Оказалось, что у нее лошадиное лицо, а в ее смехе тоже звучало нечто лошадиное; я бы сказала: она ржет. Громкий пронзительный голос. Оригинальная личность. А что если леди Кредитон выглядела в молодости совсем, как она, тогда понятно, почему сэр Эдвард чувствовал к ней отвращение, что, наверняка, чувствует сейчас и Рекс. Но сэру Эдварду пришлось выполнить свой долг. Что касается леди Кредитон, она, безусловно, всем сердцем восхищается мисс Деррингам. Да и как не восхищаться миллионам Деррингамов, к тому же у сэра Хенри нет сына. Более того, он обожает свою дочь. Я рада, что существуют люди, приходящие от нее в восторг, но я заметила, что Рекс не проявляет к ней внимания, чего ждали от него и его мать, и отец Хелены.
Я следила за гостями в парке из окна. День был замечательным. Создавалось впечатление, что даже погода повинуется приказам леди Кредитон. Трава была гораздо мягче и бархатистее, чем обычно. Разноцветные платья, огромные шляпы и зонтики, оттеняемые темными костюмами мужчин, смотрелись, как на картине. Мне очень хотелось веселиться вместе с ними. У меня было бы платье зеленое, как трава, и волосы я убрала бы в пучок. На голове у меня был бы лишь венок с вуалью, а зонтик – зеленый с белой оборочкой. Если бы мне было во что одеться, я бы спустилась вниз и смешалась с гостями и была бы такой же веселой и красивой, как они, и никто бы не догадался, что я всего лишь сиделка.
«Хватит, Золушка Ломан, – остановила я себя. – Нечего мечтать, добрая волшебница с волшебной палочкой и тыквой не появится. Пора бы уже понять, что твоей феей можешь быть лишь ты сама».
Моник тоже пошла на прогулку. Она настояла на этом. Среди элегантно одетых женщин она выглядела необычно. Моник никогда не сможет быть элегантной, лишь пестрой. Вероятно, леди Кредитон надеялась, что Моник не придет. Она, наверное, считает присутствие Моник безобразием: как ходить на прием, так она здорова, в остальных же случаях она настолько больна, что приходится содержать сиделку!
Рекс был внимателен к Моник, что было крайне любезно с его стороны. Он, по-видимому, привязан к Редверсу и поэтому хорошо относится к его жене.
Я пошла к другой своей больной, она сидела у окна, глядя вниз.
– Как вы себя сегодня чувствуете? – спросила я, усевшись рядом.
– Очень хорошо, спасибо, сестра. Она, конечно, говорила неправду.
– Пестрая картинка, – заметила я. – У некоторых дам такие красивые платья.
– Я вижу мисс Деррингам… она в голубом.
Я внимательно разглядела платье. Оттенок синего был выбран неверно – слишком светлый, на его фоне яркий цвет ее лица выглядел грубым.
– Существует мнение, что во время пребывания Деррингамов в замке будет объявлено о помолвке, – я заговорила на эту тему, потому что была не в состоянии сдержать любопытство.
– Сомневаться в этом не приходится, – сказала она.
– Вы думаете, мисс Деррингам примет предложение?
– А как же иначе? – ее поразило мое предположение, что некто может отказать Рексу. Я вспомнила, что она нянчила его и, наверное, любила его, когда он был маленьким, не так, как собственного сына, естественно, но маленькие мальчики бывают очень милыми.
– Будет замечательно, если две компании таким образом объединятся, да так оно и будет. Тогда компания станет одной из самых крупных в Королевстве.
– Замечательно, – отозвалась я.
– Она будет счастлива. Рекс всегда был хорошим мальчиком. Он заслуживает счастья. Он столько работает. Сэр Эдвард гордился бы им.
– Значит, вы считаете, что эта свадьба состоится? Ее изумило, что кто-то может в этом сомневаться.
– Да, тогда они примирятся с браком Редверса. Это просто катастрофа.
– Не такая уж и катастрофа. Эдвард – очаровательный ребенок. Она снисходительно улыбнулась.
– Он пойдет в своего отца.
С ней было интересно разговаривать, но у меня создалось впечатление, что она старается не выдать себя. Она определенно старалась разговаривать осторожно. Но если брать во внимание ее прошлое, это вполне объяснимо. Моя сестра Селина звала меня Инквизитором. По ее мнению, когда я хотела что-нибудь вытянуть из человека, я вела себя совсем бестактно. Надо сдерживать свои инквизиторские черты характера. Но я уговаривала себя, что мне необходимо знать, что на уме у моей больной, я обязана уберечь ее от волнений, а добиться этого возможно лишь в том случае, когда знаешь, что беспокоит ее.
Затем Джейн принесла своей хозяйке письмо.
Когда Валери взглянула на конверт, лицо ее посерело. Я продолжала болтать, делая вид, что ничего не замечаю, но поняла, что она не слышит, о чем я говорю.
Она была вся в напряжении, что-то тревожило ее. Интересно, что?
Она явно хотела остаться одна, и я не смогла притворяться, что не понимаю ее намека, поэтому и ушла.
