— еще раз грозно прокричал в рупор Пименов, потом, не торопясь, забрался в свою Ф 911 СБ и уехал.
Глава 31
ВОТ ОНА — ПОЛНАЯ ЗАДНИЦА!
Покинув клинику «Панацея», Виктория Борисовна с профессором направились домой. Пропажа пациентов вывела Файнберга из себя, и он всю догрогу ворчал:
— Черт знает что! Неужели кому-то не ясно — после операции необходим полный покой!
Виктория Борисовна хранила молчание, о чем-то напряженно размышляя, и только возле самого дома прошептала:
— Витя, у тебя есть повод радоваться. Твои пациенты живы, а это уже неплохо. А что ты сам не скончался — так это просто счастье!
Профессор задумался. На губах появилась неопределенная улыбка, составившая пожилой паре компанию.
Так, втроем, — Виктория Борисовна, Файнберг и улыбка — они и дошли до квартиры.
Следующие два дня были посвящены розыскам. Обнаружение негра в пятимиллионном городе оказалось задачей не из легких. Он бесследно растворился среди едкой грязи мостовых и парящей над ними воды с небольшой примесью воздуха. Через три дня бесплодных поисков Виктория Борисовна плюнула на все и уселась на кухне со стопкой коньяка. Напротив, в роли внимательного слушателя, устроился Файнберг. По причине острого насморка участия в поисках он не принимал.
— Витя, парня нигде нет! — Коньяк тягуче булькнул, растворяясь в крепком кофе.
— Найдется, — оптимистично высморкался профессор. Он осиливал уже вторую кружку молока с медом.
— Нужно поступить по-ленински, — заявила Виктория Борисовна, делая осторожный глоток.
— Учиться, учиться и еще раз учиться?
— Нет, пойти другим путем. Ищут его ради камня. В чем бы там дело ни было, а мы знаем, где булыжник. Найдем его — найдем Тампука. Так что, пора навестить доктора Рыжова.
Виктор Робертович достал огромный клетчатый платок и взревел носом. В ответ загудели трубы в ванной.
— Отзовитесь горнисты... — прокомментировала Виктория Борисовна. — Была такая передача. Будем считать это знамением.
— Опять к Рыжову? А вдруг снова не откроет?
— Друг мой, зачем ломиться в закрытую дверь? Если человек занял оборону в своей однокомнатной крепости, взять его можно только динамитом. Зато на рабочем месте он беззащитен и доступен широким народным массам, как общественный туалет. Можно спокойно зайти к доктору Рыжову на прием и без экстремизма изъять экзотический африканский булыжник.
— Без экстремизма? — в голосе Виктора Робертовича прозвучало легкое сомнение.
— Солдат ребенка не обидит, — добродушно усмехнулась Хана, становясь похожей на милую бабушку, журящую внука.
Для начала было принято решение позвонить в травмпункт. Однако застать Игоря Николаевича на работе не удалось. На вопрос о местонахождении доктора Рыжова бархатный голос главврача ответил красиво и загадочно:
— Убыл отдавать воинский долг Родине.
По аналогии с похожими фразами теленовоетей Файнберг сразу подумал о горячих точках. Из трубки пахнуло дымом горящих развалин. Пред мысленным взором огненным смерчем пронеслись трассы пулеметных очередей... Мысленно прощаясь с безобидным, в общем-то, чудаком, он, так же торжественно понизив голос, спросил:
— Чечня? Борьба с терроризмом?
— Сертолово-2. Военные сборы, — озадаченно ответил главврач. Тут ему самому стало как-то неуютно, и он неуверенно промямлил:
— Через два месяца вернется. Надеюсь...
Происходившие далее события сообщили поискам направленное ускорение. Проведя три часа у телефона, Виктория Борисовна всеми правдами и не правдами вырвала-таки у Министерства обороны страшную военную тайну. Доведение большого секрета до профессора состоялось зловещим шепотом.
— Только ни-ко-му! Доезжаем до кольца четыреста сорок четвертого. Видим КПП. Спрашиваем: «Где здесь врачи на сборах?» После чего нам «покажут пальцем».
— Куда? — недоверчиво спросил Виктор Робертович, имеющий самое отдаленное представление о таинствах ратной службы.
— Судя по всему, прямо на Рыжова. Думаю, если он там, об этом уже знают все.
В путь тронулись утром. По дороге Виктория Борисовна совершила ряд покупок. В один большой полиэтиленовый пакет утрамбовались фрукты. В другой — жареные пирожки.
— С пустыми руками вокруг воинской части гуляют только шпионы и прапорщики. Если едешь навещать военного, ты обязан его кормить! — пояснила Хана.
Под размышления профессора о странной общности между больными и военными они сели в автобус и поехали в Армию.
* * *
Тучи над Сертолово-2 сгущались... Предчувствие грозы витало в воздухе, передаваясь, согласно уставу, от непосредственных начальников к посредственным. Фирменное блюдо солдатской кухни — оранжевое сало — светилось все ярче, предвещая Апокалипсис.
