Восточный ветер проникал в дом, тетя Шарлотта жаловалась, что у нее «стынут ноги», любое движение доставляло ей боль. Ей пришлось смириться со своей беспомощностью. У нее распухли и деформировались ноги, она была не в состоянии даже встать. Теперь она полностью зависела от Чантел и миссис Мортон.
Целыми днями я находилась в разъездах, на распродажах, хотя так далеко, чтобы ночевать вне дома, мне не приходилось уезжать. Женщине не легко путешествовать одной. Кроме того, я старалась сократить свои походы, потому что в мое отсутствие некому было обслуживать покупателей.
У меня возникло подозрение, что тетя Шарлотта часто тратила деньги, не задумываясь. Китайская мебель до сих пор была не продана. Тетя часто увлекалась редкой вещью, не заботясь о том, как ее продать. Такое может позволить себе коллекционер, но не продавец.
Всю зиму я продолжала вести дневник, Чантел тоже. Я узнавала обо всем, что происходило в доме. Чантел в легкой, непринужденной манере излагала малейшие подробности ее жизни в мое отсутствие, а я довольно тяжеловесно описывала мои посещения распродаж и встречи с покупателями.
Однажды утром, когда окна разукрасил мороз, я узнала, что тетя Шарлотта умерла.
Как обычно в семь часов утра Чантел понесла ей чай. Она вбежала в мою комнату. Никогда не забуду, как она выглядела в тот момент – огромные зеленые глаза, неестественно бледное лицо, рассыпанные по плечам тициановские волосы.
– Анна… она покинула нас! Ничего не понимаю. Нужно немедленно вызвать мистера Элджина. Я пошлю за ним Эллен.
Пришел доктор и сообщил, что она умерла от того, что приняла слишком много таблеток опиума, которые стояли в коридоре. Как же в таком случае она смогла их достать? Напрашивался единственный вывод. Кто-то дал их ей. В «Доме Королевы» воцарились смерть и подозрение.
Нас всех допросили. Никто среди ночи ничего не слышал. Моя комната находилась прямо над комнатой тети Шарлотты, комната Чантел неподалеку от комнаты тети, Эллен и миссис Мортон жили в другой части дома.
Сейчас я уже не помню подробности того дня, потому что записала обо всем в дневник лишь после расследования. По непонятной для меня причине я тогда не могла заставить себя вести дневник. Все происшедшее казалось мне кошмаром; я никак не могла поверить, что это правда.
Было необходимо ответить на один вопрос до того, как его зададут на суде. Каким образом тетя Шарлотта могла принять снотворное, хранящееся в соседнем помещении, если она была не в состоянии ходить? Напрашивался единственный вывод: кто-то дал ей эти таблетки. Тогда возникал неминуемый вопрос: кто?
Кому это было выгодно? Ее главный наследник – я. После ее смерти и «Дом Королевы», и дело переходили ко мне. Единственной ее родственницей, оставшейся в живых, была я; и что все станет принадлежать мне, было известно заранее. Для этого она меня и обучала. И с самого начала, до того, как произнесли его вслух, в воздухе витал вопрос: может быть, я устала ждать? В доме нависло подозрение.
Эллен лишилась дара речи, но в ее взгляде я замечала сомнение. Получит ли она часть наследства? Доволен ли будет мистер Орфи? Миссис Мортон, казалось, чувствовала облегчение. Жизнь в «Доме Королевы» не была для нее, как говорила миссис Бакл, клумбой роз. Сама же миссис Бакл не скрывала возбуждения. Ее престиж сильно поднялся, потому что она оказалась связана с домом, в котором произошла внезапная смерть.
Вопросы, полиция, дознание – все изматывало меня.
Часто я спрашивала себя, что бы было со мной, если бы не Чантел?
Она была моим ангелом-хранителем, постоянно находилась рядом, уверяя, что все закончится хорошо. Конечно, тетя Шарлотта сама приняла эти таблетки. Именно это она и должна была сделать.
– Она не могла покончить с собой, – кричала я. – Никогда. Это против ее принципов.
– Ты не представляешь, на что способны люди из-за боли… боли, которая все растет и растет, и конца этому нет. Я встречалась с такими случаями. Ведь сначала она не желала вообще принимать опиум, а потом согласилась и требовала его все чаще и чаще.
