
– Да, генерал не раз выражал мне благодарность за лояльность и службу.
Разговор закончился. Хоппер вернулся к самолету и распорядился начать выгрузку оборудования. Манса с легкой улыбкой на губах наблюдал из окна офиса.
– Должен ли я ограничить их исследования только открытыми районами? – спросил Батутта.
Манса, не оборачиваясь, медленно покачал головой:
– Нет, разреши им ездить везде, где пожелают.
– А если доктор Хоппер отыщет следы токсичных заболеваний?
– Не важно. Пока я контролирую средства связи с внешним миром, его отчеты будут изменены так, чтобы показать нашу страну свободной от каких-либо болезней или вредных загрязнений.
– Но когда они вернутся в штаб-квартиру ООН...
– Не всплывет ли правда? – закончил Манса. – Да, вполне возможно. – Он внезапно повернулся с угрожающим выражением на лице. – Но если их самолет на обратном пути столкнется с трагической случайностью, не всплывет даже капли их поганого дерьма.
10
В течение полета из Египта в Нигерию Питт несколько раз просыпался и засыпал. Он окончательно проснулся, когда в проходе реактивного лайнера, принадлежащего НУМА, появился Руди Ганн, крепко держа двумя руками три чашки кофе. Взяв чашку, Питт посмотрел на Ганна с усталой отстраненностью, не выражая энтузиазма или желания шутить.
– А где в Порт-Харкорте мы встретим адмирала? – спросил он, на самом деле не очень беспокоясь об этом.
– Не в самом Порт-Харкорте, – передавая кофе, увильнул от прямого ответа Ганн.
– А если не там, то где же?
– Он ожидает нас на борту одного из наших исследовательских судов, в двухстах километрах от берега.
Питт, не отрываясь, смотрел на Ганна, как гончая на загнанную в угол лису.
– Ты что-то темнишь, Руди.
– А Ал не хочет кофе?
Питт глянул на Джордино, похрапывающего в блаженной безмятежности.
– Оставь. Ты не разбудишь этого соню, даже если пальнешь у него над ухом из двенадцатидюймовой пушки.
Ганн устроился в кресле через проход от Питта.
– Я не могу рассказать тебе, что задумал адмирал Сэндекер, поскольку, честно, сам ничего не знаю. Ноя могу предполагать, что это может иметь отношение к программе морских биологов НУМА, изучающих по всему миру морские кораллы.
– Знаю я эту программу, – кивнул Питт.
Питту было приятно, что он может разговаривать с Ганном на равных. Они с Ганном легко нашли общий язык, несмотря на очевидное различие в их образе жизни. Ганн был интеллектуалом с учеными степенями по химии, экономике и океанографии. Он чувствовал себя как дома в забитом книгами библиотечном подвале, составляя отчеты и планируя исследовательские программы.
Питт же, со своей стороны, от души наслаждался, вручную работая с механизмами, особенно со старыми автомобилями из своей коллекции в Вашингтоне. Он жить не мог без приключений. Он чувствовал себя на седьмом небе, управляя древним летательным аппаратом или изучая останки исторических кораблекрушений. Питт был инженером со степенью магистра и получал удовольствие, мастеря то, что другому было бы не под силу. В отличие от Ганна его редко можно было застать за письменным столом в здании штаб-квартиры НУМА; он предпочитал непосредственно участвовать в захватывающих исследованиях морских глубин.
– Прибрежная коралловая линия там в опасности и вымирает с неслыханной быстротой, – сообщил Ганн. – И сейчас это самая горячая тема для ученых-океанологов.
– И в каких частях океана проявляется эта тенденция?
Ганн уставился в чашку:
– Карибское море от Флориды-Ки до Тринидада, Тихий океан от Гавайев до Индонезии, Красное море, берега Африки.
– И везде вымирание в таких темпах? – удивился Питт.
Ганн покачал головой:
– Нет, есть различия в зависимости от района. Но наихудшее положение вдоль западно-африканского побережья.