Приближение перемен чувствовали все, но острее всего — начальство. Комбат метался по кабинету и гарнизону. Не видя явных причин для тревоги, свербевшей ниже поясницы, он пытался прикрыть все узкие места разом. У караула отобрали боевые патроны, выдав взамен саперные лопатки и удвоив посты. На всякий случай даже покрасили стены в клубе и спортзале. Но и после таких крайних мер комбату не полегчало.
— Я ЧП жопой чую! — не выдержал он в приватной беседе с начальником штаба под литр водки.
— Слушай, может, офицеров на казарменное положение перевести?
— Нажрутся! Тогда — точно звиздец, — осторожно ответил начштаба, разливая по пятьдесят грамм «Русской», произведенной в Сертолово-2, в подвале у Ахмета.
Шестой орган чувств комбата не подвел. Выпить они не успели. На столе ожил телефон спецсвязи:
— Товарищ подполковник, докладывает дежурный по штабу дивизии...
«Вот она — полная задница!» — подумал комбат и строго ответил:
— Слушаю.
— К вам выехал начальник особого отдела дивизии с представителем ФСБ из Питера! — бодро сообщил дежурный.
— Ну, слава Богу! — облегченно выдохнул комбат.
Приезд особистов ставил точку на изматывающем ожидании. Водка исчезла в кармане парадной шинели, висевшей в шкафу. Причмокивая, офицеры захрустели «антиполицаем». На столе стало пусто.
* * *
Владимир Федорович Жернавков вошел в кабинет командира мотострелкового батальона без зова и стука. Так испокон веков входят представители спецслужб всех времен и народов. За ним безмолвной тенью следовал особист из штаба дивизии.
— Здравствуйте, мы к вам, — сказал Жернавков мягко.
— К нам? — Комбат ощутил, как тучи над головой тяжело сомкнулись, закрывая солнце тихого благополучия. Громыхнули близкие раскаты грома. — Присаживайтесь.
Пока гости располагались, он нащупал в столе пачку сигарет и закурил. Из туманно-вялого облака раздалось:
— Слушаю...
Владимир Федорович вкрадчиво произнес, демонстрируя удостоверение:
— Нам нужна ваша помощь.
Речь Жернавкова длилась минут десять. По мере постановки задачи лица командования батальона светлели на глазах. Молнии сверкали все дальше, гроза уносилась. Вместо нее на суровую почву офицерских душ готов был излиться благодатный дождь поощрений.
По нелепой случайности комбат пропустил обе чеченские кампании. С завидным постоянством перед самой отправкой на театр военных действий с ним приключались несчастные случаи. В первый раз бандитов и террористов спас от его прибытия гололед, приведший к перелому ноги. Во второй — низкий потолок в подвале собственного дома, сокрушивший череп подполковника до полного сотрясения содержимого. Недостаток боевого опыта компенсировался служебным рвением и неуклонным благоустройством части. И вот судьба дала ему шанс.
Услышав о возможных военных действиях на территории гарнизона, комбат развернул кипучую деятельность. На подробной карте местности стали вырастать, красные и синие стрелы. В разные стороны понеслись команды, звонки и уверенный бодрящий начальственный мат. План операции получился по-военному стройным и четким. Только в одном моменте подполковник дал слабину. Услышав фамилию «Рыжов», он побледнел и незаметно трижды сплюнул через левое плечо.
* * *
Игорь Николаевич Рыжов тоже улавливал напряжение, возраставшее в батальоне с каждым часом. Он трепетал всеми экстрасенсорными фибрами своей тонкой души. Еще два-три дня назад о его существовании знали лишь на работе и в родном подъезде. Теперь сотни людей узнавали Рыжова в лицо. Собираясь в кучки, простодушные мотострелки указывали на него пальцами и зловеще улыбались. Рыжов нервничал, чувствуя в этой славе недоброе.
Попытки экстрасенсорного воздействия на военных привели к парадоксальному результату. Его биополе накрыло медным тазом спокойную жизнь гарнизона. Активная харизма экстрасенса напрочь разрушила отлаженную годами работу пищеблока и медпункта. То есть практически уничтожила боеготовность части.
Коллеги сторонились Игоря Николаевича, как зачумленного.
Начальник столовой косил мутным глазом на весь «партизанский отряд», особо выделяя из нестройных рядов Рыжова. Завидев его, он подрагивал челюстью, роняя в перловую кашу крупные капли пота. Экстрасенс употреблял в пищу исключительно хлеб с компотом, сжимая под шинелью оберег и опасаясь отравления.
Даже героические офицеры батальона при встрече с ним нетрезво шарахались в сторону.
* * *
На четвертый день руководитель группы прошелся пред строем офицеров запаса. По сравнению с похмельными физиономиями личного состава лицо его казалось одухотворенным.
— Лейтенант запаса Рыжов! — торжественно возгласил он, поворачиваясь к сумрачному коллективу.