Через десять минут ко мне прибежала Джейн. Я вернулась к Валери и дала ей нитрит амила. Лекарство сотворило чудо, и приступ был предотвращен в ту минуту, когда у нее начали холодеть руки, до боли в сердце не дошло.
Я сказала, что вызывать доктора Элджина нет необходимости, он может зайти завтра. Думаю, что ее расстроило письмо.
На следующий день произошел неприятный инцидент. Мне с первого взгляда не понравилась Беддоуз, она питала ко мне те же ответные чувства. Валери стало гораздо лучше, и она пошла вместе с Джейн погулять в саду, а я прилаживала к ее кровати специальное приспособление, на которое она смогла бы откидываться, когда ей будет трудно дышать – так посоветовал доктор Элджин.
Ящик ее стола был приоткрыт, и я увидела в нем альбом для фотографий. Я не могла удержаться и взяла посмотреть альбом.
На фотографиях, в основном, были изображены мальчики. Каждая из них была с любовью надписана: Редверсу два года, Рексу два с половиной года. На одной фотографии они были вдвоем, а на одной – вместе с ней. Она была невероятно хорошенькая в те годы, только лицо ее выражало тревогу. Она явно старалась заставить Редверса глядеть на фотографа. Рекс стоял, прислонившись к ее колену. Очаровательная картинка. Она по-настоящему любит их обоих. Это видно по тому, как она говорит о них. Наверное, она пытается скрыть, что любит больше собственного сына, хотя они оба сыновья сэра Эдварда.
Положив альбом на место, я увидела конверт и тут же решила, что это тот самый. Мне стало интересно, что же там написано. Я взяла письмо. Когда я держала его в руке, то почувствовала, что кто-то в комнате следит за мной.
Хитрый, торжествующий голос произнес:
– Я ищу Эдварда. Он здесь?
Я обернулась с конвертом в руках и разозлилась на себя за то, что почувствовала себя виноватой. Я не заглядывала в конверт, а только взяла его, но по выражению ее лица поняла: она считает, что поймала меня с поличным.
Я, как можно равнодушнее, положила конверт обратно в стол и спокойно ответила, что, думаю, Эдвард в саду. Вероятно, гуляет с бабушкой и Джейн.
Как я разозлилась!
А костюмированный бал я не забуду никогда. В этот день я отважилась на такое… правда, я всегда отличалась бесстрашием. Как ни странно, меня спровоцировала Моник. У меня создалось впечатление, что она привязалась ко мне. Возможно, она почувствовала во мне такую же бунтарку, как и она. Я убедила ее доверять мне, так как считаю, что чем больше я знаю о пациенте, тем лучше. Она стала рассказывать мне о своем доме на острове Коралл, где она жила со своей матерью. Это была причудливая старая полуразвалюха рядом с сахарной плантацией, принадлежавшей ее отцу. После смерти отца плантацию продали, но мать все еще жила в этом доме. Она описала мне жару, царящую на острове, расслабляющую и влажную. Еще ребенком она ходила смотреть, как приходят большие корабли и как местные жители танцуют и поют, встречая и провожая их. Когда к берегу подходит корабль, на острове праздник, на берегу устанавливаются прилавки, на которых раскладываются бусы, божки, сплетенные из травы юбки, сандалии и корзины для продажи гостям. При этих воспоминаниях у нее сияли глаза, и я сказала ей: «Вы скучаете по дому». Она согласилась. Тут она закашлялась, и я подумала, что лучше бы ей вернуться к себе домой.
Порой она себя ведет, как ребенок, а ее настроение меняется с такой быстротой, что невозможно предсказать, когда она будет хохотать безудержным смехом, а когда впадет в состояние крайней депрессии. С леди Кредитон они совершенно не общаются, с Валери ей веселее, но ведь Валери намного приятнее.
Ей очень хотелось пойти на костюмированный бал, но утром у нее был приступ астмы, и она сама признала, что идти на бал безрассудно.
– А что бы вы надели? – спросила я.
Она ответила, что выбрала бы наряд островитянки, кто она есть на самом деле. Она надела бы коралловые бусы и вплела бы цветы в распущенные волосы.
– Да, вы выглядели бы великолепно, – признала я. – Но вас сразу бы узнали.
Согласившись, она поинтересовалась:
– А как бы вы оделись… если бы вас пригласили?
– Это зависит от того, что я смогла бы найти.
Она показала мне маски, которые гости собирались надеть на бал. Эдвард стянул их из большой алебастровой вазы в холле. Он вошел в одной из них с криком:
– Мамочка, угадай, кто это.
– Мне не надо угадывать, – отозвалась она.
– Так и остальным не придется угадывать, если вы выйдете в том наряде, в каком собираетесь, – напомнила я ей. – Вы сразу выдадите себя, а суть бала в том, чтобы никто не догадался, кто вы.
– Интересно посмотреть на вас в маскарадном костюме, сестра. Может быть, вам переодеться в костюм медсестры?
