Единственным пассажиром, кто не навлек на себя критики мисс Рандл, была миссис Блэйки, которая была настолько безобидной, что стремилась услужить не только своей сестре, милостиво предоставляющей ей жилье в Австралии, но и всем на борту.
По вечерам иногда играли в вист, а мужчины – Гленнинги, Рекс и первый помощник – часто играли в покер.
Так безмятежно текли дни и ночи, наступил день маскарада.
Карнавал назывался «Арабские ночи». Редверс объяснил мне, что подобные маскарады были главным увеселением во время плавания.
– Мы хотим, чтобы пассажиры веселились от души, – пояснил он, – поэтому мы стараемся внести разнообразие в монотонное времяпрепровождение на море, когда кажется, что следующий порт будет очень не скоро. Они целыми днями придумывают себе костюмы, а после бала долго его обсуждают. Необходимо, чтобы на корабле царило счастье.
Для меня же главную радость доставляли те короткие моменты, когда я, случайно встретив его, останавливалась с ним поболтать. Я уверяла себя, что он старается продлить эти минуты так же, как и я, и что эти мгновения что-то значат для него.
Здоровье Моник, безусловно, улучшилось во время плавания. Чантел сказала, что на нее благотворно действуют погода и капитан, хотя первая теплее, чем последний.
– Знаешь, – сообщила она однажды, – иногда мне кажется, что он ненавидит ее.
– Не может быть, – ответила я, отворачиваясь.
– Это самый злополучный брак из всех браков. Она кое-что выбалтывает мне, когда впадает в сонливость от наркотиков. Мне приходится давать ей иногда наркотики. Доктор приказал. Прошлой ночью она сказала: «Но я его поймала. Поймала в сети. Он может изворачиваться, но пока я жива, он никогда не будет свободен».
Я вздрогнула.
– Бедная благонравная Анна. Какое неприличие. Но ведь и ты ведешь себя немножко неприлично. Во всяком случае так считает мисс Рандл. Она шепчется о тебе не меньше, чем обо мне.
– Эта женщина видит то, чего не существует.
– Не сомневаюсь, что она видит и то, что существует. Мне кажется, нам следует остерегаться мисс Рандл, нам обеим, Анна.
– Чантел, – спросила я, – а что… Рекс… думает об Австралии?
– О, он думает, что эта страна благоприятных возможностей. Местная ветвь цветет подобно вечнозеленому лавру и с его приездом, конечно же, расцветет еще больше.
– Я имею в виду… что он сойдет на берег.
Широко раскрыв свои холодные зеленые глаза, она ответила:
– Ты хочешь сказать, скажет «до свидания» «Безмятежной леди»?
– И хочу сказать, скажет «до свидания» тебе.
– Думаю, что это его чуточку опечалит, – улыбнулась она.
– А тебя?
– Возможно, и меня.
– Но… создается впечатление, что тебя это не волнует.
– Мы же все время знали, что в Сиднее он покинет корабль. Так почему мы вдруг поведем себя так, будто это сюрприз?
– Ты не выставляешь напоказ свои чувства.
– Какое нелепое клише, Анна, хотя едва ли можно винить тебя за то, что ты употребляешь его. Чувства напоказ, вот уж действительно! Как можно выставлять напоказ то, чего не видно?
– Медсестры всегда такие бесчувственные.
– Наши чувства, Анна, просто нормальные.
– Прекрати разговаривать со мной, как с больной, Чантел, у тебя все в порядке?
– Я уже тебе говорила. У меня всегда все в порядке.
Этим мне и пришлось удовольствоваться. Но когда мы покинем Сидней, когда его не будет, сможет ли она сохранять столь восхитительное равнодушие?
Наступил вечер маскарада. Я завернулась в шелк, который купила в Порт-Саиде, надела белые, расшитые золотом шлепанцы с заостренными концами и обернула лицо шарфом с блестками наподобие чадры.
