ванна belbagno
Отсутствие чувства вины не уменьшает, однако, от-
ветственности. Вольно или невольно отвечать за свои дей-
ствия и за то, что превратился в автомат, приходится.
Здесь речь никоим образом не идет о попытке умень-
шения вины военных преступников (хотя стоит обратить
внимание на полное отсутствие у них чувства вины), ни о
том, чтобы объяснить механизм, порождающий эти пре-
ступления (дело слишком сложное и все еще не прояснен-
ное). Важно привлечь внимание к опасности преступного
поведения, часто даже неумышленного, обусловленного
техническим подходом к человеку и обществу. Техничес-
кий подход к миру не следует путать с техническим про-
грессом; первый может быть опасным, второй - только
полезным.
Адольф Гавалевич в своей книге выражает убеждение.
что из <приемной газовой камеры (из блока № 7) удалось
выйти живыми только небольшой горстке тех, которые
верили в вещи "невозможные, невероятные", т. е. в то, что
"именно им удастся, несмотря ни на что, уцелеть">. <Разу-
меется, одной только веры было недостаточно. Необходи-
ма была решимость действовать в рамках реальных, хотя
и минимальных и безнадежных возможностей управлять
своим поведением. Необходимо было быть мусульмани-
ном "активным">. Автор приводит характерный пример,
показывающий, какое большое значение для того, чтобы
пережить лагерь, имели слова: <я хочу>. <Кто думал ина-
че, тот не жил. Однажды ночью один из моих товарищей,
еще в очень хорошем физическом состоянии, признался
мне: "С меня всего этого довольно, дело безнадежное, я
уже не хочу жить". Действительно, несколько часов спус-
тя его труп вынесли за стены барака>.
Не следует забывать, что еще до недавнего времени
большинство психиатров и психологов отрицало суще-
30
ствование свободной воли. Однако, в ситуации наиболь-
шего, видимо, подавления человека и унижения его досто-
инства, способность выбора, воля к жизни играли решаю-
щую роль.
И может казаться парадоксом то, что те, кто находи-
лись в экстремальной ситуации, могли еще сказать: <я
хочу> или <я не хочу>, тогда как их преследователи в
ситуации, материально и морально несравнимо лучшей,
этого сказать не могли. Подлинно живыми людьми в лаге-
ре были те, которые находились на грани смерти, а те, ко-
торые носили череп и кости на своих шапках, были не
живыми людьми, но автоматами.
Несмотря на богатую лагерную литературу, человек,
сам не переживший лагерь, не в состоянии представить
себе, что там происходило. Страдания, испытываемые
днем и ночью каждым узником, выходят за границы во-
ображения. Эта проблема привлекала внимание также и
выдающихся писателей. Например, Зофья Налковска,
принимавшая участие в Комиссии по расследованию гит-
леровских преступлений, посещала бывшие лагеря и мес-
та казней, разговаривала с бывшими узниками и свидете-
лями преступлений, запечатлела свои наблюдения в сбор-
нике очерков <Медальоны> (1946), признанном выдаю-
щимся, поразительным синтетическим документом о гит-
леровских преступлениях, занимающим особое место в
лагерной литературе. Автор отдавала себе отчет в том, что
<того, что переживали люди в гитлеровских лагерях и
тюрьмах, невозможно выразить словами>. Человеку, кото-
рый стремится ретроспективно охватить огромность пре-
ступлений, трудно вообще понять их сущность. В <Медаль-
онах> Налковска пишет: <Действительность можно вы-
держать, если она не вся целиком дана в опыте. Либо дана
неоднозначно, доходит до нас фрагментарно, в обрывках
реализации. Лишь мысль о ней стремится собрать ее, оста-
новить и понять>.
Это был иной мир, столь же иной, как мир психотика.
Попадая в лагерь, узники часто переживали состояние
острой дереализации; то, что видели, казалось им нереаль-
31
человека. Чувство вины, связанное с совершенными пре-
ступлениями, уменьшается или полностью исчезает, ибо
трудно его иметь в отношении предмета (нельзя обидеть
колесико в машине) и трудно чувствовать себя виновным,
если ощущаешь себя автоматом, слепо выполняющим при-
казы. Отсутствие чувства вины не уменьшает, однако, от-
ветственности. Вольно или невольно отвечать за свои дей-
ствия и за то, что превратился в автомат, приходится.
Здесь речь никоим образом не идет о попытке умень-
шения вины военных преступников (хотя стоит обратить
внимание на полное отсутствие у них чувства вины), ни о
том, чтобы объяснить механизм, порождающий эти пре-
ступления (дело слишком сложное и все еще не прояснен-
ное). Важно привлечь внимание к опасности преступного
поведения, часто даже неумышленного, обусловленного
техническим подходом к человеку и обществу. Техничес-
кий подход к миру не следует путать с техническим про-
грессом; первый может быть опасным, второй - только
полезным.
