И правда, через десять минут принесли. Прозрачная пластинка, в кото-
рой, как кредитная карточка, как аккредитационная карточка, мои права,
моя фотокарточка, мое лицо смотрело на меня, я - на него. Незаметно пе-
ремигнулись - не забыть прикупить побольше брелоков и зажигалок ТАМ,
легче будет жить ЗДЕСЬ.
Уплатил членские взносы в Союз Журналистов за три года вперед, за год
вперед внесли квартплату и за телефон двух квартир. Пришлось кое-что
распродать. Не беда, наживем. Наживем, живя где-то, а не здесь, наживем,
если уедем, а тысячи приехали сюда отовсюду - из разных краев, областей,
республик, кто за правдой, кто за работой, кто за дипломом - и всем ну-
жен свой угол. Те же, кто уезжает надолго, должны бронью, как броней,
защитить свою квартиру, свою жилплощадь, свое право, возвратясь, опять
жить в столице. Бронь - обычная бумажка - охранное свидетельство, кото-
рое я должен был получить как ответственный квартиросъемщик на террито-
рию, где фактически обитали Юля с Димой. От перегрузок шла кругом голова
- начальство поставило жесткое условие: едешь в рай, загодя сдай все ма-
териалы на квартал вперед. Когда? Это начальство не колышит. И тут зажи-
галкой не отделаешься.
Я попросил Алену помочь.
Оказалось, что мы с ней как отъезжающие заграницу попали в разряд
поднявшихся с насиженного места по призыву партии - возводить, претво-
рять, осваивать или в разряд подписавших контракт и за "длинным" рублем
рванувших в тайгу на лесоповал или в море на путину. Как мой сопалатник
Аркадий Комлев в стационарном отделении противотуберкулезного диспансе-
ра, который получил на Дальнем Севере дырку в легком, словно от пулевого
ранения.
Сходство в наших ситуациях, конечно, имелось, только Аркадий открыто
уехал за пачкой банкнот, для меня же этот мотив - не лейтмотив, а просто
мотив - звучит не вслух, а как бы под аккомпанемент АББА: мани, мани,
мани...
Длинную, как анаконда, очередь в Банном переулке Лена отстояла впус-
тую - требовалось мое личное присутствие. Пришлось мне отправиться по ее
стопам из пункта А в пункт Б, точнее, из пункта ЖЭК в пункт Банный, где
я встал в затылок очереди, которая за три часа стояния обернулась ко мне
лицом, искаженным страданием, страданием по принципу: человек человеку -
друг, товарищ и брат, то есть здравствуй, брат, проходи, друг, слушаю
вас, товарищ. В конце концов получил я бронь, но при этом подумал: зачем
искать сюжет современной трагикомедии, мелодрамы, фарса, наберись терпе-
ния, выслушай здесь натерпевшихся, ищущих крова, ибо кто ты без крова?
Перекати-поле...
Тем более странным было ощущение, что все основные дела переделаны и
что даже заказаны билеты - мы на листе ожидания "Аэрофлота".
Лист ожидания...
Ровно пятьдесят дней я не виделся с кадровиком, не тревожил его по-
пусту и вот с чистой совестью явился в его кабинет.
- Здравия желаю, товарищ начальник! - бодро отрапортовал я. - Рядовой
Истомин упражнение закончил.
Кадровик покосился на меня:
- К пустой голове руку не прикладывают. Садись пока. Или сейчас не
принято так говорить, лучше присаживайся... Значит, так... Тут одна бу-
мага получена...
И замолчал. Я опустился на стул.
- Из... - я показал большим пальцем на потолок.
- Нет, - отрицательно мотнул головой кадровик. - Оттуда не шлют ника-
ких бумаг, оттуда информируют. По этой линии все в порядке, решение
есть, можешь ехать...
Пронесло, подумал я об Алене, не докопались до ее пребывания в погре-
бе под немцами: - Я готов.
- Готов, готов, он готов, видите ли. Ты-то готов, ясно, что рядовой
Истомин упражнения закончил. Всегда готов. Как пионер... И что за люди,
почему сразу не предупреждают?
- О чем я вас не предупредил? - встревожился я.
- Да не ты, дружок твой, Николай Иванович Марченко, попросил еще на
годок продлить ему пребывание в стране. Не кого-нибудь попросил - посла.
Тот поддержал просьбу, но с такой формулировкой, что понимай как забла-
горассудится, хотите продлевайте, хотите - нет.
Он замолчал.
- А если продлят... - неуверенно начал я.
- ... то псу под хвост все наши с тобой старания. Через год снова
здорово, заново тебя оформляй. Опять справка о здоровье, анкеты и все
остальное - считай, что рядовой Истомин и не приступал к упражнению. Ну,
удружил он тебе.
Какой он мне друг, вдруг враждебно подумал я о Николае, о Мыколе, как
мы его звали в редакции. Действительно, не мог что ли сразу известить -
ну, обождали бы год без этих мытарств. А ведь меня во Францию планирова-
ли, в Париж и сняли... Что-то я опять хочу в Париж...