– Какая вы… красивая, – выдохнул Эдвард, когда я зашла к нему в каюту.
– Лишь в твоих глазах, Эдвард.
– В глазах всех, – решительно возвестил он.
Он себя плохо чувствовал, за день до этого он переел жирного, и то, что он предпочел целый день лежать в постели, свидетельствовало о его плохом самочувствии. Джонни сидел с ним в каюте, чтобы ему не было скучно. Они рисовали.
Так как Эдвард почти ничего не ел, я предложила ему молока с печеньем перед сном. Он согласился, послали за молоком и печеньем. Но при виде их ему расхотелось есть, и он сказал, что съест все попозже, когда проголодается. Одевшись, я пошла к Чантел показать ей свой костюм и спросить, нравится ли он ей. В каюте ее не было, и я решила ее подождать, зная, что она должна вскоре вернуться, иначе у нее не хватит времени приготовиться к балу. На ее кровати лежали турецкие шаровары из зеленой кисеи и шлепанцы, точно такие, как у меня.
Мне не пришлось ее долго ждать.
– Господи, ты уже готова.
Я задумалась, была ли она с Рексом. Мне так хотелось, чтобы она мне все рассказала.
– Я приду, когда ты переоденешься, – предложила я.
– Нет, не уходи. Поможешь мне одеться. Эту одежду так трудно надевать.
– Следовательно, я стану горничной вашей милости?
– Как бедная Валери Стреттон!
Лучше бы она этого не говорила. Я подумала, что везде может оказаться кто-то, кто окутан тайной. Внезапно я вспомнила дневник Чантел, то место, где она описывала, как мать Реда вернулась откуда-то в грязных ботинках и больная. Жизнь подобна реке: чистая на поверхности, но если внимательно приглядишься, то увидишь в глубине мутное подводное течение.
– Почему ты вспомнила ее? – поинтересовалась я.
– Не знаю. Просто пришло на память. Правда, смешные штаны? Я купила их в Порт-Саиде.
– Специально для маскарада?
– Я надеюсь, что они поразят мисс Рандл, а это стоило того, чтобы их купить.
Она надела их. В сочетании со шлепанцами они выглядели великолепно. Сегодня ее глаза блестели сильнее, чем обычно. Но это было из-за костюма. Накинув на спину подходящую зеленую ткань, она ловко соорудила из нее лифчик. Она была очень красивой.
– Тебе надо надеть на голову диадему, – предложила я.
– Нет. Во всяком случае у меня нет диадемы. Я пойду с распущенными волосами. Так будет гораздо эффектнее.
Это было поразительное зрелище.
– Чантел, ты самая очаровательная женщина, какую я когда-либо встречала, – призналась я.
Она обняла меня и поцеловала. Мне показалось, что в глазах у нее блеснули слезы.
Потом она спокойно произнесла:
– Возможно, ты не знаешь, какая я на самом деле.
– Никто не знает тебя лучше меня, – настаивала я. – Никто. И никто не может быть таким красивым, если он не такой… хороший, как ты.
– Что за ерунда! Может, ты хочешь, чтобы я оделась святой. К несчастью, я не знаю ни одной арабской святой, а ты?
– Ты будешь гораздо эффектнее выглядеть рабыней или кем там ты хочешь быть.
– Надеюсь, что мисс Рандл будет оскорблена в своих лучших чувствах. К тому же на фоне всех бурнусов мы будем яркими пятнами. Я правильно употребила множественное число, моя эрудированная подруга?
– Не знаю, а бурнусы будут во множественном числе?
– Будь уверена. Я провела расследование. У Рекса один. У Гарета Гленнинга один, и мистер Гринолл смущенно поведал мне, что наденет бурнус. Миссис Г. сказала, что это очень забавно, будет что рассказать внукам. Интересно, станут ли они рассказывать о папашиных подвигах столько же, сколько они рассказывают об их? Айвор Грегори сообщил мне, что на корабле целый запас их – я имею в виду, бурнусов – и что некоторые члены команды тоже их наденут. Он даже признался, что сам наденет бурнус. В конце концов, что еще надеть мужчинам?
