Момент, когда он мог бы рассказать Дорис об этом, не роняя себя в ее глазах, был безнадежно упущен.
А сейчас Патрик просто буксовал на месте и всячески тянул резину, потому что не хотел потерять ее, не хотел отпустить ее от себя. И оба они это понимали.
— А какую книгу ты с собой привезла? — спросил он.
Миссис Клаузен воспользовалась этим, чтобы наконец встать с кровати; она подошла к раскрытой дорожной сумке, в которой уместились все ее пожитки — точно такой же матерчатой сумке, как и другие, немного поменьше, с детскими вещами. Свою сумку она не распаковала (наверное, у нее просто не хватило времени).
Книгу она обнаружила под стопкой белья и молча протянула ее Патрику. Казалось, она слишком устала, чтобы хоть что-то сказать. Это был «Английский пациент», роман Майкла Ондатже. Уоллингфорд роман не читал, но видел фильм.
— Это был последний фильм, который мы смотрели вместе с Отто перед тем, как он погиб, — сказала миссис Клаузен. — Нам обоим понравилось. А я так даже решила и книгу прочесть. Но все откладывала: не хотелось вспоминать, как мы в последний раз ходили с Отто в кино.
Патрик смотрел на обложку книги. Господи, она читает серьезные книги! Для взрослых! А он-то хотел почитать ей вслух «Стюарта Литтла»! Интересно, в чем еще он ее недооценивал, кретин?
Ну да, она продает билеты на матчи «Грин-Бей Пэкерз», но это вовсе не говорит о том, что она не читает хороших книг, хотя (к стыду своему) Патрик именно так и подумал.
Он вспомнил, что и ему очень понравился этот фильм. А его бывшая жена считала, что фильм даже лучше, чем сам роман. Впрочем, его сомнения в справедливости суждений Мэрилин (почти по любому вопросу) еще более укрепились, когда он услыхал, как она высказывается об этой книге в точности теми же словами, которые — Уоллингфорд хорошо это помнил — были напечатаны в одной из рецензий. Говоря об «Английском пациенте», Мэрилин заметила, что фильм лучше романа, поскольку роман «слишком хорошо написан». Такое может сказать разве что критик — и Мэрилин.
— Я эту книгу не читал, — честно признался он миссис Клаузен, и она снова спрятала ее в сумку.
— Хорошая книга, — проговорила она. — Я очень медленно ее читаю, потому что она мне очень нравится. И, по-моему, она лучше, чем фильм, хотя фильм я стараюсь вообще не вспоминать. (Это, разумеется, означало, что она помнит каждую сцену и вряд ли когда-нибудь забудет.)
Ну что тут еще можно было сказать? Уоллингфорду надо было в туалет. К счастью, он удержался и хотя бы об этом не стал сообщать миссис Клаузен. Он и так уже сегодня наговорил слишком много. Дорис посветила фонариком в коридор, чтобы ему не пришлось пробираться к себе в комнату ощупью.
Он слишком устал, чтобы возиться с газовой лампой. Вытащил из комода фонарик и спустился вниз по крутой лестнице. Луна уже зашла; стало гораздо темнее. Наверно, вскоре начнет светать Патрик помочился, спрятавшись за деревом, хотя вряд ли его могли увидеть. Зато москиты мгновенно его обнаружили. И он поспешил в дом, освещая себе путь фонариком.
В комнате миссис Клаузен и маленького Отто было уже темно. Патрик прошел мимо их открытой двери и вспомнил, как миссис Клаузен говорила, что никогда не оставляет на ночь горящую лампу, хотя такие лампы, работающие на пропане, относительно безопасны. Но огонь есть огонь, и горящая лампа ее тревожила, не давая спокойно уснуть.
Свою дверь Уоллингфорд тоже оставил открытой. Он хотел услышать, когда Отто-младший проснется. И, может быть, посидеть с малышом, чтобы Дорис поспала еще. Интересно, трудно ли это — развлекать ребенка? Труднее, чем телезрителей? Больше ему на сей счет никаких мыслей в голову не пришло.
Он наконец снял с себя полотенце. Надел трусы-боксеры и забрался в постель, но, прежде чем выключить фонарик, постарался запомнить, куда его положил, чтобы сразу найти в темноте. (Он положил фонарик на пол, с той стороны, где раньше спала Дорис.) Теперь, когда луна уже зашла, вокруг царил совершенный мрак, точно такой же, как в его отношениях с миссис Клаузен.
Патрик забыл задернуть занавески, хотя Дорис и предупреждала, что солнце встает прямо напротив его окна. И через какое-то время, когда он еще спал, странным образом почувствовал сквозь сон, что небо начинает светлеть. Уже начинали каркать вороны — даже во сне он гораздо больше реагировал на ворон, чем на гагар. И, не открывая глаз, чувствовал все разгоравшийся свет зари.
