Вы оба в самом деле могли быстренько добежать до деревни, - отчитывала она девушку с нескрываемым раздражением. - Я-то думала, что ты поумнее, девонька, да и молодой хозяин тоже. Как бы там ни было, живо в ванную, что в людской, детка. Тебе просто необходима горячая ванна, а не то заболеешь.
Эмма через силу улыбнулась:
- Да, миссис Тернер.
Не глядя на Эдвина, она поспешила в ванную за кухней.
Эдвин сбросил ботинки и поднялся наверх. Там он обернулся и, обаятельно улыбаясь, нежным голосом пропел:
- Прошу прощения, миссис Тернер, за то, что причинил вам столько хлопот и неприятностей. Я не нарочно, вы же знаете.
- Да, мастер Эдвин, я знаю.
- Ах да, кстати, мне пришлось бросить там корзину с едой. Но я на днях заберу ее и верну вам.
- Да, конечно же, вернете, если от нее что-нибудь осталось, - пробормотала кухарка. На его лице отразилось такое огорчение, что она смягчилась, ведь Эдвин был ее любимец. - Как примете ванну, сразу отправляйтесь в постель, а я принесу вам тарелочку холодной баранины с тушеной капустой и картошкой. Я-то уж знаю, как вы это любите, - сказала она, указывая на сковороду, на которой мирно жарились овощи. - Я уже не раз подогревала их для вас, мастер Эдвин.
- Благодарю, миссис Тернер, - ответил юноша и ушел.
Кухарка внимательно посмотрела ему вслед и села на затрещавший под нею стул. На ее лице отразилась неподдельная тревога. Она замечала, как они вдвоем перешептывались и пересмеивались в разных потайных уголках дома, думая, что их никто не видит, и не ведая о ее безмолвном, но неусыпном надзоре. Она также видела их вместе в саду слишком часто в последнее время, и это совсем ей не нравилось. Она размышляла над рассказом Эдвина, на мгновение усомнившись в его правдивости. Кухарка нахмурилась. Это походило на правду, к тому же она никогда прежде не уличала молодого хозяина Эдвина во лжи или непорядочности, с самого его рождения. Он не был похож на Джеральда, хитрого и лживого.
И все же... неясные подозрения закрались в ее душу, отягощенную теперь путаными тревожными мыслями. „Нехорошо это, когда прислуга с господами путается, - сказала она самой себе. - Она отбивается от своих, эта девочка. - Кухарка продолжала раздумывать. - А это скверно. Может привести к большим неприятностям. Нам следует знать свое место”, - громко сказала она пустой комнате. Элси Тернер вдруг зябко повела плечами, ее пухлые руки покрылись гусиной кожей. Давно забытые воспоминания вдруг так ярко и живо нахлынули на нее, что она вздрогнула, сидя на стуле. „Больше не надо, - подумала она, содрогнувшись. - Это не должно повториться”.
25
Эмма прошла через веранду и спустилась по дорожке, ведущей в розовый сад. В руках она держала корзину для цветов и садовые ножницы. К завтраку ожидали лорда и леди Сидней, и кухарка велела ей срезать цветов. Они будут стоять в уотерфордских хрустальных вазах в гостиной и столовой. Эмма обожала цветы, и особенно розы, а этот сад был целиком отведен под них, о чем и говорило его название. Это было ее любимое место из всех садов и парков обширного поместья Фарли. Красота сада не соответствовала представлениям Эммы о доме, который угнетал ее и казался уродливым. Сад окутывал ее своим покоем, приносил Эмме чувство умиротворения, его красота облагораживала ее душу.
Прекрасный старый сад был окружен со всех сторон столетней каменной стеной, увитой усердно оплетавшими ее растениями. Они забрались даже в крону двух древних деревьев в глубине сада, и цветки их ослепительно сверкали среди ветвей в густой листве, будто тонкие шелковые узоры чистейшей белизны. Широкие клумбы, разбитые у самой стены, были сплошь усыпаны цветами флорибундовых роз. Им отдали предпочтение из-за крупных бутонов и долгого периода цветения: все лето они наполняли сад изобилием ярких красок. Всевозможные сорта роз росли на обширных участках, тесно примыкавших друг к другу, сливаясь в буйном празднестве ослепительных оттенков. Кроваво-красный цвет бледнел до насыщенно-кораллового, который, в свою очередь, окрашивался пунцовым румянцем и струился розовыми брызгами. А белые и желтые пятна привносили хрупкую свежесть тонов в бескрайнюю гармонию ярких бархатных тюрбанов в оправе темно-зеленых листьев.
В центре, опоясанная дорожками из гравия, виднелась открытая площадка. Этот цветник, где искусно сочетались клумбы разных форм и размеров, был великолепным многоголосием, образовывавшим разительный контраст с диким пышным обрамлением, не тронутым рукой садовника. Конечно, и этот эффект был продуман заранее.
