Между тем разумнее считать, что она приложила все усилия с тем, чтобы лишить нас всякой возможности делать то, что могло бы по-настоящему повредить ей. Попробуй, девочка, выпить лучи, которыми солнце освещает наш мир, попробуй изменить упорядоченный ход звезд или полет небесных тел в пространстве – попробуй, и ты увидишь, что ничего у тебя не выйдет, и все потому, что это – именно те преступления, которые могут на деле оскорбить Природу, и она предусмотрела все, чтобы мы их не совершали. Что же касается до сил и возможностей, которые она нам дала, она это сделала намеренно; так давайте творить то, что в наших силах, и уничтожать и менять то, что в наших возможностях, не боясь обидеть ее. Но самое главное – понять, что тем самым мы помогаем ей и служим ей тем усерднее, чем больше обращаемся к делам, которые по недоразумению считаются преступными.
Но, быть может, есть какая-то разница между тем или иным видом преступления, и существуют убийства, настолько подлые и отвратительные, что могут привести Природу в ужас? Полноте! Будет верхом глупости, если вы хоть на минуту поверите в это. Какую ценность может представлять в глазах Природы человек, которого окружили ореолом святости наши человеческие условности? Неужели для Природы тело вашего отца, вашей матери или сестры дороже, нежели тело вашего раба? Для нее таких различий не существует и существовать не может, ведь любое тело, каким бы ценным оно не считалось по нашим законам, будет подвергаться одним и тем же метаморфозам. Поймите, что ей по сердцу жестокость, которая так пугает вас; она ждет от вас еще больше – чтобы вы были непримиримым противником любого размножения и даже чтобы стерли с лица земли все три царства, чего вы сделать, увы, не в состоянии; но если ваша жестокость не может добраться до таких высот, обратите ее на более доступные цели и удовлетворите Природу по мере своих возможностей. Если вы не можете порадовать ее глобальным разрушением, по крайней мере вложите в свои убийства побольше мерзости и ужасов, и тем самым вы выскажете свое наивысшее послушание к законам, которые она устанавливает: ваша неспособность сделать то, чего она от вас хочет, не освобождает вас от обязанности делать то, что в ваших силах.
Исходя из всего вышесказанного, должно быть очевидно, что детоубийство ближе всего соответствует замыслам Природы, так как оно разрывает цепочку потомства и обрекает на гибель максимальное количество семени. При убийстве отца сын ничего не разрушает, он убирает только самое последнее звено в цепочке; когда отец убивает своего сына, он не дает возможности добавить новые звенья, и цепочка обречена; но в случае, когда сын уничтожает отца, убийца остается в живых, и вместе с ним живет будущее его рода. Дети или молодые женщины, предпочтительно беременные, – вот .лучшие объекты убийства, ибо это лучше всего отвечает целям животного царства и прежде всего Природы, именно к этому должен стремиться тот, кто желает ублажить жестокую матерь человечества.
Разве мы не видели, разве не чувствовали, что жестокость в преступлении нравится Природе, коль скоро только таким путем она регулирует количество наслаждения, которое доставляет нам преступление. Чем оно ужаснее, тем больше им наслаждаешься; чем оно чернее и отвратительнее, тем больше нас возбуждает. Вот так непостижимая Природа требует порочности, гнусности, жестокости в поступках, к которым нас подталкивает; она хочет, чтобы мы украсили их всеми теми атрибутами, которыми она сопровождает великие бедствия и эпидемии, поэтому оставьте все сомнения, презрите нелепые законы человечности и идиотские установления, которые сковывают нас, и бесстрашно творите то, к чему зовет вас священный голос Природы, зная, что он всегда противоречит абсурдным принципам человеческой морали и гнусной цивилизации. Неужели вы полагаете, будто цивилизация или мораль сделали людей лучше? Отнюдь: и та и другая только испортили человека, подавили в нем зов Природы, который делал его свободным и жестоким; отчужденный от нее, весь род человеческий погрузился в болото разложения, его врожденная жестокость превратилась в подлую хитрость, и от этого зло, которое творит человек, сделалось еще опаснее для его собратьев. Коль скоро должен он творить его, коль скоро оно необходимо и угодно Природе, дайте человеку эту возможность, дайте ему право поступать так, как ему больше нравится, и пусть он предпочтет жестокость подлости, ибо в этом больше естественности и, если угодно, благородства.
