Отменили Госагропром - мертворожденный дебил перестройки, пови-
вальной бабкой которого была Система - по сути же экономической реформы
ничего не изменилось.
Горин ходил мрачный от своих размышлений, даже начал стрелять у До-
нецкого папиросы, к тому времени оправившегося от радикулита и постоянно
одетого, несмотря на теплую погоду, в пиджак, украшенный новенькими
пластмассовыми орденскими планками.
Горин чувствовал себя лишним человеком в этой жизни, звеном в верени-
це лишних русских людей. Талантливых, одаренных, готовых служить верой и
правдой, но не нужных своему Отечеству, России. Лишний Онегин, друг по-
вешенных и сосланных, лишний Печорин в безысходных душевных муках, лиш-
ний Обломов, безнадежно отстающий от нового века, лишние призраки выруб-
ленного вишневого сада. Советское время сделало лишними и даже преврати-
ла во врагов государственных миллионы соотечественников. Так и для Гори-
на связь с лишними людьми прошлого оказалась кровной, окрашенной личной
горечью. При этом советский человек Евгений Горин в отличие от светского
Евгения Онегина не мог скрыться в своем имении, уехать заграницу - его
ждала либо гибель в бесплодной борьбе с Системой, либо опустошающий душу
компромисс. Горин был частью Горы, ее камнем, и Система, как Юпитер, по-
жирающий своих детей, поглотила Горина, его жизнь, его время, а перест-
ройка сделала бессмысленным пережитое.
Горину вспомнилось, как в Москве открылась парикмахерская "Чародейка"
и Горин раз в месяц или полтора приходил в ее светлые зеркальные залы к
своему парикмахеру Яше, который встречал его с радушной улыбкой, усажи-
вал в кресло, мыл голову душистым шампунем, тщательно стриг, укладывал
феном волосок к волоску, и Горин выходил каждый раз из парикмахерской с
ощущением обновления, свежести и уверенности в себе. Так продолжалось до
тех пор, пока Яша, щелкая ножницами, не рассказал Горину невеселую исто-
рию своей жизни. До крутого поворота Яша двигался по наезженной колее -
школьник, студент, инженер, жена, двое детей и все те же сто восемьдесят
- двести, на которые все труднее сводить концы с концами. Яша постепенно
старился в одном из конструкторских бюро Метростроя, но тут произ-
водственная необходимость сформулировала следующие условия задачи: есть
бетон, есть отходы металлообработки, требуется создать машину, изготов-
ляющую бетон, армированный металлической стружкой. И увлекся Яша идеей,
ночами не спал, но задачу решил, авторское свидетельство получил и двад-
цать два рубля награды за четыре года работы. Тут Яша задумался и ушел в
парикмахеры, спасибо люди помогли, в светлые зеркальные залы ввели, что-
бы мыть и стричь чужие грязные волосы и где радио целый день болтает о
новых достижениях победившего, развернутого и развитого социализма, спа-
сибо люди помогли, спасибо люди надоумили, тяжело было инженерное дело
бросать, тяжело было заново жизнь начинать - люди помогли. Так Яша тоже
стал лишним и хотя твердил, что счастлив и доволен, а на самом деле он
умер. Люди, не занятые тем, чему предназначены, неживые, прошлые.
А настоящее уходило в глубь пучины времени стремительно, как горящая
атомная подводная лодка, и каждый день приносил неожиданные новости и
известия, заслонявшие своей значимостью вчерашнее. Ночью на главную пло-
щадь Тбилиси плотным строем вышли танки и смерть настигла не ведающих,
что они пришли на свидание с нею...
Дорога длинными асфальтовыми уступами привела к храму.
Казалось ничем не примечательна кладбищенская церковь Лазаря Четве-
родного, но войдя в нее, Горин попал в пространство, окруженное святыми
ликами, где невозможно совершить что-то безнравственное, как в Тбилиси.
Среди пришедших и творящих молитву Горин неожиданно для себя почувство-
вал необходимость поделиться сокровенным. Горин не был лишним здесь, че-
ловек в храме среди других таких же, и свободно мог, сознательно приняв
веру даже без атрибутов посвящения, обратиться к тому, кого именуют Соз-
дателем: помоги не пасть духом, огради от болезни меня и любезных сердцу
моему, благослови явление трудов моих взору человеческому, раз горит во
мне искра Твоя. Еще Горин захотел мира и блага на всей земле, но сразу
ощутил неисполнимость такого желания. Тут даже Бог бессилен.
Двадцать четыре раза взошло и зашло солнце, каждый раз возвращаясь на
круги своя, и наступил последний день пребывания Горина в санатории.
Последний день, весенний день. Деревья покрылись зеленым пухом первой
листвы и уже заслоняли ранее просматриваемое здание павильончика с вода-
ми источника номер семь.