Окончательно его разбудил плач маленького Отто. Некоторое время он лежал, слушая, как Дорис нежно успокаивает малыша. Мальчик быстро перестал плакать, хотя немного все-таки поднывал, пока мать его переодевала. По тону Дорис и по тем звукам, которые издавал маленький Отто, Уоллингфорд легко мог себе представить, что они там делают. Потом он услышал, как они спускаются по лестнице, миссис Клаузен продолжала говорить что-то, пока они шли к главному домику. Патрику вспомнилось, что детское питание следует разводить только водой из бутылок, которую миссис Клаузен подогревала на плите.
Желая узнать, который час, он машинально посмотрел туда, где когда-то была его левая кисть, и только потом перевел глаза на правую руку. (Видно, ему так и не суждено было привыкнуть к тому, что часы он теперь носил на правой руке.) Когда лучи солнца, восходящего на той стороне озера, ударили в окно его спальни, Патрик обнаружил, что только начало шестого.
В бытность свою репортером, он объехал весь мир и на себе испытал, что значит хронический недосып. Но только сейчас он начал понимать, каково Дорис, которая недосыпает уже в течение восьми месяцев. Ах, какое же это было свинство с его стороны — не давать ей спать почти до утра! Патрик вспомнил, что Дорис взяла для себя всего одну сумку, а для маленького Отто с его вещичками — по меньшей мере полдюжины. Впрочем, и так было ясно: вся ее жизнь в этом малыше.
Наверное, он спятил, вообразив, что справится с ребенком, сможет развлечь его и дать Дорис возможность еще немного поспать! Ведь он не умеет даже кормить ребенка! Он всего один раз (вчера) видел, как Дорис меняет малышу подгузник! Да ему нельзя доверить даже ротик ребенку обтереть, если тот срыгнет! (Уоллингфорд не знал, что Отто уже не срыгивал.)
Надо собраться с силами, пойти и утопиться в озере, думал Патрик, когда в комнату вошла миссис Клаузен с Отто-младшим на руках На малыше был только памперс. А на Дорис — огромная футболка с короткими рукавами, видимо принадлежавшая раньше Отто-старшему. Вылинявшая зеленая футболка со знакомым логотипом команды «Грин-Бей Пэкерз» доходила Дорис почти до колен.
— Вот мы и проснулись, — приговаривала миссис Клаузен, обращаясь к маленькому Отто. — Давай-ка посмотрим, не проснулся ли наш папочка.
Патрик подвинулся, освобождая для них место на постели. Он старался держать себя в руках (Впервые в жизни Дорис назвала его «папочкой»!)
На рассвете под одним одеялом ему стало прохладно, но сейчас комната была залита солнцем. Миссис Клаузен вместе с малышом забрались под простыню, а Уоллингфорд спихнул одеяло сперва в изножье кровати, а потом на пол.
— Тебе надо научиться его кормить, — сказала Дорис, передавая Патрику бутылочку с детским питанием. Отто-младшего уложили на подушку, и он своими ясными глазками внимательно следил за бутылкой в руках родителей.
Потом Дорис усадила малыша между подушек, а Уоллингфорд с восхищением стал смотреть, как ловко его сын хватает погремушку и засовывает в рот — не бог весть какие достижения, но новоявленный папаша был просто очарован.
— Вообще-то с ним совсем не трудно, — сказала миссис Клаузен.
Уоллингфорд не знал, что сказать в ответ.
— А может, ты попробуешь почитать ему эту книжку про мышонка, раз уж ты ее привез? — спросила она — Вовсе не обязательно, чтобы он так уж все понимал, главное, чтобы он слышал твой голос. Да я и сама с удовольствием послушаю.
Патрик вылез из постели и пошел за книжкой.
— Симпатичные штанцы, — заметила Дорис. Уоллингфорд уже приметил в книжке несколько мест, которые, как ему казалось, должны особенно понравиться миссис Клаузен. Например, о том, как неудачно закончилось первое свидание Стюарта с Харриет Эймс, потому что Стюарт был слишком расстроен поломкой каноэ и отказался пойти с нею на танцы. Увы, Харриет с ним тут же распрощалась, «оставив его наедине с разбитыми мечтами и сломанным каноэ».
Впрочем, теперь Патрик уже не был уверен, что Дорис понравится этот отрывок. Он решил, что начнет с последней главы, которая называлась «На север», и прочитает только то место, где Стюарт ведет философскую беседу с телефонным мастером.
Сперва они говорили о птичке, которую искал Стюарт. Телефонный мастер попросил Стюарта рассказать о ней и записал ее приметы. Пока Уоллингфорд читал, миссис Клаузен лежала на боку и смотрела на него. Отто-младший тоже смотрел. Время от времени он, правда, посматривал и на мать, но в основном очень внимательно слушал, как читает его отец. Оба его родителя были рядом, стоило только руку протянуть, и малыш не испытывал недостатка во внимании.
Наконец Патрик дошел до того места, где телефонный мастер спрашивает Стюарта, куда тот держит путь. Этот эпизод Уоллингфорд читал с особым выражением.
— На север, — сказал Стюарт.
— На север — это хорошо! — сказал телефонный мастер. — Мне всегда нравилось путешествовать на север. И на юго-запад тоже неплохо.
