.. Через
месяц: - Сэр, они выкрасили в красный цвет всю заднюю часть и приступили
к передней. - Могли бы заднюю и не красить - все равно ее никто никогда
с Земли не увидит. Держите меня в курсе... Через месяц: - Они закончили,
сэр. - Прекрасно. Посылайте нашу команду, пусть напишут белым по красно-
му "Кока-кола".
- Кстати, налей-ка мне, - повернулась к Виталию Любаша. - И отнеси
Дениску наверх, сморило парня.
Виталий бережно поднял Дениса на руки и вскоре вернулся с гитарой в
руках.
- Ой, здорово как! - обрадовалась Любаша. - Сколько времени не брал,
запылилась даже.
Виталий вырубил телевизор, подстроил струны и тихо запел:
Под широкой лапой старой ели
Палкой на искрящемся снегу
Кто-то нацарапал еле-еле:
"Приходи, я больше не могу!"
И у строчки полу занесенной
Я остановился на бегу,
Прочитал чужой призыв влюбленный:
"Приходи, я больше не могу!"
А лыжня тянула дальше в поле,
В светлую прозрачную пургу -
Сзади крик отчаянья и боли:
"Приходи, я больше не могу!"
Виталий повысил голос, усилил бой гитары, и в большом холле эхом раздалось
"не-мо-гу-у" и снова тише:
Я не мастер в отыскании кладов,
Но надежду в сердце берегу -
Только нет тебя со мною рядом:
Приходи, я больше не могу...
- Ой, чья это песня? - зачарованно спросила Алена.
- Музыка моя, а стихи Алика Гусовского. Это одна из первых...
Время нашей молодости, доморощенные барды, ни одного вечера не обхо-
дилось без гитары. И пелось и пилось от всей души.
Проникновенно.
Спев несколько лирических песен, которые особенно хорошо звучат у
костра, Виталий перешел на шуточные и остро пародийные.
- Вот, кстати, есть песенка и про тебя. Мой знакомый - Боря Шур слова
написал:
Малюет лист, в работе быстр
редактор - блядь последняя,
не говночист и не министр,
а между ними среднее.
Но если он в недобрый срок
пропустит слово смелое,
Главлит пришлет ему венок
и покрывало белое.
Но-но смотри, не дремлет враг,
держи язык короче!
И пой, и пей не очень так,
и так, чтобы не очень...
За рубежом за каждый чих
фунты фунтов нащелкают
и потому, наверно, их
прозвали прессой желтою,
а мы не любим желтый цвет -
поэзию и прозу мы
давно уж правим - много лет
лишь голубым да розовым.
Но-но, смотри...
Десяток считанных голов
еще в народе бродит
и к отрицанию основ
своим умом доходит,
а мы не ходим далеко -
иных других попроще мы -
все мысли новые легко
берем со Старой площади.
Но-но...
Пером води, резинкой три,
держи паяльник по ветру,
на шефа преданно смотри,
не то походишь по миру,
не то тебе в недобрый срок
такое, братцы, сделают -
не нужно будет ни венок,
ни покрывало белое
Но-но, смотри, не дремлет враг,
держи язык короче!
И пой, и пей не очень так,
и так, чтобы не очень,
и пой, и пей не очень так, и так, чтобы не очень!
- Класс! - покрутил головой я.
- А я боюсь, - вздохнула Любаша. - Это же антисоветчина чистой воды.
- А ты гордился хоть раз в жизни своей страной? - спросил я у Вита-
лия.
- Да, - немного подумав, ответил он. - Когда Гагарин в космос сле-
тал... Когда спутник первый запустили... Верили мы тогда... А наши оте-
чественные, мягко выражаясь, контрасты особенно за бугром хорошо видны.
Помнишь, я тебе про Аргентину рассказывал, про "пропаханду". Так вот, в
день открытия выставки в Буэнос-Айресе был действительно торжественным.