Адольф Гавалевич в своей книге выражает убеждение,
что из <приемной газовой камеры (из блока № 7) удалось
выйти живыми только небольшой горстке тех, которые
верили в вещи "невозможные, невероятные", т. е. в то, что
"именно им удастся, несмотря ни на что, уцелеть">. <Разу-
меется, одной только веры было недостаточно. Необходи-
ма была решимость действовать в рамках реальных, хотя
и минимальных и безнадежных возможностей управлять
своим поведением. Необходимо было быть мусульмани-
ном "активным">. Автор приводит характерный пример,
показывающий, какое большое значение для того, чтобы
пережить лагерь, имели слова: <я хочу>. <Кто думал ина-
че, тот не жил. Однажды ночью один из моих товарищей,
еще в очень хорошем физическом состоянии, признался
мне: "С меня всего этого довольно, дело безнадежное, я
уже не хочу жить". Действительно, несколько часов спус-
тя его труп вынесли за стены барака>.
Не следует забывать, что еще до недавнего времени
большинство психиатров и психологов отрицало суще-
30
ствование свободной воли. Однако, в ситуации наиболь-
шего, видимо, подавления человека и унижения его досто-
инства, способность выбора, воля к жизни играли решаю-
щую роль.
И может казаться парадоксом то, что те, кто находи-
лись в экстремальной ситуации, могли еще сказать: <я
хочу> или <я не хочу>, тогда как их преследователи в
ситуации, материально и морально несравнимо лучшей,
этого сказать не могли. Подлинно живыми людьми в лаге-
ре были те, которые находились на грани смерти, а те, ко-
торые носили череп и кости на своих шапках, были не
живыми людьми, но автоматами.
Несмотря на богатую лагерную литературу, человек,
сам не переживший лагерь, не в состоянии представить
себе, что там происходило. Страдания, испытываемые
днем и ночью каждым узником, выходят за границы во-
ображения. Эта проблема привлекала внимание также и
выдающихся писателей. Например, Зофья Налковска,
принимавшая участие в Комиссии по расследованию гит-
леровских преступлений, посещала бывшие лагеря и мес-
та казней, разговаривала с бывшими узниками и свидете-
лями преступлений, запечатлела свои наблюдения в сбор-
нике очерков <Медальоны> (1946), признанном выдаю-
щимся, поразительным синтетическим документом о гит-
леровских преступлениях, занимающим особое место в
лагерной литературе. Автор отдавала себе отчет в том, что
<того, что переживали люди в гитлеровских лагерях и
тюрьмах, невозможно выразить словами>. Человеку, кото-
рый стремится ретроспективно охватить огромность пре-
ступлений, трудно вообще понять их сущность. В <Медаль-
онах> Налковска пишет: <Действительность можно вы-
держать, если она не вся целиком дана в опыте. Либо дана
неоднозначно, доходит до нас фрагментарно, в обрывках
реализации. Лишь мысль о ней стремится собрать ее, оста-
новить и понять>.
Это был иной мир, столь же иной, как мир психотика.
Попадая в лагерь, узники часто переживали состояние
острой дереализации; то, что видели, казалось им нереаль-
31
ным, как кошмарный сон, столь разительно отличался этот
мир от обычного человеческого мира. <Я подумал: это
все не может быть на самом деле, это как бы сон сна... > -
вспоминает А. Гавалевич.
Каждый психоз, особенно шизофренического типа, ос-
тавляет после себя след; человек, пройдя через него, стано-
вится уже другим человеком. Подобным образом те, кто
прошли через лагерь, стали иными людьми; им трудно
было снова приспособиться к обычной жизни. Измени-
лась - по крайней мере на какое-то время - их оценка
людей, иерархия ценностей, жизненные цели и даже лич-
ности. С другой стороны, лагерь был лишь мерилом их
выносливости. У каждого человека есть пропорция герои-
ческая, желание проверить себя: сколько могу выдержать,
на что способен. Может быть поэтому в так называемых
примитивных культурах юношей подвергают суровым ис-
пытаниям, лишь пройдя через которые, они становятся
членами группы взрослых мужчин. Те, что прошли лагеря,
выдержали испытание; отсюда, возможно, их чувство от-
страненности в отношении обычных людей и поиск рефе-
рентных групп исключительно среди бывших узников, ибо
только они могут их понять.
ПСИХОПАТОЛОГИЯ
ВЛАСТИ
<Концентрационный лагерь научил меня одному: не-
навидеть дисциплину и порядок>,- сказал в ходе дис-
куссии на одном из заседаний Краковского отделения
Польского Медицинского общества за несколько лет пе-
ред смертью профессор Ян Мёдоньски, бывший узник
концлагеря Захсенхауз. Утверждение могло бы показать-
ся странным, если принимать во внимание, сколь большую
роль в жизни индивида и общества играют дисциплина и
порядок.