— Слушаю, — надувая щеки, отозвался легендарный доктор.
— Вам поручается установка палаток на учебной базе номер два!
— Мне? — Игорь Николаевич радостно шагнул вперед, мимо мгновенно расступившихся коллег.
— Поступаете в распоряжение прапорщика Середы. Будете развертывать медпункт в полевых условиях. Убытие от столовой после завтрака.
— Понял, — с энтузиазмом ответил травматолог.
— Медпункт разрушен. Прапорщик Середа в дурдоме, — спрогнозировал кто-то на правом фланге.
* * *
Прибытие автобуса в Сертолово-2 не сопровождалось излишней шумихой. Не гремел праздничный фейерверк, не надрывал щек духовой оркестр. Даже, на худой конец, не стоял, блистая штыками, почетный караул с барабаном. Лишь бессменный часовой Батыров раскосыми глазами завистливо оглядел сквозь пыльное окно КПП огромные пакеты в руках пожилой пары, сошедшей с задней площадки «Икаруса».
Виктория Борисовна вдохнула свежий загородный воздух. Ветер дул от казарм, навевая легкую грусть по прошедшей молодости.
— Витя, дыши полной грудью. Чистый кислород с легким ароматом хлорки. Стимулирует любовь к жизни. Красота!
— Где? — уныло спросил Файнберг, разглядывая бескрайний бетонный забор.
— За воротами, друг мой! За вот этими аккуратными серыми железками скрывается мир строгого порядка и военной симметрии. Гармония человека с идиотизмом!
Профессор добрался до крыльца проходной и постучал в дверь. Учитывая явную безобидность посетителей, Батыров высунул нос наружу и спросил, блистая армейской вежливостью:
— Кого нада?
— Здравствуйте, — любезностью на любезность ответил Виктор Робертович.
Солдатик, забыв ответить, уставился на источающие неземные запахи пакеты.
— Будешь? — просто спросила Виктория Борисовна, протягивая башкиру банан.
— Заходи, — ответил Батыров, осторожно принимая угощение и отступая от порога назад.
Визитеры не успели войти, как обмякшая желтая шкурка вылетела наружу, в сторону сугроба с урной. Оперативную легенду о сыночке по фамилии Рыжов Батыров слушал под жареные пирожки с мясом. Соглашаясь, что проведать чадо совершенно необходимо, он что-то мычал сквозь набитый рот. Круглое лицо удовлетворенно дышало доверием. Через пятнадцать минут худенький боец на треть уничтожил содержимое пакета. Зато отработал его на сто процентов. На последней странице «Журнала сдачи дежурств» красовалась четкая схема прохода к учебной базе номер два. По данным Батырова, именно там выполнял воинский долг перед Родиной знаменитый Рыжов. Не затягивая сцены прощания, Виктория Борисовна хлопнула солдата по плечу:
— Служи, батыр!
Тот поспешно исчез в недрах контрольно-пропускного пункта, бережно прижимая к груди пакет с остатками еды.
Возможно, причина торопливости заключалась в тяге к пирожкам. Возможно — в двух мордатых сержантах, уверенно шагавших к проходной. Хана мазнула взглядом по упитанным физиономиям старослужащих и прошептала про себя: «Держись, башкир».
Профессор ее не услышал. Для человека сугубо гражданского открывшаяся взору обещанная армейская красота простиралась от ворот до границ здравого смысла и дальше. Пресловутые прямоугольники сугробов бессмысленностью напоминали труды Малевича и Сизифа. Виктория Борисовна и Файнберг уверенно двинулись к учебной базе номер два. Но не успели они дойти до ближайшей казармы, как со стороны КПП раздался негромкий крик. Хана притормозила и оглянулась.
— Придется вернуться, — резко сказала она, придержав профессора за рукав.
— Мы что-то забыли, Витя? — недоуменно поинтересовался тот.
— По инструкции, информаторов положено беречь, — прозвучало в ответ.
В конечном пункте стремительного броска их не ждали. На КПП царила полная идиллия для ублюдков. Крепкого телосложения прыщавый сержант подкреплялся пирожками. Он выдавливал в рот фарш и отрывал тесто кусками. Обильно смоченные слюной остатки летели через комнату, в лоб рядового Батырова. Тот стоял на четвереньках, оседланный мордатым старшиной. На скуластом лице башкира алели два смазанных кровоподтека, по щекам текли скупые слезы обиды. Огрызки пирожков шлепались, отскакивая ото лба, и прыгали по полу как мячики.
— Жри, чурка! — гоготал сержант. — Мы-то всегда поделимся!
Старшина пригибал голову Батырова, тыча носом в объедки.
Дверь потихоньку открылась, впуская Хану и профессора.
— Отпусти парнишку, — негромко, без всякого выражения, сказала женщина.
Все трое уставились на заступницу. В глазах Батырова сквозь затравленное выражение безысходности промелькнул лучик надежды — и угас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44