Огромный павильон, нарядная экспозиция, ленты, цветы... Как положено,
исполнили гимны. Первым - аргентинский. Акустика в павильоне прекрасная,
и запели стоящие рядом с нами испанцы, и слезы у них на глазах, честное
слово, от гордости за свою страну, как ты говоришь. Потом грянул наш
"Союз нерушимый...", но без слов, словно похоронный марш в тишине, все
советские стоят, как в рот воды набрали, а аргентинцы на нас удивленно и
с каким-то сожалением смотрят...
- Супер-держава без гимна. Цирк!
- Хватит вам о политике, давайте лучше выпьем еще.
- Глупо отказываться, коли сама супруга предлагает, - потянулся к бу-
тылке Виталий. - Рашен делегашен олвейс реди фор дискашн, что означает
по-пионерски: всегда готовы! Кстати, уже три часа. Имеем полное основа-
ние.
Мы встали, сдвинули бокалы и опять вспомнили Москву.
- Есть хоть у них там выпивка-то? - спросил у меня Виталий.
- Очереди огромные, но как-то обходятся. Все эти антиалкогольные за-
коны и кампании, по-моему, такая чушь. Антигуманная. Мы прилетели как-то
в Алжир, нас представитель встретил, через таможню провел, все в поряд-
ке. А с нами летела женщина на конгресс какой-то и, судя по всему, вся
делегация то ли уже прилетела, то ли она первой была, но ей загрузили
все представительские и сувениры, то есть бутылки, значки, матрешки. Та-
моженник как значки увидел, остолбенел - у них это контрабанда, оказыва-
ется, в Алжире не делают своих значков, а людям нравится, что поделаешь.
И против алкоголя они. Он весь багаж ее перетряс и выставил на стойку
батарею коньяка, водки, шампанского. А она без знания языка, знаками
что-то объясняет, тот башкой мотает, глазами вращает, на Аллаха ссылает-
ся, видит, что весь аэропорт на него уставился. Потом все-таки отдал ей
по одной бутылке коньяка, водки и шампанского. Она в руки эти три бутыл-
ки взяла, лицо белое, губы трясутся, бутылка шампанского выскользнула у
нее из-под локтя, да как ахнет об каменный пол!
- Бедная, бедная советская баба, вечно на нее все взвалят. Вот все вы
такие, - ополчилась на нас Любаша.
- Ну вот, началось, - вздохнул Виталий. - Все виноватых ищем.
- Кстати, о мужиках. В том же Алжире я был не один, а с однофамильцем
моим Истоминым, он фотокорреспондент. В гостинице селимся, дают нам два
отдельных номера. Мой коллега говорит, а нельзя ли нам вместе. И
по-русски мне: консервы у нас, водочка, кипятильник один на двоих...
Портье говорит так задумчиво и сомнительно: месье,... неудобно... Два
мужчины в одном номе ре... Потом взял наши паспорта и обрадовался: Так у
вас же все официально! Потом я тезке вечером говорил - сегодня ты будешь
мадам Истомина, готовь, гулящая, ужин.
- Дорогие гости, а не надоели вам хозяева? - спросила Алена у Любаши.
- Да вы что, ребята, сидите. Или вот что! Лучше пусть Виталька сейчас
вас отвезет, выспимся и куда-нибудь мотанем завтра. Идет?
- А на посошок? - озабоченно спросил Виталий.
- Хватит тебе, за руль ведь сядешь.
- Валер, не пей, я боюсь, - просительно сказала мне Алена.
- Ладно, старик, завтра допьем. И милости просим в гости. Только с
Денисом и гитарой.
Глава двадцать третья
--===Колония===--
К О Л О Н И Я
Глава двадцать третья
Проснулись ярким и совсем не жарким утром первого дня нового года. Время
добежало ближе к обеду пока мы, не торопясь, позавтракали, где-то после
полудня позвонили Веховы и еще через часок по сравнительно пустым улочкам и
попрежнему забитой кольцевой мы добрались до выставочного комплекса, похожего
на нашу Выставку достижений народного хозяйства или, как мы ее называли в
бытность свою, "нарядного хозяйства".
