Наши с Чантел комнаты оказались в одном коридоре, чему мы обрадовались. Нам обеим не хотелось жить далеко друг от друга в этом доме. У меня была большая комната, пол которой выглядел так, словно его изъел древесный жучок или какой-нибудь другой паразит. Неизменно закрытые окна – на этот раз два. На кровати лежало покрывало в ярких тонах; сидение резного кресла было обито золотой камчатной тканью, оно определенно относилось к стилю Людовика XV. Очаровательный позолоченный пристенный столик относился к стилю рококо, с присущим этому стилю орнаментом. Его мраморная крышка покоилась на фризе, украшенном листьями плюща. Восхитительный столик был подлинным. Остальные стулья были грубыми, сделанными из неполированного дерева: похоже, что их сколотил какой-то неопытный столяр.
Я удивилась тому, что кто-то допустил, чтобы кресло и пристенный столик находились в одной комнате с остальной мебелью. Чантел, осмотрев свою комнату, явилась ко мне.
– Ну? – спросила она.
– Очень здесь странно.
– Согласна, Анна, и как тебе все это? Очень необычное место. И это ее дом! Не удивлюсь, если при первой же буре он обрушится нам на головы. Как тебе дом?
– Ему бы не помешала генеральная уборка.
– Его годами не убирали, наверное потому, что он тут же развалится. Как мы выдержим здесь два месяца?
– С тобой я выдержу, – я вздрогнула. – Стоит мне только представить, что ты могла остаться в Сиднее. Именно об этом я и думала, когда не могла тебя нигде найти.
– Я все время была на борту, так что твои страхи не имели основания. Но сейчас мы здесь, и нам предстоит пробыть в этом месте два месяца.
– Разумеется, мы делаем поспешные выводы, высказалась я.
– А насколько мне известно, тебе это несвойственно. Поспешные выводы делаю я.
Она подошла к окну и распахнула ставни. В оконной раме возник вид, настолько прекрасный, словно картина на стене: темно-синее море, пальмы, золотой песок и изящная кривая залива.
Чантел взглянула на свои руки, они были черными от грязи.
– Здесь что, нет слуг? – вопросила она.
– Жак, Перо.
– Еще и нянька, которая, вышла поприветствовать мисс Моник.
– У Жака на попечении карета и лошади. Вероятно, он ухаживает за садом.
Чантел фыркнула.
– Непохоже, что он переусердствует. Или же что он ни посадит, то за ночь вырастает на несколько футов.
– Возможно, это благодаря солнцу и влажному климату.
– Хорошо, предположим, он работает в саду. В доме остается Перо, и чем же она занимается целый день, когда нет мисс Моник, чтобы сюсюкать над ней?
– Климат не способствует тяжелому труду.
– Должна заметить, что с этим я согласна. Я такая вялая.
– Мятный чай должен нас возродить, если он вообще появится.
Он появился почти в ту же минуту. Девушка очень робко подала его на металлическом подносе, примитивно расписанном красными и цвета берлинской лазури цветами. Чай был налит в высокие стаканы с длинными ложками, ручки которых кончались копытами. Я сразу поняла, что они ценные. Тетя Шарлотта как-то раз покупала похожие, они называются Pied Biche.
И снова несоответствие поразило меня. Ценные образцы мебели стояли бок о бок с мебелью, которая не только ничего не стоила, но была еще безвкусной и грубой.
– Надеюсь, вам понравится чай, – сказала Перо.
Она была застенчивой и юной, и украдкой разглядывала нас, особенно Чантел, на которую всегда было приятнее смотреть.
Я подумала, что мы можем разузнать чего-нибудь от девушки и увидела, что Чантел придерживается того же мнения.
Чантел обратилась к ней:
– Вы ждали нас?
– Да, – ответила она, по-английски она говорила, запинаясь. – Мы знали, слышали, что идет корабль и везет двух леди… одну для мисси Моник, одну для мастера Эдварда.
– Против нашего приезда никто не возражал? – полюбопытствовала я. – Я хочу сказать, думали ли они, что существуют люди, которые занимаются тем, чем мы?
У девушки было грустное лицо.
– О, но леди за морем… она послала вас. Вы ее. Мадам так бедна. А леди за морем очень богатая, и мисси Моник тоже будет богатая, потому что она – жена капитана.
Она крепко сжала губы, явно испугавшись, что сказала лишнее.
Мы попробовали чай. Он был чуть теплым, но мята освежала.
В коридоре послышались шаги, и в дверях возник старый Жак. Он сурово взглянул на Перо, она тут же исчезла, тогда он предъявил нам чемоданы.
– Вот эти мои, – показала я. – Спасибо.
Он молча внес их внутрь, а затем понес чемоданы Чантел в ее комнату.
Чантел села на кровать, я на кресло Людовика XV – благоговейно, надо признать, – и мы переглянулись.
– В странную компанию мы попали, – заметила Чантел.
– А чего ты ожидала?
– Ну, не настолько странную. Они, кажется, возмущаются нами.
– Старая нянька, думаю, да. В конце концов, ты присматриваешь за ее дорогой мисси, а у меня Эдвард. Она считает, что они ее собственность.