Горин выпил маленькими глотками стакан тепловатой горьковато-солоно-
ватой воды, глубоко дыша свежим утренним воздухом, упруго преодолел
подъем и лестницу с ординарными перилами, с аппетитом позавтракал, поп-
рощался с застольниками и получил у медсестры Галины Александровны вы-
писку.
- Уезжаете, - добродушно улыбнулась Галина Александровна.
- Домой. А дома, конечно, жена ждет, скучает, детки спрашивают, где
это наш папка пропал, а папка, отдохнувший, здоровый, вернулся, вот и
радость в доме, не то что мне, вдове, здесь до смерти куковать одной.
- Ну, вот, начали за здравие, а кончили за упокой. Вы же круглый год
на курорте живете, Галина Александровна. А мои детки уже три года как
сделали меня дедкой. Вот везу внуку кожаные тапочки, мехом отделанные,
пусть бегает. Ваши-то как?
- Дочку недавно замуж выдала, слава богу, за русского, а то за ней
внук соседа, местные они, все бегал, а внука-то на дороге поймали с ав-
томатом, грабили они иногородних, кто на своих машинах приезжают из
Москвы или других городов.
- Посадили внучека?
- Куда там! У них деньги мешками стоят, дед взял один мешок, в мили-
цию снес, отпустили внука на все четыре. А вот с сыном моим беда.
- Что такое?
- Он у меня под Саратовым служит, звонит каждый вечер. А тут молчок
три дня подряд. Их часть и раньше посылали на усмирение. Слышали, что в
Грузии творится, наверное, опять ему приказ вышел.
Глаза Галины Александровны наполнились слезами. Словно пробился ис-
точник из Горы. И наверное , эти слезы такие же теплые и горько-солоно-
ватые, подумал Горин.
- Какие ваши годы, Галина Александровна, еще глядишь, изберете себе
кавалера покрепче из приезжающих с каким-нибудь легким остеохандрозом,
тем более что история болезни кандидата, а значит картина его здоровья у
вас всегда под рукой. И выборы можно провести, как сейчас говорят, на
широкой альтернативной основе.
- У них, у кандидатов этих, вместе со старостью не остеохандроз, а
остеостервоз развивается, - опять заулыбалась Галина Александровна. - А
что верно, живы будем - не помрем, счастливо вам, не болейте.
В лечебном корпусе небольшая очередь неспешно продвигалась к окошку
раздачи. Из блестящей металлической трубочки вязко вытекала белая пена,
заполняла глубокое блюдце, и медсестра выдавала его с маленькой ложкой в
обмен на запись в санаторной книжке. И Горин получил свою порцию кисло-
родного коктейля, дозу растворенного жизнерода. Было что-то ритуальное в
этой молчаливой очереди за кислородом, и Горину подумалось, что при су-
ществующих темпах экологической эрозии скоро будут очереди за глотком
чистого воздуха.
Зато в грязелечебнице на удивление было совсем не людно, и уже через
полчаса-сорок минут Горин сидел на скамейке и жмурился под лучами тепло-
го солнышка в ожидании автобуса. Казалось бы, осталось провести послед-
ние часы в окружении весенних гор, наслаждаясь обновленным ощущением
жизни, но, с другой стороны, сил теперь вполне доставало, чтобы прямо
взглянуть в лицо и прошлому, и настоящему, и будущему. Санаторий позво-
лил Горину вырваться из колеса ежедневной текучки, ветер перемен помог
содрать разноликую маску лжи, с которой Горин прожил свои полвека. При
Системе Горин родился, учился в ее классах, носил пионерский галстук,
комсомольцем проходил ее университеты, работал на нее, в том числе по
субботникам и воскресникам. И наравне с миллионами других на общих соб-
раниях, пионерских сборах, заседаниях комсомольских и партийных комите-
тов, под общий хор лозунгов и призывов, газет, журналов, книг, радио и
телевидения, театра и кино постоянно испытывался на идейную чистоту.
Жизнь не укладывалась в прокрустово ложе социальной утопии, но Горин
когда-то веровал, что учение истинно, ибо научно в отличие от иных, од-
нако с годами сам пришел к выводу, что Системой полностью извращен ос-
новной закон любого процветающего общества - соответствия роста произво-
дительных сил и производственных отношений, понял, что реальной экономи-
ке смертельно противопоказан однопартийный аппарат, намертво сросшийся с
машиной подавления - государством. Но вряд ли кто, в том числе и Горин,
мог представить себе истинные масштабы ряженого в суррогат вечных идеа-
лов идола, на жертвенный алтарь которого ненасытными потоками льется
кровь репрессированных, слезы обездоленных, соки земли, имя которой -
Отечество.
Какой же выбор стоял после четырех лет перестройки перед простым со-
ветским человеком Евгением Сергеевичем Гориным?