В нескольких павильонах на длинных столах-прилавках, на стеллажах, на
стойках и просто россыпью на полу - книги. Дешевые покет-бук - чтиво на
каждый день, на непритязательный вкус, переиздания Чейза, Харольда Ро-
бинса, Агаты Кристи, Сьюзан Жаклин, Шелдона, Арчера, Уоллеса. Копаясь в
этих книжных терриконах, неожиданно нашли "Дневники Берия". Авторы ут-
верждали, что документы подлинные и, наконец-то, раскрыты тайны Кремля.
Член Политбюро ЦК КПСС и депутат Верховного Совета СССР оказался грязным
сластолюбцем, садистом и тираном. Он откровенно описывал оргии партийных
бонз, которые напоминали пиры Каллигулы - не по размаху и изощренности,
конечно, а по одинаковой структуре: гулял император и приближенные его.
Было ясно, что пером "Лаврентия" водила рука профессионального западного
литератора, в то же время общая картина была достаточно достоверной с
точки зрения иностранца, жившего или часто бывавшего в Москве.
- Будешь брать? - спросил я у Виталия.
- Какой смысл? Здесь прочту и выброшу. Если же везти в Союз, то рис-
кую не только своей карьерой, а значит, благополучием не только своим,
но и Любаши, и Вани, и Дениски. А если даже и провезу, что я с ней буду
делать? Показывать и давать читать только друзьям, не зная, кто из них
первый стукнет.
Я поискал глазами Лену.
Она стояла неподалеку и смеялась, листая какую-то книжицу. Оглянув-
шись на мой взгляд, она подошла к нам.
- Смотри, какая прелесть, Валера. Давай купим.
Оказалось, что это сборник юмористических рисунков.
- "Панч"? - взглянул на обложку Виталий. - Между прочим, у "Панча"
есть и политическая карикатура.
- Ну и что?
- А то, что это издание считается антисоветским по понятиям таможни.
То есть оно у них в списках неблагонадежных. Отберут и не будут смот-
реть, что твой "Панч" посвящен юмору на спортивную тему. И на работу со-
общат - вез запрещенную литературу, неважно какую, но запрещенную.
- Получается, что ввоз смеха в СССР тоже запрещен?
- Над чем изволите смеяться, сэр? Соображайте, соображайте...
Алена с сожалением вернула книжку на место.
Тех же Робинсона и Шелдона можно было купить и подороже, в лучшем
оформлении с твердой обложкой. Так же издается литература, которую, в
отличие от массовой, можно с полным правом назвать художественной. Я с
завистью касался обложек с именами тех, с кем хотел бы общаться, иметь в
личной библиотеке - Зигмунд Фрейд, Жан-Поль Сартр, Альбер Камю, Марсель
Пруст, Самуэль Беккет, Курт Воннегут. Кто-то частично издавался и у нас,
но так, чтобы запросто зайти в лавку и купить или заказать?.. А сколько
мне неизвестных имен!
Следующая книга, которая привлекла наше внимание, было полное собра-
ние сочинений Шекспира в одном томе. Похоже на телефонный справочник,
зато весь Шекспир.От исторической хроники до сонета. Жаль, что на анг-
лийском.
Красочный мир творческой фантазии открылся нам на стендах с альбома-
ми. Пикассо, Дали, Шагал, Босх, Брейгель, Магрит, Модильяни... Здесь мы
застряли надолго - кого-то из художников мы знали понаслышке, у других
многого просто не видели. И все на роскошной бумаге с прекрасной цвето-
передачей. В этом павильоне мы с Аленой разорились - купили "Энциклопе-
дию мировой живописи" Лярусса, где о каждом художнике помещена статья с
отличной репродукцией.