В цветнике, обсаженном самшитами, клумбы с гибридными сортами чайных роз были разбиты на треугольники, ромбы и квадраты. Ровно подстриженные самшиты казались отлитыми из металла или искусно выточенными из гладкого камня. Розовый сад, как и все прочее, жестоко пострадал от той ужасной бури, что бушевала в июне в этих местах. Но Адам Фарли пригласил в помощь своему садовнику известных знатоков садовой архитектуры, в том числе специалиста по розам, и художника по ландшафту. Потратив огромную сумму денег и времени, проявив свое превосходное мастерство, они чудесным образом восстановили сад и вернули ему прежнее великолепие.
В ослепительной тишине этого яркого августовского дня сад был полон той очаровывающей и завораживающей красоты, что заставила Эмму остановиться, затаив дыхание и восхищаясь его совершенством. Солнце плыло высоко в безоблачном васильковом небе, прозрачный воздух был напоен пьянящими ароматами восхитительных роз, столпившихся вокруг нее. Не дрожал ни один лист, и лишь слабый шум быстрых крыльев упорхнувшей ввысь птицы, ее затихающая трель отдавались здесь легким эхом. Эмма вздохнула, любуясь окружавшим ее великолепием и, вспомнив о деле, пошла дальше. В цветнике розы никогда не обрезали, и Эмма направилась к клумбам, окаймлявшим стену. Ей было немного жарко, ведь она так спешно спускалась по дорожке, и потому она с радостью подошла к деревьям, густо сплетенные кроны которых свисали до самой земли, даря свежую тенистую прохладу. Она опустилась на колени и принялась срезать стебли, передвигаясь от куста к кусту, тщательно отбирая бутоны. Садовник научил ее, как срезать по нескольку цветов с каждого куста, чтобы облик волшебной флорибунды не пострадал от образующейся пустоты. Девушка очень нежно обращалась с розами. Бутоны раскрылись и распустились почти полностью. Особое внимание она уделяла цвету и сорту. Мало-помалу корзина наполнялась.
Эмма работала и улыбалась самой себе. Прошлой ночью Эдвин вернулся в Фарли вместе со сквайром. Тот всегда приезжал в Йоркшир к началу охоты на куропаток. Эдвин уезжал на две недели на юг навестить Оливию Уэйнрайт в ее загородном доме. Эмме они показались двумя годами. Усадьба была безлюдной, как никогда. В доме остался один Джеральд и начал притеснять Эмму больше обычного. Просторные комнаты, такие пустые и безжизненные, были темны, стояла жуткая тишина, и Эмма старалась ускользнуть из усадьбы сразу же по окончании своей работы. Теперь Эдвин вернулся, и все будет по-другому. Она соскучилась по его улыбке, нежным объятиям и взглядам. Их пикники на пустоши продолжались в июне и июле вплоть до его отъезда.
Иногда Эмма поднималась на Вершину Мира и сидела в одиночестве на своем плоском камне в тени Рэмсденских скал, мечтая, теряясь в множестве своих мыслей. Она никогда не входила в пещеру без Эдвина. Перед своим отъездом на каникулы он крепко-накрепко наказал ей ни в коем случае не пытаться отодвинуть камень без него, ведь это опасно и она легко могла пораниться.
Но он вернулся, и ее одиночеству пришел конец. Утром, столкнувшись в коридоре наверху, они шепотом договорились о короткой встрече в розовом саду до занятий Эдвина верховой ездой. Она едва могла унять дрожь, ожидая его. Она горячо желала, чтоб он поскорее пришел. Ее корзина была полна до краев, да и кухарка забеспокоится, куда она пропала. Еще минута, и Эмма услышала его шаги, хруст гравия под его ногами. Она оглянулась, слыша свое сердцебиение, такое громкое, и волна счастья захлестнула ее, выплескиваясь мерцающим светом в ее глазах и радостной улыбкой на лице.
Эдвин с беззаботным, небрежным видом быстро спускался по дорожке, поигрывая стеком в руке. На нем была белая рубашка с желтым широким шелковым галстуком, повязанным на манер шарфа, кожаные бриджи и высокие коричневые ботинки для верховой езды, игравшие глянцем на солнце. Он выглядел более высоким, широкоплечим и взрослым, чем прежде. „Как он красив”, - подумала Эмма, и у нее перехватило дыхание. Она почувствовала острую боль, полностью узнавая в ней боль своих любовных переживаний, горьких и сладких одновременно.
Лицо Эдвина засияло при виде ее, он прибавил шагу, подошел и склонился над ней, широко улыбаясь. В его серо-голубых глазах светилась явная радость возвращения. Эмма думала, что сердце разорвется в ее груди. Он протянул ей руки, помогая подняться, и увел в укромный уголок, не видный из окон дома. Он крепко сжал ее в своих объятиях и горячо поцеловал, нежно гладя по спине загорелой рукой. Потом он отстранился, крепко удерживая ее за плечи, и пристально, будто впервые, посмотрел ей в лицо. „Господи, как она прекрасна", - думал он, и волнение ручейком заструилось в его душе.
- Я соскучился по тебе, Эмма, - пылко произнес он, и страсть отразилась на его лице. - Не мог дождаться возвращения. А ты скучала?
- О да, Эдвин, еще бы. Мне было так одиноко после твоего отъезда. - Она улыбнулась. - Ты хорошо провел каникулы, а?
