Даже собаки и кошки возвраща-
ются на пепелища, птицы прилетают из теплых стран - инстинкт этот изве-
чен. Сколько в моей жизни было домов? Разбомбленный войной в Пушкине,
деревянная изба бабки в эвакуации, послевоенные коммуналки на Потылихе и
в Каретном Ряду и, наконец, своя квартира, свой дом, свой мир с Наташей,
который опустел после ее смерти, а теперь - наш с Ленкой. Разбазарят на-
ше гнездо безалаберные дети...
Я приводил еще какие-то доводы Алене, но она, судя по всему, не слы-
шала меня. Что делать?.. В нелегкие минуты своей жизни военный атташе
России во Франции генерал Игнатьев, пятьдесят лет отслуживший в строю
без страха и упрека, брал чистый лист бумаги и расчерчивал его надвое.
Также сделал и я:
- Смотри, Ленусь, справа все "за", слева все "против".
- Что я должна разделить? - изумленно спросила меня Алена. - Что? И
кого? О чем ты говоришь? Как мне разделить родителей и Юленьку надвое,
себя пополам? Соображаешь, что предлагаешь?
Граница...
Случится так, что мы ее пересечем и все разделится. Кто-то и что-то
останется по ту сторону, мы и что-то станем по другую. Черно-белый поло-
сатый столб разделит все, что было здесь и там, пройдет через души,
взгляды, судьбы...
- Спать пора, - устало сказал я и погладил Ленку по голове. - В чет-
верг - к врачам. Немолодые уже, нельзя нам волноваться...
- Утро вечера мудренее, - поняла она меня.
Глава третья
--===Колония===--
К О Л О Н И Я
Глава третья
Для отъезжающего надолго заграница начинается с загранкабинета в ведомственной
поликлинике, для отъезжающего в короткие - с кабинета врача, где состоишь на
учете...
И где я только не состою на учете?
В отделе кадров хранится серая трудовая книжка, где всего три скучных
записи. За первой - шальная юность, пролетевшие, как один день, студен-
ческие годы, чистое небо двадцатого съезда, салют Московского фестиваля,
бескрайние поля целины. За второй - восемь лет в отраслевом изда-
тельстве, редактирование, журналистика, за третьей - АПН, и ни слова о
главном - над чем трудился больше всего в жизни - о стихах, о сценариях,
об Образе и Слове.
В парткоме тоже есть моя учетная карточка. Член КПСС. А как иначе?
И, конечно, член профсоюза. Даже не припомню какого. Раньше числился
в тред-юнионе работников культуры, сейчас, кажется, в "школе коммунизма"
совслужащих. Впрочем, какая разница? Что профсоюз, что местком, что цех-
ком, даже ВЦСПС - все на одно плакатно-профсоюзное лицо. Из года в год
одно и то же - почему паршиво кормят в столовой и где получить хороший
продуктовый заказ? Квартира у меня есть, из пионерского возраста Сережка
уже вышел, соцстраховской путевки не достать.
По документам Госавтоинспекции имею права и право водить личный ав-
тотранспорт. Право имею, транспорта нет. Как скопить, где купить, как
обслуживать? А ремонт? А запчасти? А бензин?
Добровольное общество содействия армии, авиации и флоту, как и Крас-
ный крест регулярно получают с меня взносы. Я обязан добровольно их
сдать, иначе я - непатриот. Отсюда и выводы.
Получают мои копеечные дотации и Общество охраны памятников культуры.
Но пока куда больше средств тратится на их уничтожение, чем на реставра-
цию.
Что же, куда ни кинь - везде клин? Нет, есть общество, которому
членские взносы я плачу исправно и с удовольствием платил бы больше -
"Спартак". Мой футбольный фаворит. Состою также в яхт-клубе "Водник", но
яхта - особый разговор, алые паруса души.
С точки зрения жилищно-эксплуатационной конторы Истомин Валерий Сер-
геевич - ответственный квартиросъемщик однокомнатной квартиры полезной
площадью девятнадцать и семь десятых квадратных метра, совмещенный сану-
зел, большая кухня, одиннадцатый этаж, улицы Гиляровского, Щепкина, Ду-
рова. Старая Москва, снесенная Олимпиадой.
Абонент Московской телефонной сети. Своей очереди на телефон ждали
пять лет.
Больше двадцати лет - член творческого Союза Журналистов СССР. По
секции очеркистов. Почему очеркистов? Ближе к литературе.
Счет мой в государственной трудовой сберегательной кассе отражает не-
частые, но крутые взлеты и падения, - перевели гонорар и тут же раздали
долги. Есть карточка с моей фамилией и в родной бухгалтерии, где два ра-
за в месяц получаю зарплату: сто восемьдесят минус взносы, минус алимен-
ты, минус квартплата, газ, свет, телефон, остается сто минус единый про-
ездной билет на все виды транспорта, кроме такси. С гонорарами и премия-
ми плюс Аленины сто двадцать - где-то триста на круг. Минус расходы на
детей. В целом концы с концами сводим, но не всегда, поэтому я еще и
член кассы взаимопомощи. Но запасов "на черный день" нет и в помине.
