Бен Уорд говорил мне об этом на прошлой неделе в городе. В прошлом году они перегоняли стадо длиннорогих Бара Кея в Абилин. Он сказал, что по всему пути луга с прекрасной травой и много водопоев. А хлопоты доставили совсем не индейцы, а джейхокеры.— А кто они такие, джейхокеры? — встрепенулась Хани.— Орудуют в Канзасе и хуже каторжников, — объяснил Люк. — Хотя изображают из себя законников и требуют мзду со всех, кто пересекает Канзас. А у тех, кто не может с ними расплатиться, забирают скот. И не останавливаются ни перед чем, даже перед убийством.— Да это же форменный разбой! — возмутилась Хани.— Конечно, — согласился Клив. — Но к тому времени, как стада достигают Канзаса, большинство старших погонщиков не хотят неприятностей и предпочитают лучше откупиться, чем рисковать жизнью гуртовщиков.— Гурт был большим? — поинтересовался Флинт.— Около тысячи голов.— А старший гуртовщик?..— Даллас Фентон, — ответил Люк.Флинт покачал головой:— Черт побери! Даллас Фентон — лучший гуртовщик в Техасе. Резвее любого бычка.— Так вот Бен Уорд сказал, что в Абилине объявился некий Маккой, который ударил по рукам с железнодорожниками и скупает всю техасскую говядину, как только скот оказывается в городе. В шестьдесят седьмом на Север перегнали только тридцать пять тысяч голов, в прошлом году уже семьдесят, а в этом ожидают до трехсот!— И сколько у Бара Кея было верховых? — поинтересовался Клив.— Десять погонщиков, не считая самого Фентона и стряпухи.— А сколько голов у тебя, Люк?— Думаю, после клеймения будет около четырехсот.На этот раз Клив присвистнул:— Четыре сотни голов!— Теперь понимаешь, в чем разница продавать их здесь или там? Шестнадцать сотен долларов и шестнадцать тысяч — это совсем не одно и то же.— Откуда, черт подери, у тебя четыреста голов? — Изумленное выражение не сходило с лица Клива. — В прошлом году я привел тебе двести.— Я считаю с телятами, — ухарски улыбнулся Люк. — Твой бык даром времени не терял. На северных пастбищах у меня около трехсот клейменых коров. И я уверен, около сотни разгуливает по полям.— Думаешь, они твои? — хмыкнул Флинт. — Я слышал, что кража скота в здешних краях по-прежнему запрещена.— Конечно, есть и приблудшие, — признался Люк. — Надо будет отделить их от стада. Но мы имеем полное право ставить клеймо «Трипл-М», если обнаруживаем на наших пастбищах корову или теленка.— Но как ты узнаешь, имеет ли силу старое клеймо перед тем, как присваивать корову? — заинтересовалась Хани.— По последнему изданию каталога. Если в нем нет какого-нибудь клейма, значит, оно не зарегистрировано — можно смело его перечеркивать и ставить свое.— А как это делается, папа? — подал голос маленький Джош.— Очень просто, сынок. Поверх старого клейма наносится крест, а рядом выжигается свое.— Ух ты! — Глаза мальчика широко раскрылись. — Но корове же больно!— Когда предполагаешь тронуться, старшой?Люк повернулся к Флинту:— Думаю, в середине июня. Месяц понадобится, чтобы собрать стадо и разобраться с клеймами.— А сколько времени займет перегон?Люк развернул карту.— Вот путеводитель. Раздает «Канзас-Пасифик». Это железная дорога, которая отправляет скот на восток. В нем обозначен путь.Братья склонились над столом, и Люк повел пальцем по бумаге.— Если следовать по Ред-Ривер на восток, дней через десять можно выйти к станции Ред-Ривер. Сами знаете, лучшей, чем там, переправы не найдешь.— Да, твердый песок и все удобства, — ухмыльнулся Флинт.— А оттуда около двух месяцев до Абилина. — Люк выпрямился и с надеждой посмотрел на братьев.