Да, Чантел просто спасла меня. Никогда не забуду, с каким героизмом она сражалась за меня на дознании. Даже в скромном черном платье она выглядела прелестно, а ее зеленые глаза и рыжеватые волосы своей красотой поразили всех. Она сумела вызвать к себе доверие не только с помощью красоты, но и благодаря сильному характеру; ей удалось завоевать симпатии всех присутствующих в суде точно так же, как и всех в «Доме Королевы». Показания она давала четко и спокойно. Да, в обычных условиях тетя Шарлотта была не в состоянии передвигаться по комнате. Но она была способна на первый взгляд на невозможное; Чантел помнила, что одна из ее пациенток в определенные моменты тоже могла совершить невозможное. Сейчас она объяснит. В комнату мисс Бретт принесли образец мебели, который предложила купить ее племянница; несмотря на тяжелую болезнь мисс Бретт продолжала возглавлять дело. Для того, чтобы изучить горку, она вылезла из кровати. Сестра Ломан пришла в изумление, так как была уверена, что больная ходить не в состоянии. Но в определенных обстоятельствах пациенты, подобные мисс Бретт, могут собраться с силами. Она уверена, что доктор Элджин подтвердит ее слова, во всяком случае, она обнаружила мисс Бретт стоящей около горки. Потом ей пришлось почти нести больную к кровати, но к мебели она подошла без всякой посторонней помощи. Сестра Ломан полагала, что несчастный случай произошел ночью. Боль была неимоверной; таблетки, которые она дала больной, помогли ей лишь на короткое время, поэтому она решила принять еще. Рядом с буфетом, в котором хранился опиум, сестра Ломан нашла пуговицу с пижамы мисс Бретт, а она помнила совершенно точно, что, когда давала лекарство мисс Бретт и желала ей «спокойной ночи», пуговица была на месте.
Пижама была предъявлена, пуговица отсутствовала, на столике близ тетиной кровати была обнаружена разлитая вода.
Суд постановил, что тетя Шарлотта в невменяемом состоянии из-за сильной боли покончила жизнь самоубийством.
Но дело этим не кончилось. Было зачитано завещание. Магазин и «Дом Королевы» переходили ко мне; миссис Мортон унаследовала двести фунтов, и Чантел – что явилось сюрпризом – двести фунтов; сто фунтов были оставлены для Эллен и пятьдесят для миссис Бакл.
Чантел записала в свой дневник: «Как неожиданно! Хотя она немножко любила меня. Вероятно, она сделала приписку к завещанию в тот день, когда к ней приходили два важных джентльмена. Наверное, это были нотариусы. Но подумать только – оставить деньги мне. Правда, получать деньги всегда приятно. Но только не таким способом. Бедняжка Анна! Она такая ранимая. Остальные же, особенно Эллен, не в состоянии скрыть своего ликования».
В «Доме Королевы» произошли перемены. Миссис Мортон пожелала уволиться немедленно, что она и сделала. Эллен сообщила, что мистер Орфи не возражает, чтобы она оставалась, пока ей не найдется подходящая замена. Чантел попросила разрешения временно пожить со мной несмотря на то, что в ее услугах больше не нуждались.
– Останься, пожалуйста, – взмолилась я, и она осталась.
…У нас вошло в привычку сидеть в королевской комнате (любимой комнате Чантел) и обсуждать будущее. Иногда она лежала на королевской кровати, очень осторожно, так как она понимала, что кровать – очень старая и нуждается в реставрации, при этом она говорила, что ощущает себя королевой. Она старалась быть веселой, но мне было тяжело. Мне было известно, что меня обсуждают. Говорили, что я получила огромное наследство. А миссис Бакл повсюду болтала, что отношения между мной и тетей Шарлоттой все обострялись. Правда, с появлением сестры Ломан жизнь в доме протекала ровно.
Чантел помогла мне привести в порядок дела. И тут я узнала, что унаследовала одни долги. Что случилось с тетей Шарлоттой? В последние два-три года ей совершенно отказал здравый смысл. Неудивительно, что она не допускала меня к бухгалтерским книгам. Я пришла в ужас от цены, которую она заплатила за китайскую мебель. В наличии имелась и другая мебель. Очень красивая, но пригодная больше для музеев, чем для частного покупателя. Тетя занимала деньги в банке под высокие проценты. Я осознала, что нахожусь на грани банкротства.
Иногда, когда я просыпалась по ночам, мне слышался презрительный смех тети Шарлотты. А однажды ночью мне пришла в голову ужасная мысль. Я вспомнила, что однажды ночью я проснулась, стоя около кровати; тут же я представила, что попала во сне к тете Шарлотте, взяла шесть таблеток опиума, растворила их в воде и поставила стакан рядом с ее кроватью. На столике была разлита вода. А вдруг…
– В чем дело? – спросила Чантел. – Ты выглядишь, будто не спала всю ночь.
– Мне страшно, – ответила я, и она заставила меня рассказать ей о своих подозрениях.
– Ты не записала об этом в свой дневник.
– Мне показалось это незначительным.
– Незначительного не существует. Мы же обещали записывать все, – мягко укоряла она меня.
– Разве это важно?
– Да, – сказала она, – важно все. Это я поняла благодаря своей профессии. Но сейчас не это главное. Анна, перестань терзаться.
– Не могу. Мне кажется, все меня подозревают. Люди стали иначе относиться ко мне. Я заметила.
– Сплетни. Надо же им о чем-то поговорить. Ведь я нашла пуговицу от пижамы.
– Ты, правда, нашла ее, Чантел?
– Правда? Что ты хочешь этим сказать?
– Просто я подумала, что может таким образом ты хотела меня спасти.
– Послушай, – произнесла она. – Все произошло именно так, как я и сказала.