– Похоже, что мы попадем на восточный базар.
– А разве не в этом вся идея? Ну вот! Я готова. Как ты думаешь, может мне тоже надеть чадру? У нас получатся одинаковые костюмы, не считая шаровар.
– На самом деле, мы совершенно разные. Твой костюм более похож на костюм, к тому же ты гораздо красивее.
– Моя дорогая Анна, ты постоянно пытаешься выставить себя в невыгодном свете. Разве тебе не известно, что человека провожают по уму? Я вижу, мне следует преподать тебе несколько жизненных уроков.
– Я получаю их каждый день. А ты уверена, что из тебя получится хороший учитель?
– Мне следует обратить внимание на столь загадочную ремарку, – заметила она, – а между прочим время идет строевым шагом.
– Я только уложу Эдварда.
Она пошла со мной. Эдвард сидел на нижней койке, листая свой альбом для рисования.
При виде Чантел он издал тихий возглас восторга.
– Ты в штанах, – обвиняющим тоном проговорил он.
– Я же восточная дама.
– Мне бы хотелось нарисовать их, – попросил он.
– Нарисуешь меня утром, – пообещала она. Я заметила, что он совсем сонный.
– Эдвард, – обратилась я к нему, – давай-ка я уложу тебя.
– Он еще не выпил молоко и не съел печенье, – обратила внимание Чантел.
– Через минуту, – заныл Эдвард.
– Выпей сразу, – предложила Чантел, – тогда бедная Анна сможет уйти с чистой совестью.
– А сейчас она у нее не чистая?
– Конечно, чистая. У таких людей, как Анна, всегда чистая совесть.
– А у тебя?
– Это уже другой вопрос, – взяв стакан с молоком, она сделала глоток. – Как вкусно.
Он забрал у нее стакан и стал пить.
– Возьми печенье, – предложила я, но он не хотел есть. Когда он допил молоко, Чантел спросила его:
– Хочешь, чтобы тебя уложила спать и поцеловала на ночь турецкая рабыня?
– Да, – ответил он.
– Тогда ложись, а я буду твоей служанкой.
Он фыркнул. Чантел умела очаровывать его. Я уверена, что он любит ее так же, как и меня… по-разному, конечно. Я олицетворяла собой надежность, она веселила его, а кому не нравится, чтобы его веселили?
Уложив его, она его поцеловала.
– Ты сегодня такой сонный, – заметила она. Он снова зевнул.
Меня радовало то, что он хочет спать. Мы с Чантел вышли из каюты.
…Зал был украшен специально для маскарада. Некто (миссис Маллой шепнула мне по секрету, что первый помощник) приклеил к стенам арабские знаки; в зале царил полумрак. Создалось впечатление, что в бурнусы нарядились все мужчины, и зал превратился в улицу на Среднем Востоке. Один из офицеров играл на пианино, миссис Маллой танцевала с первым помощником, а Чантел с доктором. Женщин не хватало, и я подумала, что каждой найдется партнер, даже мисс Рандл.
Я поискала глазами Редверса, но он отсутствовал. Я смогла бы его узнать в любом костюме, но он не собирался одеваться в маскарадный костюм. Он сказал мне, что капитан не переодевается, потому что в любой момент должен быть готов приступить к своим обязанностям. Меня удивило, что первый помощник и доктор пришли в костюмах.
Но танцевать меня пригласил не капитан, а Дик Каллум.
Я извинилась перед ним, так как танцор из меня был никудышный.
– Вы чересчур стеснительны, – заявил он.
– Я вижу, вы в официальном костюме, – произнесла я, намекая на бурнус.
