Слова Эммы смутно доходили до Адели: в голове у нее стоял звон от разбиваемого хрусталя. Мало-помалу, однако, звон падающих осколков начал стихать, с глаз ее спала пелена, они снова стали осмысленными, как прежде, и перед ней предстало Эммино лицо. Голос Эммы, сильный и твердый, проник в ее усталый мозг.
- Я тоже буду там, так что можете на меня рассчитывать, мэм, если вам что понадобится. Подайте знак - и я приду. Или позовите меня потом, после ужина. Я сразу же появлюсь. Не сомневайтесь! И присмотрю за вами, миссис Фарли. Обещаю! - заключила Эмма тем же твердым, но уже с ноткой мольбы голосом.
Адель заморгала и резко выпрямилась на стуле. Что это там Эмма говорит? „... хозяйка дома... жена сквайра...” Да, да, именно это она и говорит. Что же, все это так и есть. Адель провела ладонью по лбу - она была в отчаянии, растерянная, усталая.
- Принести вам воды, миссис Фарли? - спросила Эмма, немного успокоившись, когда увидела на лице Адели признаки того, что она начинает осознавать происходящее.
- Нет, спасибо, Эмма, - прошептала Адель, смотря на нее в упор. - Не знаю, что со мной такое случилось. Опять вдруг заболела голова. Да, именно голова, Эмма. Ты же знаешь, что это такое - мои страшные головные боли. От них сходишь с ума. - Адель попыталась изобразить на лице улыбку. - Но сейчас, благодарение Господу, все прошло.
- Вы уверены в этом, мэм? - участливо осведомилась Эмма, внимательно приглядываясь к лицу Адели.
- Да, да. И я действительно должна спуститься вниз!
Она, шатаясь, поднялась с места и пошла к высокому зеркалу. Эмма поспешила за ней.
- Вы только посмотрите на себя, миссис Фарли. Посмотрите, какая вы красивая! - В голосе Эммы звучало восхищение: она специально пыталась успокоить хозяйку и внушить ей уверенность в своих силах. - Сквайр будет гордиться вами, мэм. Поверьте мне.
„О Господи! Адам!” - Адель задрожала от страха, остро кольнувшего ее сердце. Ей нужно спуститься вниз и вести себя, как положено, с достоинством и грацией, иначе Адам обрушит на ее голову свой гнев, а этого она не сможет перенести. Рассматривая свое отражение в зеркале, она вдруг взглянула на себя как бы со стороны, словно там, в зеркале, был кто-то посторонний. Перед ней стояла поразительно красивая женщина. И тут Адель вспомнила. Она ведь собиралась сегодня вечером попытаться спрятаться за этой красотой, чтобы сбить с толку всех, включая Адама.
Ее лицо сразу же озарилось лучезарной улыбкой, в глазах засветились серебристые огоньки. Она одернула подол платья и легко закружилась на месте. Оставшись довольна собой, она промолвила:
- Что ж, Эмма, я готова!
- Вы хотите, чтобы я вас сопровождала, миссис Фарли?
- Спасибо, Эмма. Я прекрасно справлюсь и одна, - ответила Адель. В голосе ее на сей раз не звучало ни малейшего сомнения. Она проплыла через соседнюю гостиную, а оттуда в коридор, в то время как часы с фарфоровыми львами, стоявшие на каминной полке, пробили восемь. До ужина оставалось ровно полчаса.
17
Ужин проходил на редкость удачно - к немалому удивлению и удовлетворению Адама Фарли. Он сидел во главе стола, откинувшись на спинку стула и улыбаясь про себя довольной улыбкой при виде собравшихся у него гостей и великолепного зрелища, от которого трудно было оторвать глаз. Столовая, пожалуй, могла показаться чересчур уж просторной, но была в ней некая своеобразная элегантная импозантность, какую не часто встретишь даже в старинных особняках. Это в немалой степени объяснялось дубовой мебелью в якобитском стиле, богато украшенной резьбой, прекрасными полотнами живописи, гобеленами и видневшимися повсюду геральдическими эмблемами. Уходящие ввысь стены обтянуты спитлсфилдским шелком; стулья с высокими спинками и художественной резьбой, расставленные вдоль всего длинного стола, обиты темно-красным генуэзским бархатом, также использованным при драпировке окон. Фламандской работы витраж в центральном выпуклом эркере, запечатлевший генеалогическое древо семейства Фарли, в миниатюре повторяется на висящем над старинным выложенным камнем камином плотном шелковом панно, на котором изображена расписанная верхняя часть фамильного герба. Огромных размеров шерстяной уилтонский ковер с коротким ворсом и восточным узором, в свое время специально сотканный для этой просторной комнаты, покрывает весь пол; причем окраска ворса удивительно перекликается с теплым цветом настенного шелка.
При мерцающем свете бесчисленных свечей комната приобретала ту мягкость, которая помогала скрадывать излишнюю помпезность, так что даже высокий сводчатый белый потолок с его перекрытиями казался более плоским в розовом свете, отражаемом стенами.