- Безнадежно? - безнадежно спросил я у кадровика.
- Давай попробуем... - закряхтел он. - Я со своей стороны руководству
такой шар закачу, что, де мол, послу отказать нельзя, кто ж ему откажет,
но, с другой стороны, есть у нас и свои планы, очередь на выезд, и что
Марченко место ждет, но полгода еще можем обождать. У тебя с начальством
хорошие отношения?
- Хорошие, - попытался я сам для себя ответить на этот нелегкий воп-
рос. - Но и у Николая тоже...
- Резонно, - со вздохом согласился кадровик. - Мыкола, хитрый хохол,
смиренно всегда себя держал. А с секретарем партбюро?
- Вот с ним точно хорошие, - обрадовался я.
- Поговори. Объясни ситуацию.
- А если полгода, то ничего не устареет?
- Нет. Только на визу опять придется посылать. Но это поправимо.
Глава седьмая
--===Колония===--
К О Л О Н И Я
Глава седьмая
Так мы с Аленой оказались на листе ожидания длиной в полгода. Нельзя сказать,
что все вернулось на круги своя, но мы, не сговариваясь, перестали даже
упоминать, не то что обсуждать или строить какие-либо планы по закордонной
жизни. Вроде бы ничего не поменялось, жили по-прежнему, но в душе шло, точнее,
уже произошло отторжение, оскол, словно, треснув, оторвался айсберг от
материка и с каждым днем отходил все дальше.
Мы уже стали получужими.
Когда себя чувствуешь чужим в стране? Наверное, будучи эмигрантом, но
это чувство, слава богу, мне неведомо. Здесь - иное, когда чужой - у се-
бя дома, на родине. Какой смысл заказывать Истомину интересный материал,
рассуждали в редакции, ведь он уезжает? Зачем покупать новый костюм
вместо изношенного - там купим все? Даже за квартиру уплачено на год
вперед.
И образовалась пустота.
Вакуум в плотной ткани. Для окружающих мы уже уехали, для нас мир, в
котором мы жили и работали, был отторгнут, мы смотрели на него из того
далека, куда еще не прибыли.
При этом никакой уверенности в том, что нас ожидает впереди, не было.
Как-то я готовил статью об институте черной металлургии. Криво усмеха-
ясь, мне показали глазами на мрачного человека, сидевшего в углу за сто-
лом , а позже рассказали его историю.
Как это нередко бывает у нас, вдруг, как вспышка, как молния, как
озарение, приходит идея, а может и блажь осеняет чью-то светлую голову
там, наверху. Так и в этом случае до кого-то доперло - а ведь наша, оте-
чественная технология непрерывной разливки стали - уникальна. Тут мы
впереди планеты всей. Так какого мы сидим? Отправить в зарубежный вояж
специалиста. Чтобы мог разъяснить, как это выгодно - заливаешь сверху
горячий металл, а внизу вытягивается готовый сляб, и не нужно громадных
обжимных станов. Обязательно надо слать гонца. Лучше с макетом. Ах, и
макет в институте есть? И специалист к макету? Вот его и оформим. Пусть
едет по белу свету. В страны цветущего капитализма не стоит - там уже
сообразили что к чему и понастроили своих установок, а вот в Латинскую
Америку, а тем паче в Африку - то, что надо. Сказано - сделано. Это там,
у них, сказано - сделано, а у нас давай характеристику, анкеты,
партгруппа. партбюро, райком, комиссия старых большевиков, которая в ос-
новном занимается разбором персональных дел - получается что-то сходное
между выездом заграницу и персональным делом, потом должно выйти реше-
ние. Глядишь, ушло полгода, восемь месяцев. За это время закрыли специа-
листу научную работу, премии перестали выплачивать, произошло отчужде-
ние, как со мной, а сама идея как-то поблекла, заглохла и не выглядела
уже столь привлекательной при ближайшем рассмотрении и подсчете предсто-
ящих расходов. Почесав в потылице, сказали бедолаге - нет в тебе потреб-
ности. А может сказали и не почесавшись. А может и не сказали даже, а
просто забыли о человеке за ненадобностью. Он же, уже намылившись загра-
ницу, сделал себе прививки от холеры, чумы, черной оспы, желтой лихорад-
ки, укуса мухи це-це, брюшного тифа и других тяжелых недугов, но не пе-
ренес такого концентрированного удара и слег в больницу, оттуда вышел в
состоянии глубокой задумчивости и был встречен радостно настроенными
сослуживцами: "С приездом, дорогой! Расскажи, чего привез? Ну, угости
хотя бы жвачкой. "Радость светилась в глазах тех, кто мне рассказывал
эту историю, и росла эта радость на ниве утоленной зависти.
Глава восьмая
--===Колония===--
К О Л О Н И Я
Глава восьмая
И все-таки полгода - далеко не бесконечность, отсветило лето, проморосила
осень и подняла заиндевевшие ресницы зима.
