Принц Халид силен, храбр и обаятелен. У него большой шрам через всю щеку, и в гневе он страшен, но сердце у него нежное. И он любит ее! Во всяком случае, он всегда обращается к ней «моя любимая!».
Закончила она обещанием прислать еще весточку, как только обоснуется в доме супруга в Стамбуле.
Письмо вышло на удивление коротким и, главным образом, посвящено было принцу Халиду и его несравненным достоинствам.
Утомленная писанием, но довольная собой, Эстер поторопилась к мужу, чтобы отдать ему на сохранение свой эпистолярный труд.
Она ступила за пределы шатра. Как все изменилось во дворе караван-сарая по сравнению со вчерашним, истинно волшебным вечером.
Безлюдье сменилось оживленной суматохой множества людей. Однако она тотчас же привлекла к себе внимание, вернее, то, что супруга принца появилась на людях без чадры.
Не догадываясь о причинах конфуза, Эстер с приветливой улыбкой обратилась по-турецки к одному из воинов Халида:
– Где мой муж, скажите, пожалуйста? Ей определенно нравилось произносить слово «муж», пусть даже на чужом языке. Но когда она заговорила, закаленный воин, участник множества битв, попятился от нее чуть ли не в ужасе.
«Какой невоспитанный человек!» – подумала Эстер. И тут она увидела мужа. Улыбка сразу исчезла с ее лица, ибо он явно был готов взглядом испепелить ее.
– Закрой лицо! – выкрикнул Халид, грозовой тучей надвигаясь на возлюбленную супругу.
Эстер ящерицей юркнула в шатер, спасаясь от гнева супруга. До нее донесся взрыв хохота и обмен репликами, к которому она с дрожью прислушалась.
– Закон один для всех, даже для жены Халид-бека. – Эстер узнала голос Абдуллы.
– Да, ты прав, – согласился принц.
– Ее надо высечь, – убежденно заявил Абдулла.
– Да, ты прав, – пробормотал принц и вошел в шатер.
Страх у Эстер мгновенно сменился яростью. Как он мог соглашаться с какими-то ничтожными слугами, грубыми, неотесанными людишками и тем самым унижать ее? И кричать на жену в их присутствии! Отец никогда не позволял себе повышать голос на ее мать.
– Ты круглый болван, тупица, ты не принц, а мерзкая жаба! – напустилась на него Эстер. – Разве я виновата в том, что, торопясь к тебе, забыла про эту проклятую чадру? Неужто ты подумал, что я нарочно вышла без нее, чтобы позлить тебя?
Эстер была неотразима в своей ярости, и Халид в который уже раз отметил это. Он попытался уладить инцидент миром.
– Для тебя наши обычаи внове, но первое, что ты должна уяснить себе, что жена принца – это образец неукоснительного исполнения. Твое лицо должно быть скрыто от посторонних мужчин. Любой мужчина, увидевший его, совершает преступление.
– Разве это относится и к твоим слугам? – невинным голоском спросила Эстер.
«Вот глупышка! – подумал Халид. – О аллах, надели меня терпением!»
– Люди во дворе не слуги, а воины. И как я должен теперь согласно закону поступить? Ослепить моих верных воинов? Тех, кто посмел глядеть на милое личико моей неразумной женушки?
– Пощади их! – испугалась Эстер. – Я виновата. Клянусь, я не буду нарушать впредь ваших обычаев. Будь милосерден, пожалуйста.
Халид помолчал, потом промолвил с важностью:
– Это первое из твоих желаний, и оно будет исполнено. Сколько у тебя еще просьб? Эстер взмахнула листком бумаги.
– Я желаю, чтобы вот это было отослано ко мне на родину, и как можно скорее.
Халид несказанно удивился, даже не то слово, он был изумлен. Взяв листок, он уставился на непонятные ему письмена. Затем подошел к столу, где еще догорала свеча, и прогрел над ее пламенем бумагу, желая обнаружить тайный шифр. Шифра он не обнаружил, зато увидел белки от яиц, оставленные Эстер.
– Что это?
– Мое письмо к матери.
– Нет, это! – Он указал пальцем на тарелку с яичными останками.
Эстер приблизилась.
– А тебе невдомек?
– Нет, ты мне скажи, что это. Эстер в недоумении разглядывала то, на что грозно указывал палец супруга.
– Мне это напоминает белок от сваренных вкрутую яиц.
– Я знаю, что это такое.
– Тогда зачем спрашиваешь? – удивилась она.
– Почему они здесь?
– А где они должны быть?
– Не отвечай вопросом на вопрос, – рассвирепел Халид. – Разве яичные белки – отрава для твоего желудка?
– Не знаю, – призналась Эстер. – Просто я их не люблю. Зато желтки мне по вкусу.
– Значит, ты ешь желток, а белок выбрасываешь? – удивился Халид. – Ты нарушаешь заповедь аллаха: «Когда ешь яйцо, то ешь и желток и белок, – или не ешь ничего».
Сказав это, Халид поднес ее письмо к пламени свечи.
– Что ты делаешь?! – завопила Эстер, но поняла, что спасти послание уже невозможно.