- А могли бы в кожаном пальто щеголять вместо этого кирпича, - с ве-
селой иронией заметила Любаша.
- А я счастлива, - радовалась Алена.
Настроение ее слегка потускнело, когда мы добрались до богато иллюст-
рированных изданий по садоводству, интерьеру дома, до журналов мод, а у
меня загорелись глаза на альбомы и книги по кино, самолетам и яхтам.
Лучше всего и легче всего было Денису - он сразу же отобрал комиксы,
которых ему недоставало в его коллекции, и уткнулся в их рассматривание.
Восхищение и сожаление - вот два противоречивых чувства, которые вла-
дели мной еще долгое время после посещения книжной ярмарки. И не только
мной. "Ну почему мы не богатые?" - спрашивала Алена. - "Накупили бы книг
и альбомов." А я думал о том, что мы бедные не только материально, но и
обкрадены духовно: мимо, сколько же ушло мимо нашего сознания - то, что
подарило бы радость духовного общения, очистило бы от духовной скверны,
породило бы новые творческие замыслы... Мимо... Ушло время и утекла с
ним река, из которой нам уже никогда не напиться живой воды.
Я рассказал о своих ощущениях Виталию, когда мы приехали к нам. Алена
с Любашей хлопотали на кухне, Денис смотрел телевизор, а мы уже налили
по стакану виски с содовой и льдом.
Это справедливо не только для литературы, живописи, скульптуры, архи-
тектуры, кино, но и, в конце концов, для философии, без которой невоз-
можно миропонимание, соответствующее современному уровню. Мы отстаем от
цивилизованного мира и в этом. Вот кого ты можешь назвать из советских
титанов нового мировоззрения?
- Александров?
- Под редакцией которого издана "История философии"? Это же пересказ,
компиляция и критика, причем с партийных позиций.
- А ты можешь кого-нибудь назвать?
- Не могу, потому что их нет. У них есть Сартр, Хайдеггер, а у нас...
Впрочем, есть человек, разъявший нашу непостижимую и удивительную Систе-
му. Александр Зиновьев.
- Где он сейчас?
- Уехал. И Запад разругал тоже. Пишет он нестандартно, в виде диало-
гов различных персонажей, каждый из которых - советский социальный тип.
- А как бы почитать?
- Как, как... Есть тут две лавки, в которых торгуют антисоветчиной,
но в колонии говорят, что их владельцы стучат в посольство на тех, кто
покупает.
- Покажешь?
- Тебе - да.
Тут появились Алена с Любашей, мы расставили тарелки, приборы, фуже-
ры, закуски, фрукты, овощи, и воцарилась атмосфера дружеского застолья.
- Ну что? За тех, кто в море, заграницей и в венерической больнице!
Выпили, поели и опять выпили и опять поели, и наступила, наконец,
благостная истома насыщения и теплого сытого похмелья после бессонной
ночи.
Алена с Любашей несколько неожиданно для нас решили прогуляться до
расположенного неподалеку рынка с магазинами, забрали с собой Дениса, а
мы с Виталием перебрались в плетеные кресла на балконе - перекурить, за-
одно прихватили с собой и стаканы.
Разговор плелся медленно, не спеша, с паузами и незаметно перешел на
родителей.
- Твои старики тоже из системы минвнешторга? - спросил я у Виталия.
- Не совсем так. Мы же с тобой земляки - я тоже ленинградец. Мой отец
- специалист по броневым сталям, и когда началась война, потребовался
приемщик в США. Судьба избрала отца. Вызвали его в Москву, он приехал с
матерью и мной и оформлялся на выезд по линии внешторга. Пока только он
один. Было это в октябре сорок первого года, и надо же случиться так,
что как раз в этот день, по-моему, восемнадцатого, по Москве прошел
слух, что столицу сдают немцам и переносят ее в Свердловск.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44