Атмосфера за ужином царила самая непринужденная и дружеская - можно сказать, что всем было весело, во всяком случае гости явно чувствовали себя как дома. Уже давно Адам не слышал журчания оживленных голосов и взрывов искрометного смеха в этих старинных стенах, и это наполнило его чувством такого удовлетворения, что изумило его самого. В начале вечера он еще был напряжен как струна. Именно в таком состоянии он и пребывал все последнее время, с тех пор как Адель стала выкидывать свои номера; хотя он всячески и скрывал свои страхи, но все равно чувствовал себя неспокойно, постоянно ожидая, что вот-вот нагрянет беда. Ужин между тем продолжался, но никаких эксцессов не происходило. Мало-помалу сквайр начал расслабляться и забывать о своих всегдашних опасениях. Время от времени он сам, не веря собственным ощущениям, поражался, как это смятение, владевшее его душой, вдруг чудодейственно отступило. Правда, оно в последнее время несколько ослабло, но все же полностью избавиться от него ему удалось лишь сейчас. Он почти физически чувствовал, что с его плеч свалилась страшная тяжесть, уступив место веселой беззаботности, - впервые он мог свободно вздохнуть.
Поднеся к губам хрустальный бокал, только что вновь наполненный Мергатройдом, он не спеша пригубил его, смакуя искрящуюся льдистость. Блюда за ужином были просто великолепными, вина - восхитительными, дворецкий и горничная обслуживали гостей с необычайной торжественностью, как будто они привыкли заниматься столь сложными и требующими особого такта делами, какими изобиловал сегодняшний ужин. Адам понимал, что это вовсе не случайность: за вышколенными манерами Мергатройда и Эммы стояла, конечно же, Оливия. Это она обеспечила столь идеальное планирование, когда все идет без сучка и задоринки; во всем угадывался ее безупречный вкус.
Адам поглядел на длинный, ослепительно сверкавший белоснежными накрахмаленными льняными скатертями стол - и тут его взгляд упал на Адель. Весь вечер наблюдал он за ней и терялся в догадках: что с ней происходит? Она была само обаяние, а ее внимательностью по отношению к гостями можно было только восхищаться - словом, по крайней мере внешне, она была той женщиной, которую он знал много лет назад. А как великолепно она выглядит! Вовсю флиртует с Брюсом Макгиллом, который, похоже, просто в восторге, и Адама это даже по-своему забавляет. В ней, решил он, есть что-то от актрисы. Во всяком случае Адель обставила свое появление весьма эффектно. Брюс прибыл раньше других гостей, чтобы обговорить с Адамом окончательные детали их сделки, и, вдвоем, они прогуливались по холлу, когда Адель возникла на верхней площадке лестницы. Понимая, что мужчины увидели ее, она остановилась в театральной позе, опершись о стойку перил, и лишь после этого, подобно Афродите, поплыла по главной лестнице, чтобы предстать перед пораженными зрителями. Брюс, от удивления даже слегка приоткрывший рот, на какой-то миг лишился дара речи. Совсем как влюбленный мальчишка, подумал Адам. Это выражение сохранялось на лице австралийца и до сих пор. Сидя за столом по левую сторону от хозяйки, он слушал ее, затаив дыхание, и звенящий смех жены то и дело доносился до Адама, серебряными колокольчиками рассыпаясь в теплом воздухе столовой. Прищурившись, он молча наблюдал за Аделью. Да, она красива. Этого у нее не отнимешь. Но чем больше смотришь, тем яснее: есть в этой женщине что-то отстраненно-холодное. Словно она Снежная Королева. На нее можно смотреть, но до нее нельзя дотрагиваться.
От Адели взгляд Адама обратился к Оливии, сидевшей в самом центре стола. В ней была та самоуверенность, какая зачастую встречается у англичанок, принадлежащих к высшим слоям общества: такие всегда и всюду чувствуют себя как дома, умеют контролировать себя и ситуацию, сидят ли они, к примеру, верхом на лошади или за обеденным столом. Сегодня за ужином Оливия казалась столь же великолепной, как и Адель, с той лишь разницей, что в ней, в отличие от последней, почти не было той хрупкости, которой отличалась ее сестра. Ее ярко-голубое шелковое платье было элегантным и очень декольтированным, хотя и не так рискованно, как у Адели. Ожерелье из сапфиров вокруг шеи посверкивало темно-синим огнем, сапфировые „висюльки” в маленьких, изящной формы ушах и такие же сапфировые браслеты на красивых запястьях довершали этот ансамбль. Оливия молча слушала своего соседа - в состоянии покоя лицо ее поражало своей безмятежностью. Как у Спящей Красавицы. Спит и ждет, чтобы кто-нибудь пришел и разбудил ее, решил Адам, поражаясь, с чего это вдруг подобная мысль пришла на ум. Закружилась голова, его словно обдало жаром, ему стало не по себе. Он отпил холодного шампанского и, пытаясь отвлечься от взволновавших его мыслей, стал незаметно разглядывать других сидевших за столом женщин, закрывая лицо своим бокалом. Осмотр убедил его: в столовой не было никого, кто бы мог сравниться элегантностью и совершенством красоты с его женой и свояченицей.