– Никаких писем в Англию! – Халид железной рукой преградил ей путь к столу, где превращалось в пепел ее письмо. – Забудь о своей прошлой жизни.
– Как я могу забыть свою мать? Свою семью? Он схватил ее за плечи и, казалось, был готов вытрясти из нее душу.
– Выслушай меня! Как только твое письмо попадет в Англию, султан получит от твоего монарха требование отпустить тебя на волю. Причем неважно, жена ты моя или нет.
– Но моя мать…
– Твоя мать уже оплакала тебя. Зачем давать ей надежду, что ты еще вернешься к ней? И, пожалуйста, кончим нашу затянувшуюся беседу. Мои люди готовы убрать шатер. Ты окажешься под открытым небом и, пожалуйста, надень чадру.
– Солнце так палит. Я не вынесу жары. Придумай, что мне полегче накинуть на голову.
– Полегче ничего нет, – сказал Халид как отрезал. – Такова участь женщины.
Среди заповедей аллаха была и та, что спорить с упрямой женой бесполезно. Надо не уговаривать, а действовать. Он накинул на нее яшмак и выдержал весьма соблазнительную борьбу с извивающейся Эстер.
Когда оба противника отдышались, он пригрозил:
– Если сбросишь ее, то твои ягодицы за это ответят. Не желаешь ли пообщаться с семихвостой плеткой?
Из-за плотной чадры до него донеслось невнятное бормотание.
– Говори громче, я не слышу.
Эстер приподняла чадру и нагло заявила:
– Хоть лицо мое и скрыто, а груди все равно торчат. Тебя это устраивает?
Халид поспешно вернул чадру на место и вывел ее наружу из уже разбираемого шатра. Его люди суетились во дворе, собирая пожитки. Все это ловко и быстро укладывалось на спины лошадей, пристегивалось ремнями. Караван-сарай пустел на глазах. Армянское семейство уже потянулось в путь через распахнутые ворота.
– Где моя кобылка? – озираясь, спросила Эстер.
– Абдулла о ней позаботится, – ответил Халид. – Ты поедешь со мной.
– Ты мне по-прежнему не доверяешь? Даже сквозь плотную чадру он ощутил ожог от ее насмешливого взгляда.
– Твое поведение не вызывает доверия.
– Но муж должен доверять жене. Тебе придется этому научиться, мой супруг.
– А тебе, моя принцесса?
– Я полностью тебе доверяю.
Халид промолчал. Он усадил Эстер на коня и занял место за ее спиной. От него исходило тепло, которое будоражило в ней постыдные желания. Ей хотелось попросить его остановиться и где-нибудь в укромном уголке повторить то, что они проделывали в постели. Но как можно было даже заикнуться об этом, когда за ними следовала вереница вооруженных суровых всадников?
Халида же занимали совсем другие мысли. Как он представит матери свою жену? Их ядовитые язычки вполне достойны друг друга, и они совьются во взаимной вражде как клубок змей.
А Эстер думала совсем о другом: «Мой супруг настолько дорожит мною, что даже боится далекой королевы английской. Он не хочет рисковать, и сама мысль о том, что ее могут отнять от него, для него неприемлема. А что, если это будет поводом для союза двух отдаленных государств и я прославлюсь, как великая объединительница двух враждующих вер?»
Эстер представила себе, как она въезжает в Лондон и толпы народа приветствуют ее.
Халид вернул ее к действительности чувствительным толчком в спину.
– Не ерзай в седле, мой конь может занервничать. Заставить волноваться могучего коня было гораздо опаснее, чем дразнить влюбленного в нее супруга. Поэтому на какое-то время Эстер укротила свой темперамент. Все-таки через некоторое время она напомнила Халиду:
– Ты обещал мне рассказать о своей семье.
– С какого времени начать? – спросил Халид, жарко дохнув ей в затылок.
– Как тебе угодно, мой супруг, – донеслось до него из-под чадры.
– Тогда мы уйдем в прошлое, на триста лет назад. Эстер хихикнула под душной чадрой.
– О, мой любимый муж! Мое воображение не унесет меня так далеко. Я не разберусь, кто кому наследовал в твоем Стамбуле. Лучше начни со дня появления на свет сиятельного Халид-бека.
– Мне нравится, как ты произносишь мое имя. Оно слетает с твоего язычка легким облачком и ласкает мой слух.
– Я рада, а то я боялась, что ты когда-нибудь поддашься искушению его отрезать.
Халид поморщился. Ее намеки на жестокость турецких законов были ему неприятны. Он начал свой рассказ:
– Мой отец, ныне покойный Рустем-паша, был главным визирем моего деда, султана Сулеймана. Михрима, моя мать, любимая дочь этого величайшего из оттоманских султанов была рождена ему самой возлюбленной из его жен – Хуремой. У меня был брат Карим, но он погиб. И еще есть младшая сестра Тинна. Нынешний султан Селим – брат моей матери, а мой кузен Мурад – его наследник.
– Мне ничего не говорят эти имена. Я хочу знать, каковы эти люди.