– У нее такой вид, словно в любую минуту она может наложить на нас чары.
– Вероятно, сделает наши фигурки из воска и проткнет их булавками.
Мы расхохотались. Когда мы вместе, мы в состоянии шутить, но мы обе ощущали воздействие этого странного дома.
Чантел ушла разбирать чемоданы, и я занялась тем же. В чулане я обнаружила воду, сидячую ванну, таз и кувшин. Я умылась, переоделась в легкое льняное платье и почувствовала себя лучше.
Когда я причесывалась, в дверь раздался тихий стук. Я открыла ее, за дверью стояла Перо.
Она сообщила, что мадам де Лодэ желает меня видеть. Она хотела бы видеть и сестру Ломан, но не вместе. Если я готова, она отведет меня к ней, так как сестра Ломан еще не готова.
Быстро заколов волосы, я пошла за ней вниз. Я поняла, что она с большим почтением относится к своей хозяйке.
Мадам де Лодэ сказала:
– Прошу вас, садитесь, мисс Бретт. Извините, что слишком поспешно отпустила вас. Я так давно не виделась со своими дочерью и внуком. Они сейчас со своей нянькой, так что за Эдварда можете не волноваться. Я кивнула.
– По сравнению с Англией вам, вероятно, все кажется необычным. Я согласилась.
– Я никогда не была в Англии, хотя сама англичанка. Мой муж был французом. В этом доме я живу с тех пор, как вышла замуж. Прежде я жила на другом конце острова. Когда муж был жив, мы были богаты, очень богаты по меркам острова, но он уже двадцать лет как умер, а я заболела. Вы, наверное, удивлены, что я рассказываю вам все это, ведь вы приехали давать уроки Эдварду и можете посчитать, что вас это не касается, но мне кажется, что вам лучше знать, как обстоят дела.
– Вы очень любезны, что обрисовали положение вещей.
Она кивнула.
– Вас наняла не я. Вам это известно. Вас наняла леди Кредитон.
– Да, мне это известно.
– Я не в состоянии вас нанять. Времена изменились. Раньше все было иначе. Тогда нас, людей, приехавших на остров из Франции, Англии, принимали щедро. Мой муж был известным джентльменом, и сахарная плантация процветала. Но теперь ее нет, и мы обеднели. Нам приходится экономить. Мы не тратим деньги на содержание дома. Мы не в состоянии этого делать. Мы бедны, очень бедны.
Мне показалось, что разговаривать о подобных вещах довольно странно с человеком в моем положении, но поняла, что она хочет предупредить меня, чтобы я не рассчитывала на обслугу. Несомненно, мне придется обслуживать себя самой и убирать свою комнату. Так как я любила разговаривать откровенно, я спросила ее, не это ли она имеет в виду.
Она улыбнулась. Да. Меня это нисколько не раздражало. Я в любом случае собиралась сама убирать свою комнату, и теперь я могу делать это, не опасаясь кого-либо оскорбить.
– Дом большой. Тридцать комнат. Он квадратный, во всяком случае, был таким, когда мой муж его построил, теперь он надстроен. Поэтому он называется «Каррмант», то есть квадрат. На тридцать комнат всего лишь трое слуг. Этого мало. Жак, Сула и Перо. К тому же Перо молода и неопытна, да жители острова и не кипят энергией. Климат. Кто может винить их? Ах, этот климат! Для чего только он не вреден. Из-за него рушится дом. Из-за него плодятся насекомые. Повсюду кусты и сорняки. Климат, вечно климат. Я прожила здесь всю жизнь и привыкла, но другим тут приходится трудно.
– Я понимаю, мадам.
– Я рада. Теперь мне надо поговорить с сестрой Ломан. Ах да, питаться мы будем вместе. Меньше забот, да и намного дешевле готовить одно блюдо на всех. Жак с Сулой готовят, а Перо подает. Теперь вам известны наши домочадцы. Едим мы в восемь часов. Сегодня к нам присоединится капитан. Он хочет как можно чаще проводить время с женой и сыном.
Я испугалась, что она заметит, как я вспыхнула.
– А теперь, – добавила она, – если сестра Ломан готова, я побеседую с ней.
Я пошла к Чантел. В ее комнате было два образца прекрасной мебели, французской. Я сообщила:
– У меня была разъяснительная беседа с мадам. Теперь твоя очередь. Мы действительно попали в странный дом.
На острове быстро темнело. Сумерек не существовало. Только что светило солнце, а через минуту наступала ночь.
Без пятнадцати восемь ко мне пришла Чантел. Она переоделась в черное кружевное платье, которое идеально подчеркивало ее прекрасный цвет лица. При виде меня она прищелкнула языком. Я тоже была в черном.
– Это платье не идет тебе, Анна, – заявила она. – Я всегда терпеть не могла это платье. По правде говоря, оно тусклое!
– Я не собираюсь присутствовать на банкете.
В глазах у нее появилось мечтательное выражение.
– Анна, – произнесла она, – капитан сегодня обедает с нами. Может быть, завтра он еще раз пообедает, а потом уедет. Он запомнит тебя такой, какой ты будешь сегодня, так пусть ты останешься в его памяти не в этом старом, не идущим тебе тряпье.