– Произойдет то же, что и с вами, если вы придете с коралловыми бусами и распущенными волосами. Меня тут же узнают и выгонят с позором, как самозванку.
В ответ раздался дикий хохот.
– Сестра, вы меня так рассмешили.
– Хорошо, что не довела до слез. Меня захватила идея переодевания.
– Интересно, что бы я могла надеть? – задала я вопрос. – Было бы весело, если бы я смогла одеться так, чтобы меня никто не узнал.
Она протянула мне маску, я надела ее.
– Теперь вы выглядите порочной.
– Порочной?
– Будто соблазнительница.
– Зато совершенно не так, как обычно, – я взглянула на себя в зеркало, меня охватило возбуждение.
Она села в кровати и сказала:
– Да, сестра. Да?
– Если бы у вас было подходящее платье…
– Вы бы нарядились островитянкой?
Я раскрыла ее гардероб. Мне было известно, что у нее имеются экзотические одеяния. Она покупала их по дороге в Англию в разных восточных портах. В шкафу висело зеленое с золотом платье. Я сняла свою форму и примерила его. Она захлопала в ладоши.
– Оно идет вам, сестра.
Я распустила волосы.
– Сестра, да вы красавица, – воскликнула она. – У вас рыжие волосы.
Я встряхнула волосами.
– Теперь я совсем не похожа на сиделку, правда?
– Вас никто не узнает.
Я с изумлением взглянула на нее. Мне очень хотелось пойти на бал, но меня поразило, что и она хочет того же. Я оглядела комнату.
– Берите что угодно… что угодно, – закричала она. Я нашла пару золотых шлепанцев.
– Я купила их по пути сюда, – добавила она.
Они были велики, но это не имело значения, так как они идеально подходили к зеленому с золотом платью.
– Но кем же я буду? – я взяла кусок тонкого картона и свернула его конусом, на таком картоне обычно рисовал Эдвард – он как раз принес показать ей свой новый рисунок. – Придумала, – сказала я. Я взяла иголку с ниткой, и через минуту у меня была на голове шляпа. Потом я взяла ее шарф из золотистого шифона и набросила его на шляпу таким образом, чтобы он ниспадал каскадами.
Она сидела на кровати, свесив ноги.
– Наденьте маску, сестра. Тогда вас никто не узнает.
Но мой наряд был еще не завершен. Я взяла с этажерки серебряный пояс-цепь, который она обычно носила с открытым платьем, надела его и прицепила к поясу связку ключей.
– Перед вами домоправительница замка! – возвестила я.
– Домоправительница? – переспросила она. – А что это такое?
– Ключница. Мне принадлежат все ключи замка.
– Вам идет.
Я надела маску.
– А вы не побоитесь? – осведомилась она.
Мне свойственно безрассудство. Селина знала во мне эту черту и предостерегала меня. Ну, конечно, я пойду на бал.
Какая это была ночь… я никогда ее не забуду. Я спустилась вниз и без труда присоединилась к гостям. Меня охватило сильное возбуждение. Селина говорила, что мне следовало стать актрисой, и в ту ночь я по-настоящему исполняла свою роль. Я не играла, а действительно ощущала себя хозяйкой замка, к которой пришли гости. Меня тут же схватили за рукав и пригласили танцевать. Я танцевала, пресекая попытки разузнать, кто я. При этом слегка флиртовала, что, по-моему, и является сутью увеселений подобного рода.
Я гадала, как продвигаются дела у Рекса с Хеленой Деррингам. Не сомневаюсь, что если он угадал, кем она одета, то делает все, чтобы находиться подальше от нее.
Разумеется, он меня узнал. Когда я танцевала с дородным вельможей времен Реставрации, кто-то, схватив меня за рукав, оттащил в сторону. Со смехом взглянув в лицо в маске, я тут же поняла, что трубадур, стоящий передо мной, это Рекс.
Я подумала, что если я сразу узнала его, то и он, вероятно, тут же узнал меня. Но я льстила себя надеждой, что меня узнать невозможно. Кроме того, я-то ждала его увидеть, а он моего появления не ожидал.
– Прошу прощения за грубое поведение, – сказал он.
– Полагаю, начинать следовало с серенады.
– Меня привлек цвет ваших волос, – продолжал он. – Такой необычный.
– Надеюсь, вы сочините о них балладу.
– Не стану вас разочаровывать. Только я подумал, что мы должны быть вместе, в конце концов, мы же одинаковые.
– Одинаковые? – недоумевала я.
– Одного примерно времени. Средневековая дама… домоправительница замка и смиренный трубадур, ожидающий во дворе момента воспеть свою возлюбленную.
– Похоже, что трубадуру удалось пробраться в замок.
– Вы могли бы появиться в костюме сиделки, – небрежно бросил он.
– Почему? – осведомилась я.
– Такая роль удалась бы вам с блеском.
– В таком случае, вам подошел бы костюм кораблевладельца. Интересно, как бы вы тогда выглядели? Морская форма, а на шее веревка с корабликами.
– Вижу, – признался он, – что нам знакомиться не имеет смысла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47