– Мы, мужчины, лишены воображения, – проговорил он. – Двое нищих, выпрашивающих бакшиш, два феллаха и несколько щеголей в фесках. Остальные просто надели эти одеяния.
– Я полагаю потому, что их легче всего достать. Свой бурнус вы купили в Порт-Саиде?
Он отрицательно покачал головой.
– Маскарад «Арабские ночи» проводится в каждом плавании. Так что на борту имеется целая куча бурнусов.
– Я вижу, подобное увеселение вам слегка поднадоело.
– Зато всегда приятно веселиться с теми, кому это не надоело. Здесь жарко. Может выйдем ненадолго?
Я согласилась, и мы выскользнули на палубу.
– Я хочу поговорить с вами, – начал он. – Я хочу кое-что вам сказать, но не знаю как.
– Обычно вы не страдаете недостатком слов.
– Вы правы. Но это… такой… деликатный вопрос.
– Вы будите во мне любопытство.
– Возможно, вы возненавидите меня.
– Не представляю, что способна на это при любых обстоятельствах.
– Вы меня утешаете. Не удивительно, что сын капитана так любит вас.
– Это преувеличение. Он уважает меня. Но не более того. Так что же вы хотите сказать?
– Обещайте, что простите меня до того, как я начну.
– О, Господи, вы пугаете меня.
– Нет, не бойтесь… пока. Итак, начинаю. Это о капитане.
– О…
– Я обидел вас.
– Как вы можете меня обидеть, если я даже не знаю, что именно вы собираетесь сказать.
– А вы не догадываетесь?
Я догадывалась, но ответила: «Нет».
– Понимаете, я часто плавал с ним. Вы слыхали, что о моряках говорят, что у них жены в каждом порту. Иногда в этих словах заключается правда.
– Вы хотите обвинить капитана в двоеженстве?
– Нет, жена у него одна.
– Тогда… что вы имеете в виду?
– Анна… можно, я буду называть вас Анной? Мы ведь уже достаточно знакомы?
Я кивнула.
– Так вот, Анна, у него репутация волокиты. Каждое плавание он выбирает пассажирку, которой оказывает особое внимание. На этот раз он избрал вас.
– Вам же известно, что мы с ним знакомы давно. Мы не в первый раз видимся с ним.
– Простите, если обидел вас. Меня-то это не касается.
– Я не юная девушка. Могу позаботиться о себе сама. Он, казалось, почувствовал облегчение.
– Я должен был знать, что вы сразу поймете, что он из себя представляет.
– Что… представляет?
– Он легкомысленный человек.
– Да ну?
– Он и не представлял, что его поймают таким способом. Но они насели на него – мать девушки и старая нянька. Они навлекли на него злые чары. Она была беременной, и они наложили заклятие на него и на каждый корабль под его командованием, пока он не женится на ней.
– Звучит как-то неправдоподобно.
– Часто жизнь не так проста, как кажется.
– Но жениться из-за заклятия!
– Он все равно был обязан жениться на ней.
– Возможно, именно поэтому он и женился. Дик рассмеялся.
– Но теперь вы понимаете, почему я волнуюсь за вас?
– Вы делаете слишком поспешные выводы. Вероятно, вам что-нибудь сказала мисс Рандл?
– Эта старая сплетница. Я не поверю ничему, что она скажет. Но это совсем другое. Это касается вас, а все, что касается вас, очень важно для меня.
Я была поражена, но мои мысли были слишком заняты Редверсом, чтобы обращать большое внимание на намеки Дика Каллума.
– Вы слишком добры, – произнесла я, – что так волнуетесь за меня.
– Это не доброта, а невозможность поступить иначе.
– Благодарю вас. Только ради Бога, не беспокойтесь за меня. Я действительно не понимаю, почему вы столь тревожитесь за меня, ведь я лишь изредка разговариваю с капитаном.
– Раз вы понимаете… боюсь, я только все испортил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47