– Чантел, прошу тебя…
Засмеявшись, она стала расстегивать мне платье.
– Кажется, ты забыла, что у него жена, – упрекнула я ее.
– Она не даст мне забыть. Капитан должен уехать с приятными воспоминаниями о тебе.
– Нет, будет лучше…
– Чтобы ты выглядела уродиной? До чего же ты неромантична!
– Как можно быть романтичной, когда дело касается чужого мужа?
– Романтичной нужно быть всегда, а любовь, которая неосуществима, всегда романтична.
– Чантел, умоляю тебя, прекрати шутить.
– А я и не шучу. Если бы ты только знала, как я хочу, чтобы ты была счастлива. И ты будешь счастливой пусть даже не с капитаном, а с капитаном ты счастлива не будешь, Анна.
У нее загорелись глаза, и она стала похожа на прорицательницу. Я ответила:
– Пожалуйста, прекратим этот разговор.
– А я хочу продолжать этот разговор, – настаивала она. – Он не для тебя. Я всегда говорила, что он недостаточно хорош для тебя, Анна. Все равно, тебе необходимо надеть что-нибудь красивое сегодня, – вытащив голубое шелковое платье, она приложила его к себе. – Вот. Твое лучшее. Пожалуйста, Анна.
Я сняла платье и надела голубое. Что бы я не говорила, сегодня я должна выглядеть превосходно.
Я посмотрелась в зеркало. В голубом платье и с румянцем на щеках я казалась привлекательной.
Чантел внимательно следила за мной, и я, переменив тему, сказала:
– Перо принесла эти свечи. Сказала, что зажечь их можно только тогда, когда станет совсем темно. Свечи на острове очень дорогие.
– Скорее всего не такие они и бедные. Подозреваю, что у нашей мадам мания экономии. Теперь ты хорошенькая, Анна.
– Это благодаря дорогостоящему освещению от свечей. Оно скрывает недостатки. Всем известно, что оно смягчает черты лица и делает яркими глаза.
– Удивляюсь, что нам, всего лишь сиделке и гувернантке, разрешено обедать вместе со всеми.
– Она сказала, что так дешевле.
– Мне тоже сказала.
Чантел начала хохотать.
– Ох, Анна, кажется, мы попали в сумасшедший дом.
– Поживем – увидим.
Подойдя к окну, она раскрыла ставни.
– Испачкаешься, – напомнила я.
– Иди сюда. Отсюда виден корабль.
Он стоял в бухте, и когда-то там стояла «Загадочная женщина».
– Его вид вселяет чувство безопасности, – проговорила я.
– Что ты будешь чувствовать, когда его не будет, Анна?
Я вздрогнула.
– Посмотрим, – ответила я.
– Все равно, всего два месяца.
– Ты уверена?
– Просто чувствую, – объяснила она. – Дольше я не останусь.
– Прорицаешь!
– Пусть так.
– Одна я здесь не останусь.
– «Я пойду за Тобой, куда бы Ты ни пошел». На этой библейской цитате отправимся обедать.
Чантел раскрыла дверь, чтобы масляная лампа в коридоре освещала нам путь. Я закрыла ставни и задула свечи. В темноте комната казалась жуткой.
Но сквозь ставни виднелся корабль в заливе, и я знала, что там Редверс. Я радовалась тому, что он будет в доме в первый день нашего пребывания здесь.
На столе стоял канделябр ослепительной красоты. Несмотря на необычность обстановки, я тут же заметила его: молодая богиня поддерживала торшер со свечами. Бесценный, думала я. И французский, как и большинство дорогих предметов в доме. Он мог бы стоять на столе в Версале. Неровный свет свечи освещал комнату. Сегодня нас было много. Интересно, как будет выглядеть столовая, когда мы останемся лишь вчетвером.
Во главе стола сидела мадам де Лодэ. Редверс сидел по правую руку от нее, на противоположном конце стола сидела Моник, дышала она на удивление легко, справа от нее был Айвор Грегори, а слева Дик Каллум, мы с Чантел сидели друг против друга.
Перо и Жак прислуживали. Сула, как я поняла, была на кухне.
Подали рыбу, которую я не могла опознать – возможно, ее поймали в заливе – и блюдо с бобами и овощами, на десерт вкусный свежий ананас. Пили мы французское вино, и хотя я не знаток вин, я поняла, что оно прекрасное.
Беседа протекала гладко. Мы рассказывали о плавании и пассажирах. Время от времени я ловила на себе взгляд Реда, а повернув голову, я встречалась с глазами Дика Каллума. Чантел флиртовала с Айвором Грегори. Моник бесконечно говорила. Мне показалось, что мать смотрит на нее с одобрением.
Мадам де Лодэ держалась с огромным достоинством, и я поверила, что в прошлом она часто устраивала приемы. Я представила, как собирались гости в этой комнате, а вокруг стола размещалась великолепная мебель, подобная канделябру, который зажигался специально для таких случаев.
– Как вы считаете, капитан, – обратилась она к нему, – сестре Ломан и мисс Бретт понравится у нас?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47