Заграница поможет, хорошо поможет.
В разных городах, в разных районах, в разных отделах записей актов
гражданского состояния так записано пером, что не вырубишь топором, что
родился, что три раза женился, один раз развелся и овдовел. И что от
первого брака сын. Сережка.
С учета в противотуберкулезном диспансере меня сняли через три года,
как получил квартиру.
Не упомню, да и не в этом суть, где я еще отмечен, зарегистрирован,
внесен?.. Да, конечно же, в Министерстве иностранных дел СССР, в синем
служебном паспорте вклеена моя фотография. Смотрю прямо и напряженно.
Простое лицо рядового советского гражданина. Эту фотографию рассматрива-
ли и сличали ее с моим настоящим лицом в Европе, Азии и Африке, Латинс-
кой и Северной Америке. Иногда враждебно, иногда доброжелательно, чаще
всего - с профессиональным вниманием. Каким же я им представлялся? Им
или кому-то другому, но кто бы ни читал мои документы, паспорта, удосто-
верения, билеты, карточки, каждому я виделся по-своему, одной стороной,
сколками, срезом, гранью - целого меня не знает никто.
Даже Алена. Но любовь преодолевает и это препятствие.
Вот и тогда , в очереди в загранкабинет, мы сидели рядом на стульях и
читали предусмотрительно взятые из дома книги: Лена - "Унесенные вет-
ром", а я - "Сад радостей земных", и казалось, ничто не могло оторвать
ее от этого занятия, уж больно ей нравилась книга, но все равно, время
от времени она поднимала на меня глаза и безмолвно спрашивала - как ты?
А я успокаивающе ей улыбался - все в порядке, маленький, все будет хоро-
шо.
Все будет хорошо, думал я, глядя в книгу и не видя текста, если мы
получим справки о здоровье, а процедура эта весьма длительная и ковар-
ная. Сначала надо сдать анализы, попасть к терапевту, сделать электро-
кардиограмму, пройти флюорографию, принести справки, что не состоишь на
учете в психдиспансере, тубдиспансере, у нарколога, затем окулист, ухо,
горло, нос, дантист, хирург, невропатолог. К каждому эскулапу предвари-
тельная запись, талончики, очереди. Каждый напишет свое заключение, и со
всем этим ворохом - опять в загранкабинет.
Окончательный диагноз поставит женщина. Баба Яга. С лицом старой
ведьмы: нос крючком, запавшие злые глаза и глубокие морщины. Говорят,
что мужчин она не трогает, а вот женщинам оказывает самое пристальное
внимание. Особенно украшениям, которые на них надеты: кольца, серьги,
кулоны, брошки, цепочки... А мало ли у слабого пола всяких болячек?
Смотрит Баба Яга на заключения специалистов и задумчиво говорит, куда же
вам, голубушка, с такими расстройствами менять климат, наш здоровый мос-
ковский воздух на тропическую жару? Многие заранее специально надевают
что-нибудь одно, чтобы оставить в загранкабинете.
Алена не последовала такому примеру - только обручальное кольцо на
тонком пальце, но в сумочке, в маленьком бумажном пакетике у нее брошка.
Серебряная. С большим желтым топазом. На всякий случай.
Наша очередь. Заходим вдвоем.
- Здравствуйте!
- Садитесь, - Баба Яга оторвалась от записей, сбросила очки, они по-
висли на цепочке на морщинистой шее.
Рассмотрела нас.
Взяла направление из отдела кадров.
Завела на нас карточки, написала на них красным карандашом в углу и
подчеркнула с нажимом дважды "тропики!"
Выписала кучу направлений. Мне.
Алене - одно. Ей придется пройти по всем кругам ада дважды - у себя в
районе, потом здесь, в ведомственной поликлинике.
Таков порядок. Только разве это порядок? Просто никто ни за кого не
хочет отвечать. А зачем? Поедут Истомины в тропики - от этого Бабе Яге
ни жарко, ни холодно, а случись что с Истомиными в тропиках, можно сос-
латься на районную поликлинику, а куда же они смотрели?
- Ваши карточки будут стоять в коридоре. Берите сами и обходите вра-
чей. Ясно?
- Спасибо, - хором сказали мы с Аленкой и вышли из кабинета.
Я проводил Алену вниз, помог одеть пальто в гардеробной - она поехала
в районную поликлинику, я направился к окошку регистратуры.
Брошка пока не понадобилась.
Глава четвертая
--===Колония===--
К О Л О Н И Я
Глава четвертая
Чистота - залог здоровья.
Чистота посуды, в которой сдаешь анализы - залог получения справки о
здоровье.
Той весной, когда я уже побывал в Монголии, на Кубе, в Алжире, мне
сказали, чтобы я собирался в Бразилию и Аргентину - требовался репортаж
о гидроэлектростанциях, на которых были установлены советские гидроагре-
гаты. Рио-де-Жанейро, Буэнос-Айрес - неужели увижу воочию?
