У Эллен был испуганный вид, и я спросила ее, что случилось.
– Я ничего не знаю, мисс, – ответила Эллен, но я видела, что ей что-то известно.
Я отправилась в кабинет тети Шарлотты.
Там она и сидела, обложившись бумагами, превратив эту комнату в кабинет. В тот день письменным столом ей служил крепкий обеденный стол шестнадцатого века, английский, он принадлежал к стилю, который ценился не красотой, а принадлежностью к определенной эпохе. Сильно выпрямившись, она сидела на тяжелом резном дубовом стуле йоркширско-дербиширского стиля, он принадлежал к более поздней эпохе, чем стол, но был таким же крепким и устойчивым. Для пользования она выбирала находившуюся временно в доме крепкую мебель. Остальная мебель в комнате не соответствовала ни столу, ни стулу. На стене висел изысканный гобелен. Я поняла, что он принадлежит к фламандской школе и долго у нас не задержится. Вокруг громоздились предметы дубовой мебели из Германии, изящный французский комод восемнадцатого века и два образца, выполненные в традиции Буля. Я заметила в себе перемену. Несмотря на то, что мне очень хотелось узнать, чем вызвано подобное приглашение, я оценивала про себя содержимое комнаты, датировала его и определяла признаки каждого стиля.
– Сядь, – приказала тетя Шарлотта с еще более мрачным выражением лица, чем обычно. Я села, и она сообщила мне в присущей ей грубоватой манере: – Твоя мать умерла. От холеры.
Как похоже на нее: разбить мое будущее одной краткой фразой. Меня спасала лишь мечта о родителях, она держала меня на плаву, когда я сильно ощущала свое одиночество. И как спокойно она это произнесла. Умерла… от холеры.
Она бросила на меня испуганный взгляд, проявление эмоций выводило ее из себя.
– Иди к себе. Эллен принесет тебе горячего молока.
Горячее молоко! Неужели она считает, что меня утешит молоко?
– Не сомневаюсь, что твой отец напишет тебе, – сказала она. – Он все устроит.
В тот момент я ненавидела ее и была совсем не права, ведь она сообщила мне новость, как умела. К тому же она предложила мне горячего молока взамен моей любимой матери.
Отец написал мне. Он сообщил мне о нашем общем горе, но не стал задерживаться на этой теме. Смерть его возлюбленной жены и моей любимой матери вынуждает его изменить свою жизнь. Он был счастлив, что я нахожусь под присмотром его сестры, моей тети Шарлотты, на чью добродетель он рассчитывает. Вскоре он уедет из Индии. Он обратился с просьбой о переводе, а в военном ведомстве у него много друзей. Он получил много писем с выражением сочувствия, а так как в других частях мира разразились беспорядки, он предполагал, что в недалеком будущем он станет выполнять свой долг в другом месте.
У меня было чувство, что я запуталась в паутине, а дом хохочет надо мной. «Теперь ты наша! – казалось, злорадствовал он. – И не мечтай, потому что твоя тетя Шарлотта заполонила дом чужими призраками взамен тех, которых она нас лишила». Глупые мысли. Хорошо, что я не произносила их вслух. Лишь Эллен и миссис Бакл считали меня странным ребенком, даже миссис Мортон жалела меня. Я слышала, как она говорила мисс Беринджер, что людям нельзя иметь детей, если они не в" состоянии их воспитывать. Неестественно, когда отцы и матери живут по одну сторону света, а их дети находятся в руках тех, кто ничего в них не смыслит и уделяет больше внимания куску дерева, который ко всему прочему съеден жучком! Мне же пришлось смириться с фактом, что я никогда больше не увижу свою мать. Я вспоминала обрывки ее болтовни и идеализировала ее красоту. Она виделась мне в фигурах на греческой вазе, в резьбе комода, в золоченой статуе, поддерживающей зеркало семнадцатого века. Никогда не забуду ее, но надежда на прекрасную жизнь, которую она обещала мне, умерла, и теперь я была уверена, что гадкий утенок никогда не превратится в лебедя. Иногда в старых металлических или рябых зеркалах вместо своего желтоватого лица с густыми черными, как у нее волосами, я видела ее изображение. У нас были одинаковые глубоко-посаженные глаза, но на этом наше сходство кончалось, так как у меня были слишком худое лицо и чуть более заостренный нос. Как получается, что двое в общих чертах похожих людей выглядят совершенно разными? Мне не хватало ее живости, ее выразительности, но, когда она была жива, я могла представить себе, что стану такой, как она, теперь же нет.
– Ты ведь давно не видела ее, – успокаивала меня Эллен, пытаясь утешить меня горячим молоком.
А я думала: «Никогда. Никогда. Всегда буду помнить ее». Все старались быть добрыми со мной, даже тетя Шарлотта. Она решила меня утешить по-своему.
– Мне надо пойти посмотреть образец, и я возьму тебя с собой. В замок Кредитон.
– Они хотят что-то продать? – заикаясь, спросила я.