– И надо полагать, это не обычное для коралловых рифов циклическое вырождение и вымирание перед предстоящим возрождением?
– Совершенно верно, – кивнул Ганн. – Когда условия существования восстанавливаются, возрождаются и рифы. Но мы еще никогда не наблюдали такого широко распространенного вырождения.
– А какие предположения насчет причины?
– Возможны две. Одна традиционная: теплые воды. Периодическое повышение температуры воды, как правило из-за смены направления течений, приводит к тому, что крошечные коралловые полипы начинают извергать, или выблевывать если угодно, те водоросли, которыми они питаются.
– А полипы – это такие маленькие трубчатые дьяволята, из останков которых и строится риф?
– Неплохо сказано.
– Это все, что я о них знаю, – признался Питт. – Балансирование кораллов между жизнью и смертью редко становится темой вечерних новостей по TV.
– Стыдно, – лаконично сказал Ганн. – Особенно если понимать, что изменения в жизни кораллов являются точнейшим показателем будущих тенденций в условиях существования морей и формирования климата.
– Ладно, уговорил. Итак, полипы выблевывают водоросли, – не без раздражения повторил Питт. – И что дальше?
– Эти водоросли кормят полипы и придают им "х живой цвет, – продолжил Ганн, – а отсутствие водорослей и голод делают кораллы белыми и безжизненными. Этот феномен известен как отбеливание.
– И он редко имеет место, когда вода прохладна.
Ганн с укором посмотрел на Питта:
– И зачем я тебе это рассказываю, если ты и так все знаешь?
– Я слушаю, чтобы не обидеть тебя.
– Ну, тогда я попью кофе, пока он не остыл.
Последовала долгая пауза. Ганну на самом деле не хотелось кофе, но он продолжал прихлебывать, испытывая терпение собеседника.
– О'кей, – первым не выдержал Питт. – Итак, кораллы во всем мире гибнут. Каков же второй фактор, воздействующий на их нормальное существование?
Ганн лениво помешивал кофе пластиковой ложечкой.
– Новая угроза – и очень серьезная – это внезапное появление толстых зеленых и других водорослей, которые просто облепляют кораллы, как какая-нибудь вырвавшаяся на свободу зараза.
– Постой. Ты говоришь, что кораллы голодают, потому что выблевывают водоросли, хотя те облепили их чуть ли не до удушья?
– Теплые воды приходят и уходят. Это одновременно приводит к уничтожению кораллов и росту водорослей, которые препятствуют поступлению питания и солнечных лучей к кораллам. И те умирают практически от удушья.
Питт запустил руку в свои черные волосы:
– А есть надежда, что ситуация улучшится, если воды станут холоднее?
– Этого не случится, – покачал головой Ганн. – Во всяком случае, в Южном полушарии. Снижение температуры воды в ближайшее десятилетие не прогнозируется.
– Как ты полагаешь, это естественное явление или последствие эффекта глобального потепления?
– Возможно и то и Другое, да плюс еще воздействие обычных вредных выбросов.
– У вас нет никаких твердых доказательств? – не отставал Питт.
– Ни у меня, ни у других ученых-океанологов НУМА ответов нет.
– Что-то я еще ни разу не слышал о каком-нибудь яйцеголовом пробирочнике, у которого не было бы подходящей гипотезы на всякий мыслимый и немыслимый случай, – усмехнулся Питт.
Ганн в ответ тоже улыбнулся:
– Я никогда еще не рассматривал себя с такой точки зрения.
– А может, в свете употребленных терминов?
– До чего же ты любишь наклеивать ярлыки на людей, – вздохнул Ганн.
– Только на самоуверенных профессоров.
– Ну хорошо, – начал Ганн. – Я, конечно, не царь Соломон, но уж коли ты спросил... Моя теория основана на количественном росте водорослей. Ведь каждый школьник скажет тебе, что если поколение за поколением сбрасывать в океан неочищенные сточные воды, мусор и токсичные химикаты, то рано или поздно будет достигнута точка насыщения. Хрупкий биохимический баланс морей безвозвратно нарушается. Моря разогреваются, и все мы, а в особенности наши потомки, вынуждены будем тяжко за это расплачиваться.