— Четыре месяца туда и обратно, и дорога сносная, — заметил Клив. — По мне, звучит недурно.— Но переправ хватает, — признался Люк. Он снова склонился над столом и показал на карту: — За Ред-Ривер Уичито, Канейдиан, Симаррон, Арканзас и потом уж Канзас.— И нас трое на четыре сотни голов скота, — скривился Клив. — Беру свои слова обратно. Нетрудной дороги ждать не приходится.Люк сложил карту:— Конечно, не мешало бы побольше людей. Но всех погонщиков разобрали крупные фермы.— Я могу поехать, — послышался голос Гарнет.До сих пор она молчала и только прислушивалась, понимая, что Маккензи обсуждают свое семейное дело, в которое ей лучше не соваться. Гарнет сочувствовала обеим спорящим сторонам: Люк надеялся на перегон, потому что от него зависела судьба «Тринл-М», а Клив и Флинт не могли не сознавать, что троим мужчинам дорога не под силу.Изумленные братья подняли головы и не сводили с женщины глаз.— Я могу поехать, — повторила Гарнет. — Скот я никогда не гоняла, но в седле неплохо держусь и умею обращаться с ружьем.— А я могу управлять походной кухней, — вставила Хани. — Помнишь, Люк, как я правила фургоном по дороге из Миссури в Калифорнию?— А мы с Амиго будем маме помогать, — радостно воскликнул Джош. — Я умею делать песочное печенье. — Женщина с ласковой улыбкой обняла мальчика за плечи.От Гарнет не ускользнуло, как братья обменялись многозначительными взглядами.— Никаких женщин и никаких детей! — объявил Флинт.— Ну, знаешь ли! Это мы еще посмотрим! — возмутилась Хани.— Я согласен с Флинтом, дорогая, — перебил ее Клив. — А Гарнет, я уверен, не откажется с тобой пожить, пока мы будем в отъезде. Поживете, Гарнет?— Нечего мне указывать, Клив Маккензи, — вспыхнула Хани. — Я тебе не шлюха из салуна, с какими ты привык общаться. Они для таких речей только и годятся.— Ну-ну, сестричка, не кипятись, — попытался успокоить ее Клив.Флинт молча подмигнул брату.— Мы всего лишь заботимся о твоем же благе, крошка.Хани взорвалась:— Я тебя предупреждала, чтобы ты не называл меня этим дурацким прозвищем?Флинт подавил смешок и почесал в затылке:— Что-то не припоминаю. А ты, братишка?— Мне кажется, она предпочитает крошке малышку.Хани подбоченилась и приняла воинственный вид:— Вы оба хуже мальчишек. Вот погодите, устрою я вам головомойку!— Что это такое, мама? — поднял голову Джош.— Скоро узнаешь, Джошуа Маккензи, если станешь вести себя, как дядья.Люк улыбнулся и потянул жену к себе на колени.— Остынь, соечка. — Он нежно обнял ее за талию и тихонько поцеловал. — Ты ведь знаешь, как им нравится, когда ты злишься.Руки Хани скользнули Люку за голову и легли на плечи. Она тревожно посмотрела мужу в глаза:— Знаю. Но скажи, ты меня здесь не бросишь?Люк вмиг посерьезнел и долго не отводил от жены взгляда. Потом торжественно произнес:— Нет, девочка, я тебя никогда не брошу, — и перевел на братьев глаза. — Ребята, я думаю именно то, что сказал. Семью я здесь не оставлю. Вспомните, что произошло с Сарой и мамой!— Мы вовсе не думали, что ты намерен так поступить, — возразил Клив. — Но на всякий случай решили предложить.Гарнет почувствовала на себе взгляд Флинта и, повернувшись к нему, встретилась с ним глазами.— Решай, рыжая. Думаю, у тебя есть тоже право голоса.— Не мне судить, что лучше, а что хуже, — начала Гарнет. — Но, как женщина, не могу себе представить, что Хани и Джош будут здесь в большей безопасности, чем с Люком. А что касается трудностей дороги… — она подмигнула Хани, — эта парочка холостяков просто недооценивает выносливости женщин.