– А для чего еще мы туда едем? – воскликнула тетя Шарлотта.
Впервые с момента смерти мамы я забыла о ней. Позже я чувствовала себя виноватой и просила прощения у моего отражения в зеркале, откуда, как я воображала, глядело ее лицо, а не мое; но я не могла сдержать радости от перспективы посещения замка Кредитон. Я отчетливо помнила, как впервые увидела его и что говорила мне мама, и мне захотелось разузнать побольше о столь важной семье.
К счастью, я научилась скрывать свои эмоции, так что тетя Шарлотта понятия не имела о том, какие я испытываю чувства, когда мы проезжали под каменными воротами, глядя на конусообразные башенки.
– Подделка! – громко крикнула тетя Шарлотта, это было наибольшее оскорбление, какое она могла придумать.
Я чуть не рассмеялась, когда мы вошли в дом. Внутри замок Кредитон был абсолютной копией «Дома Королевы». Кредитоны приложили максимум усилий, чтобы интерьер соответствовал стилю Тюдоров, и преуспели в этом. Посреди зала стоял длинный узкий обеденный стол с огромным оловянным кувшином. На стенах висело оружие, а у подножия лестницы стояли неизменные рыцарские доспехи. Но тетя Шарлотта замечала одну мебель.
– Этот стол я достала, – сказала она. – Из замка в Кенте.
– Он хорошо смотрится здесь, – отозвалась я.
Тетя Шарлотта не ответила. Появился слуга, который сообщил, что леди Кредитон примет мисс Бретт. Он вопросительно взглянул на меня, и тетя Шарлотта быстро сказала: «Подождешь меня здесь!» таким тоном, словно ждала, что слуга начнет возражать.
Итак, я осталась ждать в холле и рассматривать толстые каменные стены, частично завешанные гобеленами в красивых синих и серебристых тонах очаровательного французского стиля. Я подошла к одному из них поближе. Он изображал подвиги Геракла. Я внимательно разглядывала его, когда голос позади произнес:
– Нравится?
Я обернулась и увидела, что рядом со мной стоит мужчина. Я удивилась. Он был очень высоким, и мне было непонятно, что он мог думать обо мне. Краска бросилась мне в лицо, но я ответила холодным тоном:
– Красиво. Это настоящий гобелен?
Он пожал плечами, и я заметила, как интересно приподнимаются уголки его глаз одновременно с уголками губ. Красивым его едва ли можно было назвать, у него были светлые волосы, выгоревшие на висках, и маленькие голубые прищуренные глаза, словно ему приходилось жить при ярком солнце.
– Я мог бы спросить, – сказал он, – что вы тут делаете? Но не буду… если только вы мне сами не объясните.
– Я жду мою тетю, мисс Бретт. Она пришла посмотреть мебель. Мы из «Дома Королевы», – ответила я.
– А… оттуда!
Мне показалось, что в его голосе звучит насмешка, и я стала с пылом защищаться:
– Это необыкновенный дом. Один раз в нем ночевала королева Елизавета.
– Ну и привычка была у этой леди – ночевать в чужих домах!
– Она провела ночь в нашем… более того…
– Раз вы так говорите, значит, так оно и есть. Должен признаться, что наш – лишь имитация нормандского замка. Но он крепкий и стойкий, этот дом сможет противостоять времени. Он стоит на скале.
– А наш доказал это на деле. Но вообще-то здесь интересно.
– Очень приятно слышать.
– Вы живете здесь?
– Только когда на берегу. Чаще всего нет.
– А… так вы – моряк.
– Как вы проницательны.
– В отношении людей не очень. Но кое в чем я разбираюсь.
– В гобеленах?
– В антикварной мебели.
– Решили пойти по стопам тетушки?
– Ни за что! – яростно завопила я.
– А я думаю, да. Многие идут тем путем, которым их ведут. Да и подумайте, ведь вы уже так много знаете о гобеленах.
– А вы… всегда идете путем, которым вас ведут?
Он возвел глаза к потолку с выражением, которое почему-то мне понравилось.
– Смею думать, да.
Я горела желанием узнать побольше о нем. Он был именно таким человеком, какой и должен жить в замке Кредитон, я была в восторге от него, как от необычного образца мебели.
– Как мне вас звать?
– Вы собрались меня звать?
– Я хочу сказать… мне хотелось бы знать ваше имя.
– Редверс Стреттон. Обычно меня зовут Ред.
– А… – я не сумела скрыть разочарование.
– Вам не нравится?
– Ну, Ред звучит не очень-то величественно.
– Да, но не забывайте, что полностью оно произносится Редверс. Признайтесь, так оно гораздо длиннее.
– Я не встречала раньше подобного имени.
– Должен сказать в свою защиту, что это распространенное имя на Западе.
– Да? Я думала, что ему следовало бы звучать вместе с Кредитон. Его это позабавило.
– Не могу не согласиться, – сказал он.
Я поняла, что он смеется надо мной и что я веду себя, как наивное дитя.
– Мне следует спросить ваше имя, не правда ли, – произнес он, – а то вы решите, что я невежа.