Я не устану повторять: никогда ни один умный народ не возводил убийство в категорию преступлений, ведь чтобы признать его преступлением, в нем должен присутствовать факт разрушения, чего на самом деле нет, как мы уже убедились. Кроме того, убийство – это не более, чем изменение формы, которое не приводит к нарушению ни закона трех царств, ни закона Природы, но напротив того, служит им. Так разве можно наказывать человека за то, что он несколько преждевременно разлагает на составные части кусочек материи, который, в сущности, для того и предназначен и который из тех же самых элементов образует новые соединения: чем скорее вы убьете муху, тем скорее появится на свете какой-нибудь турецкий паша, а если пощадите таракана, одним архиепископом на земле будет меньше. Следовательно, нет ничего дурного или злодейского в том, чтобы разложить на элементы чью-нибудь плоть и получить средство для создания тысячи насекомых за счет пролития крови в более крупном животном, именуемом человеком.
Короче говоря, убийца – такое же естественное явление, как война, голод или холера; это – средство, которое имеет в своем распоряжении Природа и которое ничем не хуже других враждебных нам сил. Таким образом, когда кто-то осмеливается заявлять, что убийца оскорбляет Природу, я считаю это такой же нелепостью, как, скажем, утверждать, что холера, голод или война оскорбляют Природу или совершают преступление, ибо разницы здесь я не вижу. Но мы же не можем выпороть или сжечь, или заклеймить каленым железом, или повесить ни холеру, ни голод, между тем как это можно сделать с человеком: именно поэтому его признают виновным. Вообще сплошь и рядом мы видим, что вина определяется не серьезностью проступка, а степенью уязвимости преступника, вот почему богатство и высокое положение всегда правы, а нищета всегда оказывается виновной.
Что же касается до жестокости, ведущей к убийству, можно с уверенностью сказать, что это одна из самых естественных наклонностей человека, к тому же одна из самых усладительных и приятных, которые он получил от Природы; жестокость в человеке – не что иное, как выражение его желания проявить свою силу. Она сквозит во всех его делах и словах, во всем его образе жизни; порою она маскируется воспитанием, но очень быстро эта маска спадает, и тогда она проявляется с новой силой в самых разных формах. Сильный трепет, который мы ощущаем при мысли о жестоком преступлении и во время его свершения, является убедительнейшим доказательством того, что мы рождены служить слепыми орудиями законов трех царств и промысла Природы и что, как только отдаемся своему порыву, сладострастие проникает в наш организм через все поры.
Поэтому надобно награждать убийцу, а не наказывать: запомните, что ни одно преступление на свете не требует такой силы и энергии, такого мужества и ума, как великое дело убийства. Существуют тысячи ситуаций, когда умному правительству следовало бы использовать только наемных убийц… Тот, кто знает, как подавить вопли своей совести и играючи обращаться с чужой жизнью, уже готов к самым великим деяниям. Одному небу известно, сколько в мире людей, которые добровольно становятся преступниками просто потому, что недальновидное правительство игнорирует их дар и не употребляет его в дело; в результате несчастные погибают, на колесе за поступки, которые могли бы принести им почет и уважение. Все эти Александры Великие, все эти маршалы – и Тюренн и Саксонский и прочие – могли бы сделаться разбойниками с большой дороги, если бы высокое происхождение и улыбка фортуны не устелили им лаврами путь к славе. И, конечно же, все эти Картуши, Мандрены и Дерю стали бы великими людьми, если бы правительство знало, как использовать их талант.
Это же верх самой вопиющей несправедливости! Существует множество хищных зверей – лев, волк, тигр, – которые живут только убийством и не признают никаких законов, кроме своих собственных; в то же время в мире встречаются и другие животные, которые занимаются таким же делом, удовлетворяя не голод, а другую страсть, и их называют преступниками!
Мы часто жалуемся на тех или иных диких зверей, которые кажутся нам опасными или приносят нам вред, но мы со вздохом приговариваем, исходя из здравого смысла: «Да, это ужасное и опасное создание, но оно полезное: Природа ничего не создает без надобности, возможно, этот зверь вдыхает какой-то воздух, который в противном случае мог отравить нас, или поедает насекомых, представляющих для нас еще большую угрозу». Давайте же рассуждать так же здраво и в отношении других животных и видеть в убийстве только руку, направляемую непреложными законами, руку, которая служит Природе и через преступления, какими бы чудовищными их ни считали, действует ради каких-то неизвестных нам целей или же предотвращает несчастья, в тысячу раз более ужасные, нежели те, что она творит.