Тьфу-тьфу-тьфу.
Солнце, словно надраенное, подмигивало мне из множества весенних лу-
жиц - да, да, да, шумела в стоках талая вода - да, с грохотом разбива-
лись вдребезги сосульки, летящие с крыш, - да! А как легко - бывает же
такое! - без очередей, все так удачно, так быстро обошел врачей. Вопро-
сов не было, а если и спрашивали, на что жалуюсь, отвечал, что на ма-
ленькую зарплату. Эскулапы добродушно смеялись - у них она тоже невелика
- и ставили свою подпись в ряд с другими.
И на следующий день светило солнце, шумела вода, пьянил весенний воз-
дух - я пришел за справкой к лечащему. Опять без очереди, сразу попал в
кабинет. Она посмотрела все записи, электрокардиограмму, одной рукой
взялась за заветный бланк, отпечатанный почему-то на зеленой бумаге -
цвет надежды, а другой вытащила из отдельного кармашка бумажки с ре-
зультатами анализов. Такие длинные, как при сдаче белья в прачечную.
Зеленый бланк ей пришлось отложить. Она уставилась в справки, потом
на меня.
- У вас больные почки.
Если бы в этот момент я лежал на столе в электрокардиографическом ка-
бинете, то приборы установили бы, что сердце у пациента Истомина упало.
Глухая пустота на его месте. Разве это жизнь с больными почками? Медлен-
ное умирание. И прощай поездки, застолья, прощай элементарная каждоднев-
ная свобода пить и есть, что захочется - остренькое, кисленькое, марино-
ванное, та свобода, о которой ежедневно просто не помнишь, не замечаешь
ее. К тому же, придется уйти из редакции - кому нужен невыездной сотруд-
ник?
- Что делать, доктор?
- К урологу. Срочно. Он консультирует... Минутку, проверю... да, по
средам и пятницам. Завтра, значит.
Солнце нестерпимо кололось лучами из множества весенних лужиц - нет,
нет, нет, булькала в стоках талая вода - не да, с грохотом выстрела раз-
бивались вдребезги сорвавшиеся с крыш сосульки - нет!
Уролог молча выслушал мои сбивчивые мрачные объяснения.
Усмехнулся.
- Давайте-ка повторим анализы. Следовательно так, молодой человек,
слушайте и запоминайте...
И доходчиво, как старшина новобранцу, вразумил, как грамотно сдать
требуемое. Де-лай раз! Де-лай два! Воль-но!
Добавил задумчиво:
- Большие карьеры рушились... Какие люди!.. И все из-за невежества...
Я в точности выполнил его инструкции.
Мой друг, которого я через два дня случайно встретил, выходя из по-
ликлиники, так и не понял, почему я затащил его в ресторан, где угостил
и студнем с горчичкой, и заливным с хреном, и борщом с салом, и шашлыч-
ком на ребрышках, и мороженым с сиропом. Мы залили все это парой бутылок
сухого грузинского вина.
Друг ел, пил, причмокивал и только удивленно таращился, когда я бесп-
ричинно, по его мнению, весело смеялся. Еще бы! В кармане моего пиджака
лежал заветный зеленый бланк - прав был уролог. Правее не бывает...
Троллейбусом от метро до Звездного бульвара, где на кончике обелиска
торчит ракета, которая никуда никогда не улетит, а в основании - музей
Космоса, который вечно закрыт. Психдиспансер - во дворе длинного ряда
одинаковых домов, никогда не помню точно, в каком именно, но условный
рефлекс ежегодного посещения всегда приводил меня к дверям подъезда за
углом. То ли от соседства с космическим мемориалом, то ли от канцелярс-
кой обыденности заведения, где за сотнями карточек стоят глаза безумия
со своей историей, но странное ощущение каждый раз морозно продирало у
окошка регистратуры. Казалось, что очкастая пожилая женщина в белом ха-
лате расхохочется, обнажив клыки вампира, и спросит загробным голосом:
- Был в Алжире? И видел, что у алжирского бея под носом шишка?
Финал гоголевских "Записок сумасшедшего" вспомнился, когда получал
справку из психдиспансера перед поездкой в Алжир.
Справка из психдиспансера - странная справка. Она удостоверяет не на-
личие, а отсутствие. Что я не состою. Что я не безумен.
Такая же справка свидетельствует, что я не болен туберкулезом. Прав-
да, для этого надо сделать снимок грудной клетки. Руки на пояс, локти
вперед, подбородок повыше, вздох, не вы-ды-хать, одевайтесь. Результат
через три дня. Вспоминается прошлое - жизнь взаймы от снимка до снимка,
тубдиспансер, туббольница, тубсанаторий. Я давно уже снят с учета, а все
равно идешь к холодному экрану, как на эшафот. А вдруг опять задует се-
верный ветер с юга?
Снимок подтвердил наличие отсутствия процесса в легких. И справка то-
же.
Споткнулся, как всегда, на ровном месте. Вот уж не ожидал. И у кого?
У хирурга.
Плоское, как блин, лицо, раскосые глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44