Глаза Адама встретились с глазами Оливии. Она тепло улыбнулась ему и слегка кивнула головой в сторону двери. Адам наклонил голову, давая понять, что правильно расценил ее жест: время заканчивать трапезу наступило.
Адам тут же подозвал Мергатройда, поспешившего к своему хозяину.
- Полагаю, - обратился сквайр к своему дворецкому, - вы уже принесли напитки и сигары в библиотеку, Мергатройд?
- Конечно, сэр. Там имеются лучшие французские коньяки, портвейн и бенедиктин. И, как обычно, шотландское и ирландское виски. Кроме этого, миссис Уэйнрайт поручила мне принести поднос с напитками в гостиную, куда перейдут дамы.
- Превосходно, Мергатройд, - заметил Адам, оборачиваясь к сидевшим рядом с ним дамами. - Уверен, вы извините нас, мужчин, если мы на короткое время вас покинем, - проговорил он с улыбкой.
Отодвинув свой стул, Адам еще раз окинул взором сидящих за столом гостей.
- Ну что, джентльмены, - обратился он к ним на правах хозяина, - сделаем перерыв? - И подавая пример, встал первым.
Вокруг сразу же раздались одобрительные возгласы, и мужчины потянулись к дверям столовой, продолжая обмениваться репликами.
Войдя в библиотеку, Брюс Макгилл взял у Мергатройда с подноса виски с содовой и проследовал к камину. Брюсу было далеко за сорок; высокий и сухощавый, он двигался раскачивающейся походкой, выдававшей в нем человека, который большую часть своей жизни провел верхом на лошади. Словно высеченное из камня лицо венчалось курчавой шатеновой шевелюрой - все вместе это внушало безусловное доверие (особенно женщинам, которым к тому же не могли не нравиться его веселые глаза). Брюс подкупал своей мужественностью и добрым, легким нравом. Казалось, он постоянно излучает энергию, окружающие так и тянулись к нему.
Присоединившись к Адаму, он произнес:
- За твое здоровье, старина! И за процветание наших деловых отношений! - Брюс улыбнулся и сверкнул глазами. - Думаю, говорить о нашей дружбе было бы излишне. Она само собой подразумевается! Не так ли?
И он чокнулся своим бокалом с бокалом Адама.
- И за тебя, Брюс! - провозгласил свой тост Адам, успевший за этот недолгий срок привязаться к австралийцу, который, несмотря на свою доброжелательность, отличался изрядной жесткостью в ведении дел и твердой хваткой настоящего бизнесмена. Адаму импонировали предельная честность и прямодушие Брюса - те же самые качества в немалой степени отличали и самого сквайра.
- Так ты, значит, собираешься в столицу на следующей неделе? Когда все дела в Йоркшире будут окончательно улажены? И сколько, друг мой, ты намерен провести времени в Лондоне, если не секрет?
- Пару недель. В Сидней я уезжаю в начале мая. - Лицо Брюса при этих словах заметно оживилось. - А ты, Адам, случайно не будешь в это время в городе? Хотя бы пару дней, а? Поужинали бы вместе, сходили в театр, словом, поразвлекались бы! У меня есть там немало друзей, и я уверен, тебе приятно было бы свести с ними знакомство. - Помолчав, он подмигнул Адаму: - Прелестные люди, хотя, понимаю, не мне следовало бы их аттестовать подобным образом.
Адам, со смешком, покачал головой:
- Как ни заманчиво это звучит, дружище, боюсь, дела на фабрике в ближайшее время не дадут мне такой возможности. У нас как раз пошли срочные заказы, и мне просто нельзя взвалить все административные дела на Вильсона. Я ему необходим для всех этих дел. Так что извини, но никак не могу. Так уж получается. Может быть, в следующий твой приезд...
- Спасибо тебе, Адам. Во время моих приездов в Йоркшир ты был для меня самым лучшим хозяином, о каком только можно мечтать. Ведь последние несколько месяцев я не знал ни забот, ни хлопот. Кстати, к вопросу о гостеприимстве, я был бы в восторге, если бы мне удалось залучить тебя в Австралию, раз уж не удается вытащить в Лондон. Ближе к концу года я с удовольствием принял бы тебя у себя дома в Дануне.
- Страшно мило с твоей стороны, - откликнулся Адам с энтузиазмом. - Это, наверное, можно было бы осуществить. Даже скорей всего так и сделаю. В любом случае я благодарен тебе за приглашение.
- Тебе там понравится, ручаюсь. Такой простор! Мой сын Поль и я - одни на овцеводческом ранчо в целом Кунэйбле. Ну и, конечно, сельскохозяйственные рабочие, но это не в счет. Жена умерла три года назад, но экономка у меня что надо - примем по первому разряду. Немного времени можно будет провести в Сиднее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67