Халид заговорил тише, но Эстер все же могла разобрать:
– Султан Селим привержен к вину, хотя Коран и воспрещает правоверным употреблять этот напиток. Му-рада интересуют лишь женщины и приумножение своих сокровищ. Сестрица моя, сладчайшая из всех услад, постоянно ссорится с моей мамашей. Михрима же, родившая меня, истинная ведьма, и, будь она мужчиной, стала бы великим султаном.
– Кажется, что многие семьи одинаково похожи на змеиное гнездо, – вздохнула Эстер. – А как ты подружился с Маликом?
– Малик – внук Рыжей Бороды, который наводил страх на всех христианских мореплавателей. Мы учились все вместе – Малик, Мурад, я и Карим.
При воспоминании о погибшем брате Халид помрачнел. Эстер уловила печальную нотку в его голосе и перевела разговор на другое:
– А почему у тебя голубые глаза? Не такие, как у других турок?
– Ты же не желала забираться в далекое прошлое, – напомнил Халид. – Но если хочешь услышать ответ на этот вопрос, придется. Кто-то из моих прапрадедушек полюбил девицу из северного племени.
– Он ее похитил?
– Похитил или ему ее подарили, какая разница?
– Брать в плен невинных девушек – это ваша семейная традиция, – не преминула сделать вывод Эстер.
– Мы берем в плен только лучших из лучших. Такую похвалу Эстер восприняла как должное.
– А может ли священник, поженивший нас по доверенности, провести свадебную церемонию по христианскому обычаю? Мне бы этого очень хотелось.
– Я мусульманин, – резко отозвался Халид.
– Ты можешь не присутствовать.
Халид знал, что в скором времени правда все равно выплывет наружу, и не стал откладывать неприятное объяснение на потом.
– Нас поженил имам.
– Имам? На твоем языке это означает священник?
– Вроде того, но только мусульманский.
До Эстер не сразу дошел смысл его признания.
– Значит, нас поженили по мусульманскому обряду?
– Ты правильно все поняла, но…
– Нет! Все неправильно! – От возмущенного крика Эстер заколыхалась плотная ткань чадры. – Я хочу, чтобы нас обвенчал настоящий священник.
– Имам и есть священник. И, пожалуйста, не кричи. Жена не должна говорить с мужем на повышенных тонах.
– К черту! Я не буду понижать тон… Халид зажал ей рот. Черная ткань забила ей глотку, она давилась, дергалась, но он был неумолим.
Однако Халид дал знак всадникам остановиться, спешился, снял Эстер с коня и отнес в сторону от проезжей дороги.
– Все наши споры мы разрешим без посторонних глаз, – сказал Халид. – Не забывай, что теперь ты турчанка.
– Я англичанка! – все еще протестовала неукротимая Эстер, хотя и без прежнего пыла.
– Я мусульманин и для женитьбы мне достаточно благословения имама, – терпеливо объяснил Халид.
– А я христианка, и не признаю языческие обряды.
– Не оскорбляй мою веру!
– Ты оскорбил меня, украв незаконно мою девственность. – Она ткнула обвиняющим перстом ему в грудь. – Ты негодяй и насильник, и обманщик к тому же! Тебе следует отрезать язык.
– Я ничего не крал. Ты сама охотно раздвинула ноги.
– Да, но лишь после того как ты показал мне брачное свидетельство. О боже! Теперь я падшая женщина. Кто теперь на мне женится?
– В нашей стране женщина выходит замуж только один раз. Я и есть твой единственный муж.
– Я отказываюсь признать наш брак. Найди христианского священника и повтори при нем брачную клятву.
– Нет! – отрезал Халид. – Ты представляешь себе, какой разразится скандал, если племянник султана согласится на христианскую церемонию?
– Тогда отправь меня в Англию, и мы будем квиты, – упорствовала Эстер.
– За исключением твоей утраченной девственности, – усмехнулся Халид. – И учти, я не отпущу тебя живой, если ты вздумаешь опять сбежать.
– Пусть лучше я умру и стану святой мученицей. Халид расхохотался так громко, что даже его боевой конь вздрогнул.
– О аллах! Молю, чтобы наши детишки не унаследовали от матери пустопорожнюю головку.
– Ты, значит, думаешь, что я рожу тебе дурачков? – обиделась Эстер и уже приготовилась к очередному сражению.
– Ты доказала ночью, что ты истинная женщина, а не ведьма, какую из себя изображаешь. И ты не наивное дитя. Хватит притворяться и дурачить меня. Ты уже вдвойне моя супруга – и по закону, и потому, что я заронил в тебя свое семя.
На этом разговор их был закончен. Путешествие продолжилось. Эстер, покачиваясь в седле впереди супруга, размышляла о странном повороте своей судьбы.
Жаркое солнце стало ее злейшим врагом на время путешествия. Струйки пота текли со лба, омывали ее веснушчатый носик, который нестерпимо чесался от соприкосновения с ненавистной чадрой.
Но больше всего ее удручали размышления о своем грехе. Ведь как-никак она без церковного благословения отдала свою девственность мужчине, да при том еще закоренелому язычнику. И, целуясь с ним, отдаваясь его ласкам, она сама получала удовольствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46