Питт еще никогда не видел Ганна таким серьезным.
– Плохо дело.
– И я думаю, что мы уже пересекли ту грань, до которой еще можно было что-то изменить.
– Так ты без оптимизма смотришь на возможность восстановления баланса?
– Да, – сказал Ганн печально. – Разрушающий эффект испорченной воды слишком долго игнорировался.
Питт уставился на Ганна, слегка удивленный тем, что второй по влиянию человек в НУМА находится во власти таких роковых и мрачных дум. Ганн нарисовал зловещую картину. Но Питт не разделял тотального пессимизма Ганна. Океаны, может быть, и больны, но до смертного конца им еще далеко.
– Расслабься, Руди, – ободряюще сказал Питт. – Что бы там ни прятал адмирал в своем рукаве, вряд ли он рассчитывает, что вот прибудем мы трое и спасем все моря Земли.
Ганн посмотрел на него и слабо улыбнулся.
– Мне еще ни разу не удавалось проникнуть в замыслы адмирала.
Если бы друзья знали или хотя бы догадывались, насколько они ошибаются, они не медля ни секунды заставили бы пилота под страхом кровавой расправы развернуть самолет и направить его прямиком обратно в Каир.
Их приземление на посадочную полосу одной из нефтяных компаний в окрестностях Порт-Харкорта было быстрым и спокойным. И уже через несколько минут они находились в воздухе на борту вертолета, тарахтящего винтами над Гвинейским заливом. Сорок минут спустя аппарат завис над «Саундером» – принадлежащим НУМА исследовательским судном, которое и Питт, и Джордино знали достаточно хорошо и на борту которого они три раза спасались в ходе реализации заданий. Корабль в сто двадцать метров длиной, строительство которого обошлось в восемь миллионов долларов, был нашпигован самыми сложными сейсмическими, гидролокационными и батиметрическими системами.
Пилот облетел огромную подъемную стрелу «Саундера» и приземлился на взлетной площадке на кормовой надстройке. Первым на палубу шагнул Питт, за ним Ганн. Джордино, двигаясь как разбуженный зомби, зевал на каждом шагу. После того как перестали вращаться лопасти и вертолет закрепили, пошел обмен приветствиями со знакомыми членами экипажа и учеными.
Питт знал устройство корабля и направился к трапу, ведущему к люку одной из морских лабораторий «Саундера». Он прошел мимо нескольких кладовок, заполненных химической аппаратурой, и попал в большую каюту, где проводились совещания и лекции. Несмотря на то что это было рабочее исследовательское судно, каюта была красиво обставлена удобной мебелью и полностью оборудована для присутствия начальствующего состава, о чем свидетельствовали длинный стол красного дерева и мягкие кожаные кресла.
Чернокожий мужчина огромного роста стоял спиной к Питту перед большим развернутым проекционным экраном. Он выглядел полностью поглощенным графическими диаграммами, демонстрировавшимися на нем. Был он по крайней мере лет на двадцать старше Питта и на добрый фут выше него. Однако во всей его могучей фигуре не наблюдалось и намека на неуклюжесть – напротив, в каждом движении сквозила неуловимая грация бывшего баскетболиста.
Но внимание Питта и его друзей привлекли в первую очередь не изображение на экране или уткнувшийся в него незнакомец, а совсем другой персонаж. Невысокий, подтянутый, жилистый, он лениво облокотился одной рукой о стол, держа огромную незажженную сигару в другой. Узкое лицо, холодные властные голубые глаза, некогда пламеневшие, а теперь седеющие волосы и аккуратно подстриженная бородка придавали ему, несмотря на отсутствие голубой рубашки с вышитыми на нагрудном кармане золотыми якорями, характерный облик отставного военного моряка, которым он и был в действительности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82