«Софистика! Голая софистика! – завопят глупцы, услышав мои слова. – На самом деле убийство оскорбляет Природу, и тот, кто его совершил, будет терзаться до конца своих дней». Так могут рассуждать только круглые идиоты. Убийца терзается совсем не потому, что поступок его плох сам по себе, и в тех странах, где убийство пользуется почетом, он не терзается – будьте уверены в этом… Разве воин рыдает над поверженным врагом? Единственное неприятное чувство, которое мы испытываем при убийстве, вызвано его запретностью; у каждого человека в жизни бывают моменты, когда сердце его сжимается от страха перед вполне обычным поступком, если в силу каких-то обстоятельств он подпадает под запрет. Например, прибитый к дверям знак, запрещающий вход, кого угодно заставит ощутить неприятный холодок в спине, хотя человек и не видит ничего дурного в том, чтобы переступить порог. То есть страх этот порождается только фактом запрета, а не самим поступком, в котором может и не быть ничего преступного. Малодушие – кратковременное чувство вины и страха, сопровождающее убийство, – проистекает только из предрассудка и никоим образом не связано с реальностью. Но представим на минуту, что ветер подул в другую сторону, что меч правосудия поражает то, что совсем недавно называлось добродетелью, а закон вознаграждает преступление, и вы увидите, как добродетельные будут трястись от страха, а злодеи вздохнут спокойно, хотя и те и другие будут продолжать заниматься своим любимым делом. В таких случаях Природа безмолвствует, возмущенный голос, грохочущий в нашей душе, принадлежит предрассудку, с которым легко справиться, если приложить немного усилий и иметь желание. Однако существует некий священный орган, чей проникновенный шепот мы слышим прежде, чем раздадутся голоса заблуждения или воспитания; этот таинственный голос напоминает нам о нашей связи с первичными элементами и подталкивает нас к гармоничному слиянию этих элементов и их сочетаний в новую форму, которую выбирают сами эти элементы. Этот голос – негромкий и неназойливый – не вдалбливает в нас божественные проповеди, не напоминает нам о кровных узах или общественных обязанностях, которые насквозь фальшивы, но изрекает одну только правду. Между прочим, тот голос не внушает нам поступать с другими так, как мы хотим, чтобы поступали с нами, и если мы внимательно прислушаемся к нему, окажется, что он говорит нам нечто противоположное.
«Помните, – говорит нам Природа, – всегда помните: все зло, которое вы наносите ближнему, воздается вам добром и сделает вас счастливым; законы мои гласят, что вы должны истреблять друг друга и без конца и без раздумий вредить ближнему своему. Поэтому я вложила в вас неистребимую потребность творить зло, ибо я желаю вам добра. Пусть ваши близкие – отец, мать, сын, дочь, племянница, жена, сестра, муж, друзья ваши – будут для вас не дороже, чем самый последний червь, ползающий по земле; все эти связи, обязанности, привязанности придуманы не мною, но порождены слабостью, воспитанием и безумием, ко мне они не имеют никакого отношения; вы можете нарушать и попирать их, презирать и отменять их – меня это не касается. Вы – такое же творение мое, как бык, осел, артишок или вошь; всем вам я дала способности – одним больше, другим меньше, – и каждый из вас должен сполна использовать свои собственные. Однажды покинув мое чрево, вы больше мне не принадлежите, и я не отвечаю за ваши поступки. Если вы пребываете в добром здравии и размножаетесь – меня это не волнует, если вы истребляете и себя и себе подобных, если вы, употребляя ваши способности, сметете с лица земли все три царства и опустошите ее, и ничего на ней не останется, я буду безмерно рада, ибо в свою очередь смогу использовать атрибуты своего могущества и свою способность созидать, плодить новых существ, которой лишило меня ваше проклятое потомство. Прекратите творить, уничтожьте все сущее – вы ни в малейшей степени не нарушите мой замысел и мой промысел. Но что бы вы ни делали – уничтожали или созидали – в моих владениях ничего от этого не убудет; лист, упавший с дерева, так же полезен для меня, как и могучие кедры, растущие в лесах ливанских, и питающийся падалью червь ничуть не хуже в моих глазах, нежели самый могущественный король на земле. Поэтому крушите или созидайте по мере сил и возможностей ваших: завтрашнее солнце взойдет на прежнем месте, миры, которые я бросила в бесконечное пространство, будут продолжать свой бег по своим орбитам, а если вы разрушите все, если все три царства будут уничтожены вашей порочностью и не смогут восстать из праха, утратив свою способность к взаимному воспроизводству, ну что ж – уничтоженные предательской рукой, они будут заново воссозданы мною, я вновь сотворю их, и будет на земле так же, как было до сих пор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87