Все, можешь брать билеты на самолет, подмигнул мне кадровик, и все
три буквы чудесного слова "все" прозвучали как три удара в колокол перед
отходом поезда, загудели, будто прощальный рев парохода - "в-с-е-еооо!"
- Билетов на рейс нет, могу поставить на лист ожидания, - приветливо
сказала мне в кассе девушка в синей форме Аэрофлота.
Опять лист бесконечного ожидания.
- Неужели нет?
- Рейсы выполняются два раза в неделю, транзитом через три пункта.
Хотите, посмотрю следующий?
- Будьте любезны.
Она набрала код на машине, пошепталась с соседкой, сидящей в такой же
ячейке.
На передачу дел дается неделя. У Николая обратный билет уже на руках,
задержаться он не имеет никакого права - кончается срок решения высокой
инстанции о пребывании за рубежом товарища Н., и только оттуда, с небес,
может снизойти новое решение. На один раз. Раз-решение. Если приеду на
четыре дня позже, останется три - на все-про-все, этого мало, катастро-
фически мало. Иного же не дано - советские могут летать только самолета-
ми Аэрофлота.
- Нет, молодой человек, не везет вам, и на следующий забито, - подня-
ла на меня глаза девушка в синем.
Молодой человек. Все молодым называют, а мне уже сорок пять. Полсро-
ка, а может и больше.
- Что делать будем? - с таким вздохом спросил я у нее, словно свида-
ние назначал, а не билеты выкупал.
- Включу-ка я вас в лист ожидания на оба рейса, дня за три подойдите,
как раз моя смена будет с утра. Следующий, пожалуйста!
За три дня - это пятница, опять доверенность выписывать, ловить чеко-
вую книжку в бухгалтерии да еще успеть телексом предупредить Николая,
чтобы встречал.
Появились и другие, негаданные проблемы. Новая, незнакомая ранее си-
туация была полна неожиданностями. Оказывается, есть и продается система
очистки и фильтрации питьевой воды "Ручеек", без нее, как без рук в тро-
пиках, она и компактная, она и надежная, только где ее взять? Как же без
нее обходится Николай с семейством? Или "Ручеек" у них журчит? Не пове-
зут же они его обратно? Может нам оставят?
Багаж. Во что укладывать барахло - штаны, рубашки, подушки, платья,
простыни, одеяла, посуду, вилки, ложки, утюг, кипятильник?.. Вес давно
превратился в перевес, похоже, что человек только и живет, чтобы обрасти
бесконечным количеством хлама да потуже набить живот.
А книги? Что делать в тропиках без Пушкина? Вопрос не праздный, есть
ли там библиотека? Размышления у книжных полок привели к переоценке цен-
ностей - поэзия получила предпочтение перед прозой, на весах души ее
грамм значительно концентрированней.
А дневники, записи, начатое и неоконченное, задуманное и ждущее свое-
го светлого часа? Плох тот солдат... тот журналист, который не мечтает о
своей книге. Чемодан блокнотов, тетрадок, отдельных листочков не сдашь в
багаж, вдруг пропадет - и исчезнет невосстановимое прошлое моей жизни.
Поезжайте налегке, начните жизнь сначала, там все купите, оттуда при-
везете, советовали друзья. Кстати, о друзьях. Пролистал записную книжку
с адресами и телефонами и подсчитал, что если позвать всех, с кем следо-
вало бы попрощаться, то получается восемьдесят три человека, а по мини-
муму - человек сорок.
Просмотрел еще раз - этого обязательно, потому что друг, этого нужно,
потому что нужный, этого необходимо, потому что... Может друг обождет,
обойдется, он поймет, он же друг... Стоп! Вот так и разъедается
нравственность ржавчиной расчета.
Попрощаться надо и с родными. И с теми, кто жив, и с теми, кого нет.
Мы прошли с цветами в руках мимо конторы, мимо стенок колумбария, ми-
мо поляны в одинаковых, как строй солдат, рядах квадратных серых плит -
захоронения "афганцев", не вернувшихся с войны в мирное время, и чем
дальше по аллеям кладбища, тем глуше становились звуки города, словно
серая вата неба обволокла черные ветви деревьев, повисла на металличес-
ких прутьях изгородей, впиталась в слипшийся от сырости жухлый покров
опавших листьев. И запахи здесь иные, чем в городе - земляные, гнилые,
естественные.
Пока Алена ходила за водой с пол-литровой стеклянной банкой, я привел
в порядок Наташину могилу - расчистил цветник, протер доску с портретом.
Потом мы постояли в молчании недолгое время.
Кузнецов Михаил Степанович и Кузнецова Наталья Михайловна. Две даты и
черточка между ними, в которую вместилась вся жизнь. Отец - деревенский
подпасок, комсомолец, громящий кулаков и храмы, рабфаковец, грызущий
гранит наук, солдат, проливавший кровь на войне, директор небольшого за-
вода. Классический пример строителя социализма. Женился на деревенской,
пришедшей в город во время великого голода тридцатых, заставил жену выу-
читься грамоте, поднял на ноги детей:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44