Он рассмеялся и поморщился.
- Ну да, наверное. Но, по мне, там было слишком людно. У тети Оливии была целая куча гостей, снующих туда-сюда. Еще она устроила два бала, без которых я вполне бы обошелся. Эти глупые дочери ее друзей, впервые появившиеся в свете, так действовали мне на нервы.
Эмма застыла в его жарких объятиях. Ревность заняла ее мысли, когда она представила себе Эдвина, танцующего с другими девушками и обнимающего их при этом. Она совершенно потеряла дар речи. Заметив тень страдания в ее глазах, он обругал себя за невнимательность, и подкупающе улыбнулся.
- Я больше люблю быть с тобой, Эмма, моя ненаглядная. Ты ведь знаешь это. - Он ослабил свои объятия. - Давай отойдем и присядем вон там, - предложил он, кивнув на грубо сколоченную скамью, что стояла в тени деревьев в глухом дальнем углу сада.
Он взял у нее цветочную корзину. Они сели, и он спросил:
- Мы сможем встретиться и устроить пикник на Вершине Мира в это воскресенье? Это ведь твой выходной, правда?
- Да, это мой выходной, - ответила Эмма.
- Тогда встретимся?
Эмма серьезно взглянула на него, всматриваясь в его лицо, столь дорогое, и всегда, днем и ночью, стоящее перед ее глазами.
Эдвин нежно улыбнулся:
- Ты стала вдруг такой задумчивой. Не скажешь же ты мне, что тебе разонравились наши свидания? Я не могу жить без твоей любви.
- Конечно, я люблю тебя, - Эмма поколебалась и перевела дыхание. Слова, которые нужно было произнести, застряли у нее в горле.
Эдвин тронул ее за плечо.
- Тогда почему же ты не решаешься встретиться со мной?
- Эдвин, у меня будет ребенок, - тихо выдохнула она, не зная, как мягче сказать об этом, и не в силах больше нести в одиночку эту мучительную ношу.
Эмма говорила, не отрывая глаз от его лица, сцепив пальцы рук, чтоб они не дрожали. Молчание повисло между ними свинцовым занавесом, у Эммы упало сердце. Она остро чувствовала, как Эдвин напрягся, чуть отодвинулся от нее, выражение недоверия смыло улыбку с лица, нарастающий ужас быстро овладел им и застыл ледяной маской - свидетельством его шока.
- О Боже! - воскликнул он, отпрянув на спинку скамейки. Ошеломленный, он уставился на нее. Бледное лицо напряжено. Эдвин почувствовал, словно его сильно и жестоко ударили под ложечку. Он был абсолютно разбит. Он тщетно пытался успокоиться, стряхнуть охватившее его оцепенение, но добился немногого. Наконец он с трудом выдавил:
- Ты в этом совершенно уверена, Эмма?
Она кусала губы, не сводя с него глаз, и пытаясь понять, как он отнесется ко всему этому.
- Да, Эдвин, я уверена.
- Господи, проклятье! - закричал он в смятении, забывая о своих манерах. Судорога исказила его лицо. Он почувствовал, что задыхается, казалось, он никогда не сможет больше вздохнуть. Наконец он повернулся и пристально посмотрел на Эмму глазами, полными испуга. - Отец убьет меня, - выдохнул он, представив вспышку гнева Адама Фарли.
Эмма ответила ему быстрым понимающим взглядом.
- Если твой этого не сделает, то мой уж наверняка, - резко сказала она низким охрипшим голосом.
- Ради всего святого, что ты собираешься делать? - спросил он.
- Ты хочешь сказать, что мы собираемся делать, Эдвин? - спросила она довольно мягко, чувствуя, как тревога в ней нарастает и комком подступает к горлу. Ни на один миг она не могла себе представить за эти несколько прошедших недель такую реакцию с его стороны. Она понимала, что это взволнует, обеспокоит, растревожит его так же, как ее саму. Но она не предполагала, что он поступит так, будто за все отвечает она и только она. Это повергло ее в ужас.
- Да, конечно, я хочу сказать „мы”, - поспешно отозвался он. - Ты действительно, ты в самом деле уверена? Может быть, это всего лишь задержка?
- Нет, Эдвин, я знаю наверняка.
Эдвин молчал, тысячи путаных сбивчивых мыслей роились в его голове. Очарованный ее красотой, пылая страстью, которую она зажгла в нем, он никогда не предполагал подобного. Каким же глупцом он был, не подумав об этом неизбежном, самом вероятном и естественном последствии их любовной близости.
Эмма нарушила молчание:
- Пожалуйста, Эдвин, скажи мне что-нибудь! Помоги мне! Я ведь так переживала, пока тебя не было, узнав о ребенке и оказавшись в безвыходном положении. Я никому больше не могла сказать об этом. Так ужасно было ждать, когда же ты вернешься домой.
Эдвин ломал голову. Наконец он нервно откашлялся и заговорил нетвердым голосом:
- Послушай, Эмма, я слышал, есть врачи, ну те, что занимаются такими вещами в начале беременности за хорошие деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67