– Нет, что вы, но если вы действительно хотите знать…
– Конечно, хочу.
– Анна Бретт.
– Анна Бретт! – он повторил мое имя, словно пытаясь запомнить его. – Сколько вам лет, мисс Анна Бретт?
– Двенадцать.
– Такая юная… и так много знаете.
– Это потому, что я живу в «Доме Королевы».
– Наверное, возникает чувство, что обитаешь в музее.
– Иногда.
– Из-за этого вы выглядите старше. В вашем присутствии я ощущаю себя молодым и легкомысленным.
– Простите.
– Не извиняйтесь. Мне нравится это. А я старше вас на семь лет.
– Так много?
Он кивнул; когда он засмеялся, создалось впечатление, что глаза его исчезли.
Вернулся слуга.
– Ее милость просит юную леди к себе, – возвестил он. – Будьте добры, следуйте за мной.
Редверс Стреттон произнес:
– Мы еще встретимся… надеюсь, что скоро.
– Я тоже надеюсь, – честно и с достоинством ответила я. Слуга никак не показал, что считает поведение Редверса Стреттона, по крайней мере, странным, и я двинулась за слугой мимо доспехов вверх по широкой лестнице. На лестничной площадке стояла ваза, явно эпохи Мин, на это указывал ее глубокий фиолетовый цвет. Я не могла не задержаться возле нее, потом я обернулась и увидела, что Редверс Стреттон смотрит мне вслед, чуть расставив ноги и засунув руки в карманы. Он кивнул головой в знак благодарности за то, что я обернулась, я тут же пожалела об этом, потому что посчитала, что таким образом я проявила детское любопытство. Я отвернулась и поспешила за слугой. Мы вышли в галерею, в которой висели картины. Я нервничала, так как не могла определить их ценность. Посередине висел портрет мужчины. Я смогла установить, что он был нарисован лет пятьдесят назад. Несомненно, портрет изображал сэра Эдварда Кредитона, основателя судоходной линии, умершего мужа женщины, с которой мне предстояло встретиться. Мне очень хотелось получше разглядеть портрет, так как я мимоходом заметила, что на этом грубом, властном и жестоком лице глаза сильно походили на глаза человека, с которым я познакомилась несколько минут назад. Но тот не был Кредитоном. Наверное, племянник или какой-нибудь родственник. Да, скорей всего так.
Слуга остановился и постучал в дверь. Распахнув ее, он провозгласил:
– Юная леди, миледи.
Я вошла в комнату. Тетя Шарлотта сидела выпрямившись на стуле с мрачным выражением лица – лучшее состояние для торговли. Я часто видела ее такой. На большом изящном кресле периода реставрации сидела женщина, тоже большая, но совершенно не изящная. У нее были темные волосы, желтая кожа и черные, как смородина, глаза, живые, как у мартышки. Эти глаза смотрели таким пронзительно-молодым взглядом, словно хотели бросить вызов морщинам на ее лице.
Большие гладкие и белые руки были унизаны кольцами с бриллиантами и рубинами. Руки покоились на пышных складках платья, а из-под юбки высовывались атласные туфли, расшитые бисером.
Меня тут же охватила паника, и я почувствовала еще большее уважение к тете Шарлотте, потому что она совершенно не волновалась в присутствии столь внушительной особы.
– Моя племянница, леди Кредитон.
Я сделала книксен, и леди Кредитон внимательно оглядела меня своими обезьяньими глазами.
– Она изучает антиквариат, – продолжала тетя Шарлотта, – и временами будет меня сопровождать.
Вот как? Впервые об этом было сказано вслух, хотя с недавнего времени я понимала, что это подразумевается. Во всяком случае, подобное разъяснение объясняло мое присутствие. Они перевели свое внимание на секретер, который, очевидно, обсуждали до моего прихода. Я стала внимательно слушать.
– Должна вам сказать, леди Кредитон, – говорила тетя Шарлотта, как мне показалось, почти злобно, – что секретер лишь приписывается Булю. Да, его углы все в завитках. Но я считаю, что он принадлежит к более позднему периоду.
Я видела, что секретер красивый, но тетя Шарлотта не считалась с этим.
– На нем не то клеймо, – сказала она. Леди Кредитон понятия не имела, как ценится мебель, находящаяся в плохом состоянии.
Она была уверена, что все дефекты можно легко устранить, если пригласить мастера своего дела. Мастер своего дела умер более ста лет назад, если же, конечно, секретер в действительности делал Андре-Шарль Буль, в чем тетя Шарлотта сильно сомневалась.
В таком роде они и продолжали: леди Кредитон отмечала достоинства, а тетя Шарлотта недостатки.
– Я сомневаюсь, что в Англии существует другой, подобный этому, – провозгласила леди Кредитон.
– Вы заплатите мне, если я найду вам еще такой же? – победоносно поинтересовалась тетя Шарлотта.
– Мисс Бретт, я избавляюсь от этого, потому что он мне не нужен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47