НИИ, в котором работал Горин, поначалу грозились закрыть, потом пере-
вели на одну из моделей хозрасчета, повысили ставки, пошли премии за ак-
кордные работы на договорных началах, Горин впервые почувствовал, что
кошелек не пуст за три дня до получки, но в черной дыре дефицита исчеза-
ло то одно, то другое, к тому же началась окопная война между директором
и его заместителем, которые не поделили мандат народного депутата, и
опять поползли слухи об очередном сокращении штатов. Одновременно пышным
лихорадочным цветом распустились кооперативы на пустых прилавках дефици-
та и золотых россыпях бесхозяйственности, вызывая ненависть функционеров
Системы и рядовых ее рабов. Кооперативы казались Горину явлением времен-
ным, непостоянным, с веревочкой на шее, кончик которой в руках властей.
Система, как те жулики с тремя наперстками на фанерной дощечке у
Кольца-горы, продолжала свои манипуляции, и неизвестно было, под каким
наперстком таится ее проигрыш.
Вот и получалось, что для Горина тропинка в будущее терялась в тумане
неопределенности, за которым, похоже, таился обрыв. Кем мог стать Горин
в свои пятьдесят? Остаться госслужащим? Податься в кооператоры или арен-
даторы? Работать на договорной основе? Как начинать жизнь сначала? Поло-
жение жены, сына и невестки ничем существенным от Горинского не отлича-
лось. В сущности и Дюк, и Юлька тоже лишние люди, новая генерация сред-
него слоя Системы, они с молоком матери и на примере отцов усвоили суть
Системы и пока не собирались жить по-иному. Цепочка лишних людей продол-
жилась на одно звено.
Но Горин понимал и другое - изменилась не только окружающая среда,
изменился, причем где-то в самой основе, и сам Горин. Если четыре года
назад его мировоззрение ежедневно деформировалось, словно стенами казар-
мы, сумасшедшего дома или камеры, то теперь Горин не представлял себе
иного образа жизни - без свободы своего слова, своего личного мнения.
Мысленно Горин положил на одну чашу весов гласность, свободу духа и
совести, уход из Афганистана и разрезанные ракеты, а на другую - всю тя-
жесть семидесятилетней Системы, пирамиду Горы, и добавил туда вагон-рес-
торан с выдохшимися бутылками, мальчика-сифилитика и убитую девочку,
звон разбитых рогаткой витражей "Лермонтовской галереи" и каратистов на
кладбище, гибель атомной подводной лодки и танки в Тбилиси. Бесплотная
субстанция, греза веры, мечта человечества - СВОБОДА - не дала перетя-
нуть себя, но и не имела реальных оснований для победы.
Многое, если не главное, должен был решить первый съезд народных де-
путатов. Он должен был стать съездом создателей правового общества, в
котором действует свободный разум и добрая инициатива на благо и процве-
тание человека.
Горин, как и миллионы других, ждал съезда и надеялся на крах Системы,
а Гора готовила свои козыри: карточки на продукты, резню в Фергане и
взрыв газопровода под Уфой, скрутивший огненным жгутом два пассажирских
поезда.
Донецкий рассказал Горину легенду о горце, который спрятался за спи-
ной Мартынова и убил Лермонтова. Ничем не подтвержденный фактически, миф
передавался из уст в уста вот уже полтора века и живуч был по той же
причине - правду скрыть и вину свалить на злого врага. Правда, а другое
имя ей - истина, проста и жестока, без вуали иллюзий и лжи, и настоящее
мужество нужно, чтобы смотреть ей прямо в лицо, но без ее знания, без
правды нет праведного поступка.
И Горин открыл глаза.
По диагонали, через перекресток стояло высвеченное солнцем трехэтаж-
ное здание. Советское учреждение с крупными буквами на фасаде СКГВХ и
лозунгом на крыше из стеклянных неоновых трубочек, которые ярко сияют в
ночи: "Мелиорация - дело всенародное!" Приспело время обеденного переры-
ва, из здания группками повалили люди. Вот он поворачивающий реки мин-
водхоз, вот они винтики Системы, никто из них не отвечает за, как слеза-
ми, солями пропитанную, заболоченную, утопленную землю, подумал Горин и
поймал себя на неожиданной мысли, а ведь вот она, правда, неоном в ночи
горящая: МЕЛИОРАЦИЯ - ДЕЛО ВСЕНАРОДНОЕ! То есть и его, Горина, дело.
Вот какой получился итог.
Вернусь в Москву, решил Горин, обязательно отыщу неформальную группу
по борьбе с мели-ораторами, пусть нас будет больше, хотя бы на одного,
издам книгу за свой счет, сейчас это возможно, куда войдет и такое сти-
хотворение:
Каждый идет сам к своему итогу...
По соломинке
всю жизнь
работал-таскал,
как муравей в кучу,
и вот -
что за стог этот итог?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44