— Да, наверное, — задумчиво произнес Стюарт.
— А еще можно на восток, — продолжал телефонный мастер. — Со мной как-то раз произошел очень интересный случай по дороге на восток. Хотите, расскажу?
— Нет, спасибо, — сказал Стюарт.
Телефонный мастер немного огорчился, но продолжил разговор.
— Северные края особенные, — задумчиво сказал он, — есть в них что-то такое, чего нет в других. Я думаю, не ошибется тот, кто выберет дорогу на север.
— Я тоже так думаю, — сказал Стюарт. — А еще мне кажется, что я буду ехать по этой дороге до конца своих дней.
— Случаются вещи и похуже, — заметил телефонный мастер.
— Это правда, — согласился Стюарт.
Вещи похуже уже случились с Патриком Уоллингфордом. Ни на какой север он и не собирался, когда знакомился с Мэри Шаннахан, или с Энжи, или с Бригиттой (чье имя пишется с двумя «т») или, коли уж на то пошло, со своей бывшей женой. С Мэрилин он познакомился в Новом Орлеане, где делал трехминутный репортаж о последствиях обжорства и пьянства на Мардигра у него тогда была интрижка с другой гримершей — ее звали Фиона, а фамилию он забыл, — но эту Фиону он бросил ради Мэрилин. (Что явилось безусловной ошибкой.)
Перебирая свои любовные победы, Уоллингфорд не мог вспомнить ни одной женщины, с которой сошелся бы «по дороге на север». «На севере» он мог быть только с Дорис Клаузен и хотел бы остаться с нею — совсем не обязательно на севере, но где угодно, — до конца своих дней.
Немного помолчав для пущего драматического эффекта, Патрик повторил только эти слова — «до конца своих дней». Потом посмотрел на маленького Отто, опасаясь, что малышу стало скучно, но мальчик был весь внимание, живые, как у белки, глазенки перебегали с отцовского лица на яркую картинку на обложке. (Стюарт в берестяном каноэ, а на носу лодочки надпись: «Воспоминания о лете».)
Уоллингфорд был счастлив: ему наконец удалось полностью завладеть вниманием своего маленького сына! Но взглянув на Дорис — ему ужасно хотелось произвести на нее впечатление и отчасти загладить свою вину, — он обнаружил, что она уснула, не успев проникнуть в тайный смысл этого отрывка. Дорис лежала на боку, лицом к Патрику и малышу, и, хотя разметавшиеся волосы мешали разглядеть ее лицо, Уоллингфорд видел, что она улыбается во сне.
Или не совсем улыбается… но по крайней мере не хмурится. Судя по выражению лица и спокойной позе, миссис Клаузен казалась более умиротворенной, чем когда бы то ни было. Может, она очень крепко спит? Решить Уоллингфорду было трудно, и он, с полной серьезностью принимая на себя новую ответственность, взял Отто-младшего на руки и тихонько выбрался из комнаты, стараясь не разбудить его уставшую маму. Он перенес малыша в другую комнату и решил в точности воспроизвести те действия, которые совершала Дорис: смело попытался поменять ребенку подгузник, но (к неудовольствию Патрика) старый подгузник оказался совершенно сухим. А маленький Отто, пока Уоллингфорд размышлял над крошечными размерами его пениса, решил на свободе пописать папочке прямо в лицо. Зато теперь у Патрика были все основания все-таки поменять ребенку подгузник, что с одной рукой оказалось нелегко.
Покончив с этим, Уоллингфорд задумался, что делать дальше. И, пока Отто-младший спокойно сидел, весь обложенный подушками, которые Патрик для пущей безопасности навалил вокруг него, неопытный отец рылся в сумках с детскими вещами. Наконец он нашел все необходимое, пакет детского питания, чистую бутылочку для кормления, запасные памперсы, теплую распашонку на тот случай, если станет прохладно (и они отправятся гулять), пару носков и ботинки — вдруг Отто понравится ходить в ходунках.
Ходунки стояли в главном домике, куда Уоллинг-форд и отправился вместе с Отто. Носки и ботинки, решил Патрик, стараясь не упустить ни одной мелочи, как подобает хорошему отцу, защитят нежные ножки ребенка от заноз. Уже выходя из комнаты с целой сумкой детских вещей, Уоллингфорд вспомнил еще кое-что и прихватил шляпу для малыша, а также «Английского пациента», книжку, которую читала миссис Клаузен. Доставая ее, он здоровой рукой нежно погладил ее белье.
В домике было прохладно, и Патрик надел на Отто теплую распашонку, а потом — эксперимента ради — натянул на него носки и ботинки. Он попробовал пристроить Отто в ходунки, но тот заплакал; когда же Патрик усадил его на высокий детский стул, как будто обрадовался. (Только на минутку — есть все равно было нечего.)
Найдя детскую ложку на сушилке для посуды, Уоллингфорд размял для Отто банан, и тому страшно понравилось выплевывать банановую кашу и размазывать ее по своей мордашке, а грязные ручонки вытирать о распашонку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46