– Ты, правда, видела, как она встала с кровати, чтобы взглянуть на горку?
– Не будем об этом говорить. Люди действительно способны на подобное. Я же сказала, что видела. И совершенно ясно, что она сделала то, что сделала.
– Чантел, – обратилась я к ней, – ты по-настоящему спасла меня от… неприятности. А вдруг было бы доказано… что я хожу во сне…
– Чепуха. Ты не ходишь во сне. Ты наполовину проснулась, когда встала с кровати. Ты переживала за нее. Наверное, в тот день она была в ярости. Послушай, Анна, выброси все это из головы. Тебе необходимо сосредоточиться, чтобы свести концы с концами. Забудь о прошлом. Так жить нельзя.
– Ах, Чантел, как хорошо, что ты оказалась рядом.
– Мне нравилось работать здесь, – ответила она. – Все было бы хорошо. Если бы дело дошло до суда, ты бы выстояла. Я в этом уверена. Но прекрати мучить себя. Все в прошлом. Кончилось. Тебе пора начать жить. Очень может быть, что через несколько недель произойдет нечто замечательное.
– Со мной?
– Нельзя так думать. С каждым из нас может случиться нечто замечательное. С этим чувством я живу всю свою жизнь. Когда со мной происходит что-нибудь ужасное, я говорю себе: «Это продлится недолго. Скоро все будет в порядке».
– Что я буду делать без тебя? – воскликнула я.
– Ты со мной… пока.
Она оказалась права, когда говорила, что жизнь не стоит на месте. Однажды она сообщила мне, что доктор Элджин нашел ей место.
– Никогда не угадаешь где. В замке Кредитон.
Я была ошеломлена. Во-первых, она оставляет меня, а во-вторых, она перебирается в замок Кредитон.
– Я очень довольна, – сказала она. – Мне нужно зарабатывать себе на жизнь, и, ты только подумай, мы будем неподалеку друг от друга. Мы сможем часто встречаться.
– Замок Кредитон, – повторила я. – Там кто-то заболел? Леди Кредитон?
– Нет, она здорова, как лошадь. Я буду ухаживать за миссис Стреттон. Женой капитана.
– А, – произнесла я слабым голосом.
– Она очень болезненная. Думаю, ей вреден наш климат. Кажется, что-то с легкими. Не удивлюсь, если ее состояние ухудшится. К тому же у нее ребенок. Я не могу отказаться от места, раз доктор Элджин предлагает его мне.
– И когда ты… начнешь?
– Со следующей недели, – она крепко сжала меня за руку. – Я буду под боком. Мы станем часто встречаться. И не забывай о дневниках. Ты ведешь свой?
– Не могу, Чантел.
– Ты должна немедленно им заняться. Я буду рассказывать тебе о замке Кредитон и необыкновенной жизни его обитателей, а ты о том, что будет происходить здесь.
– Ах, Чантел, – закричала я, – как я буду жить без тебя?
– Говорят, что повторять одно и то же – означает стареть, – улыбнулась она. – Но надо признаться, твои повторения мне нравятся. Не огорчайся, Анна. Ты не одна. Я же твой друг.
– Все изменилось так внезапно, – сказала я. – Мне так много предстоит сделать. Дела ухудшились, Чантел. Мне придется встретиться со многими людьми, в том числе с адвокатом тети Шарлотты и с директором банка.
– Это отвлечет тебя. Записывай обо всем в дневник. Я тоже буду записывать. Давай заключим сделку, будем говорить правду, правду и только правду. Таким образом, мы будем знать, что не одиноки. Будем жить собственными жизнями и жизнями друг друга, – ее зеленые глаза стали огромными. – Согласись, Анна, все устраивается наилучшим образом.
– Мы не должны терять друг друга из виду, – произнесла я. Она кивнула.
– И станем обмениваться дневниками, тогда, даже если мы не сможем встречаться часто, мы будем знать друг о друге все.
– Я буду знать все, что случится с тобой в замке Кредитон.
– Все, – печально подтвердила она. – Анна, тебе хотелось когда-нибудь быть мухой, чтобы сидеть на стене и все видеть и слышать и чтобы никто даже не подозревал об этом?
– Кому бы этого не хотелось?
– Так оно и будет. Ты станешь мухой на моей стене, – она засмеялась.
Как мне было легко с ней! Как мне будет ее не хватать!
…Выйдя замуж за мистера Орфи, Эллен сообщила, что он не возражает, чтобы она помогала мне по утрам. Миссис Бакл продолжала вытирать пыль и полировать мебель, но в четыре часа она уходила, и я оставалась в «Доме Королевы» одна.
Когда становилось темно, я начинала размышлять о смерти тети Шарлотты.
По ночам я часто пробуждалась после того, как мне снилось, что я спускаюсь вниз в ее комнату, вынимаю таблетки из пузырька и слышу свой собственный крик: «Нет! Я этого не делала!». Потом я лежала, прислушиваясь к тиканью часов, которое постепенно успокаивало меня. Все случилось так, как говорила Чантел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47