— Ну что ж, леди, — широко улыбнулся Клив, — все стало на свои места. Похоже, старший братец, твой отряд сформирован. Держись, Абилин, — Маккензи идут!Хани вскочила на ноги и бросилась к двум мужчинам:— Я вас так люблю! Так люблю! — и расцеловала обоих.— Это должно означать, что головомойка отменяется. — Клив ухватил ее за талию, оторвал от земли и закружил в воздухе.— Ну нет, я не настолько глупа, чтобы это обещать, — взвизгнула Хани, но, оказавшись снова на полу, серьезно посмотрела на Клива и обронила: — Большое тебе спасибо. — И, повернувшись к Флинту, погладила его по щеке. — И тебе, старый плут! — потом рванулась обратно к мужу, прыгнула к нему на колени и обвила руками шею. — А тебя, Люк Маккензи, люблю так сильно, что словами не скажешь. — Она поцеловала мужа.Тот обнял ее за плечи. Поцелуй повторился, но на этот раз пылал настоящей страстью.Клив повернулся к Джошу:— Пойдем, племянничек, объедем стадо, вдвоем посчитаем коров. Маме и папе надо побыть наедине.— А что они хотят…Рука Клива прикрыла мальчику рот, прежде чем он успел продолжить. Клив подхватил Джоша под мышки и вынес на улицу. Вслед за ним за порог, радостно виляя хвостом, выскочил Амиго. Гарнет взглянула на Флинта, тот кивнул, и они оба тоже выскользнули на улицу.Джошуа несся впереди всех, Гарнет шествовала между мужчинами. Все подошли к загону и остановились у изгороди.— Думаю, в дороге лошадей нам понадобится намного больше дюжины. — Флинт поставил ногу на нижнюю жердь. — Вчера, когда мы ехали сюда, я краем глаза видел мустангов. Попробую их заарканить и привести.— Я поеду с тобой. Но сейчас я обещал Джошу посмотреть скот на северном пастбище. Махнем туда вместе? А на охоту отправимся завтра.— Ну как, рыжая?— Почему бы и нет? — Гарнет удивило, как быстро согласился с братом Флинт. Обычно он тут же начинал спорить. Но потом она поняла, что ему приятно находиться среди родных, и засомневалась, стоило ли влезать в их компанию с братом и племянником. Пусть Флинт побудет в кругу семьи. — Я подумала и решила, что мне лучше остаться, — небрежно произнесла она.— Ты хорошо себя чувствуешь, рыжая? — заглянул ей в глаза Флинт, и Гарнет уловила в его голосе необычно заботливые нотки.— Прекрасно.
— Так вы не против, что мы вас покидаем? — поинтересовался Клив, когда маленький отряд был готов тронуться в путешествие и Джошуа уже устроился перед ним в седле.— Не беспокойтесь, я найду себе занятие, — ответила Гарнет и помахала рукой. Она вернулась в сарай и, заметив в углу несколько корыт и лоханей, вспомнила, что в седельных сумках у Флинта полно грязной одежды. Самое время устроить грандиозную стирку!Молодая женщина вытащила на улицу корыто и поставила на решетку, которой пользовались, чтобы нагревать воду, развела огонь и в ожидании, когда над корытом заклубится парок, протянула между деревьями веревку. Потом сняла с сеновала седельные сумки, вывалила на землю их содержимое и запихнула внутрь опять — все, кроме кипы грязной одежды. И наконец неодобрительно оглядела себя. Ее платье тоже явно нуждалось в стирке. Гарнет нырнула в сарай, быстро сбросила все и влезла в штаны и рубашку Флинта, которые ей приходилось носить и раньше.Сначала она выстирала нижнее белье, юбку и блузку, развесила их на веревке и только тогда принялась отскребать штаны и рубашки Флинта.Весело посвистывая, Гарнет выхватила из кучи рубашек ту, что была на Флинте в день схватки с индейцами. Она расправила ее и увидела, что на ткани запеклась кровь.Гарнет встряхнула рубашку, и в этот миг из кармана вылетел какой-то предмет. Пораженная, не веря собственным глазам, она уставилась на медальон — бесценный медальон, который она считала навсегда потерянным. Ликуя, Гарнет села на землю, открыла крышечку и впилась взглядом в изображение дорогих лиц.Но вот первый порыв счастья прошел, и она задумалась, каким образом медальон оказался в кармане рубашки. Сердце ее подпрыгнуло и ухнуло до самых пяток.Все это время медальон был у Флинта!Откуда он его взял? Почему ничего не сказал ей? Он ведь знал, как она дорожила медальоном! Что это — злая шутка? Неужели ему доставляло удовольствие наблюдать ее горе? Не может быть!У Флинта была семья. Он видел родных живыми, разговаривал с ними, они все вместе смеялись. Гарнет этого счастья была лишена навсегда.И вдруг она с отчаянием осознала, что ему на это наплевать — несмотря на все испытания, какие им вместе пришлось пройти, несмотря на близость. Беспощадная правда заключалась в том, что все это для него ничего не значило.Гарнет закрыла руками лицо. Нет, здесь нечто большее, чем злая шутка! Это жестокость! Флинт был именно тем человеком, каким она его однажды назвала, — низким. Жестоким и бессердечным.И как она могла заблуждаться и полюбить такого человека? Считала, что присущее ему особое благородство искупает грубость. Что силой своей любви она сможет заставить полюбить и себя.Глупо. Наивно, по-детски и ужасно глупо. Но теперь мечтания рассеялись, пелена не застилает глаза и она отчетливо видит правду — ту, что раньше ей мешала понять влюбленность. Флинт Маккензи на любовь не способен!Когда у Гарнет раскрылись глаза, в сердце осталась одна саднящая рана. Давящая и глубокая, которая стискивала грудь и не давала дышать.Гарнет заплакала — и горячие слезы жгли не только глаза, но и само сердце.— Я любила тебя, — всхлипывала женщина, — и надеялась, что сумею изменить… Надеялась заставить поверить в любовь. Но я ошибалась. Ты своего добился — я больше не буду тебе мешать. Я ухожу. Ты остаешься один. Ты недостоин моей любви, Флинт Маккензи. И смилостивься, Господь, над женщиной, которой суждено влюбиться в тебя! Глава 15 Гарнет дождалась, пока Люк уедет, чтобы помочь остальным, оседлала кобылу, приладила к седлу тощий узелок с одеждой и повела к дому. Гарнет задержалась, чтобы попрощаться с Хани, потому что лучшего случая представиться не могло.С тяжелым сердцем она вошла в дом. Хани подняла от раковины лицо и радостно улыбнулась.— Привет! Проголодалась? А я подумала, что самое время готовить обед. Разве угадаешь, когда вернутся эти мужчины!— Я уезжаю, Хани. Забежала только попрощаться.— Уезжаешь? — Лицо хозяйки выражало растерянность и удивление. — А я думала… — Она снова опустила голову к раковине и принялась за чистку картошки. — Мне показалось, что у вас с Флинтом…— Не вышло.— Ах вот как… — Хани вздохнула и отвернулась. — Из-за перегона скота? Я тебя не осуждаю. С какой стати тебе влезать в это дело, если оно вовсе не твое?Гарнет не собиралась рассказывать об истинной причине отъезда. Флинт был деверем Хани. И чернить его совсем ей не хотелось. Она надеялась расстаться с Хани по-доброму.— Зашла перед отъездом поблагодарить тебя за гостеприимство.— Куда же ты теперь? — Хани грустно посмотрела на подругу.— Вероятно, в Санта-Фе, — пожала плечами Гарнет. — Собираюсь там выйти замуж.— Вот не знала. Ты не рассказывала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40