Слово <дисциплина> происходит от латинского dis-
cipulos и discere. С момента рождения мы становимся
<учениками> окружающей нас социальной среды, выучи-
вая все новые виды <порядка>, которые интегрируют
наши способы поведения. Это происходит, начиная с дис-
циплины принятия пищи, функции выделения, движений
локомоторных и хватательных через дисциплину высшей
формы движения: речи, благодаря которой мы усваиваем
готовую систему видения окружающего мира, мышления
и чувствования, и до всякого рода порядка, социального,
познавательного, эстетического, морального и т. д., с кото-
рым мы сталкиваемся в течение нашей жизни и которым
подчиняемся.
Мы не знаем определения жизни, но если вслед за фи-
зиком Шрёдингером примем, что жизнь есть непрерывное
противостояние энтропии или тенденции материи к хаоти-
ческому движению частиц, то порядок оказывается наибо-
лее существенной чертой жизни.
В непрерывном обмене энергией и информацией со
средой (метаболизм энергетический и информационный)
каждый живой организм, от простейшего до самого слож-
2 Заказ № 2191
ного, стремится сохранить свой собственный порядок. Ут-
рата этого порядка равнозначна смерти, являя собой побе-
ду второго закона термодинамики (энтропии). Вопреки
видимости постоянства живой системы ни один атом в ней
не остается тем же самым; через относительно короткое
время он заменяется атомом из внешней среды. Постоян-
ной остается только структура, своеобразный порядок, спе-
цифический для данного организма. Это своеобразие, или
индивидуальность, относится к порядку на уровне биохи-
мическом (своеобразие белков), физиологическом, морфо-
логическом, равно как и на уровне информационном.
Этот последний род порядка относится к сигналам, по-
лучаемым из окружающего мира и специфическим реак-
циям на них. Благодаря информационному метаболизму
<моим> становится не только собственный организм, но
также и окружающий мир, который своеобразным спосо-
бом воспринимается, переживается и на который индивид
своеобразно реагирует. По мере филогенетического раз-
вития нервной системы информационный метаболизм иг-
рает все ббльшую роль по сравнению с метаболизмом
энергетическим.
Сохранение специфического для данного организма
порядка требует от него постоянного усилия, которое яв-
ляется условием жизни. Усилие жить, которое противо-
стоит энтропии, частично экономится благодаря биоло-
гической наследственности. Благодаря ей своеобразный
порядок переносится от поколения к поколению. Поло-
вое воспроизводство обеспечивает большее разнообра-
зие структур, так как генетический план, возникающий из
соединения двух половых клеток, является новым пла-
ном, а не точной копией материнской клетки, как в случае
асексуального воспроизводства. Это последнее напоми-
нает техническое производство, при котором создаваемые
модели являются точной копией прототипа.
Человек, помимо биологического наследования, распо-
лагает наследованием социальным, благодаря которому
может овладевать материальными и духовными ценностя-
ми. Усилия тысяч поколений, связанные с развитием
34
речи, формированием знаний о мире, ценностей мораль-
ных и художественных, технических устройств и т. д., пе-
редаются ему, начиная с рождения. Если бы он был лишен
этого наследства, он вынужден был бы все начинать снача-
ла. Развитие культуры было бы невозможно.
Проблема порядка интегрально связана с проблемой
власти. Чтобы окружающую среду преобразовать в свой
собственный порядок, структуру собственной системы, необ-
ходимо сначала эту часть среды добыть, стать ее хозяином и
властителем. Борьба за территорию, на которой живут, при-
суща не только человеку, но и животным и даже растениям.
Попытка захвата территории путем вторжения вызывает у
животных реакцию либо агрессии, либо бегства; баналь-
ный пример - собака, рычащая на того, кто хочет ото-
брать у нее кость. Социология животных дает много инте-
ресных примеров как борьбы за власть, так и формирую-
щейся в группах животных иерархии.
Проблема власти существует также внутри многокле-
точных организмов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
ветственности. Вольно или невольно отвечать за свои дей-
ствия и за то, что превратился в автомат, приходится.
Здесь речь никоим образом не идет о попытке умень-
шения вины военных преступников (хотя стоит обратить
внимание на полное отсутствие у них чувства вины), ни о
том, чтобы объяснить механизм, порождающий эти пре-
ступления (дело слишком сложное и все еще не прояснен-
ное). Важно привлечь внимание к опасности преступного
поведения, часто даже неумышленного, обусловленного
техническим подходом к человеку и обществу. Техничес-
кий подход к миру не следует путать с техническим про-
грессом; первый может быть опасным, второй - только
полезным.
Адольф Гавалевич в своей книге выражает убеждение.
что из <приемной газовой камеры (из блока № 7) удалось
выйти живыми только небольшой горстке тех, которые
верили в вещи "невозможные, невероятные", т. е. в то, что
"именно им удастся, несмотря ни на что, уцелеть">. <Разу-
меется, одной только веры было недостаточно. Необходи-
ма была решимость действовать в рамках реальных, хотя
и минимальных и безнадежных возможностей управлять
своим поведением. Необходимо было быть мусульмани-
ном "активным">. Автор приводит характерный пример,
показывающий, какое большое значение для того, чтобы
пережить лагерь, имели слова: <я хочу>. <Кто думал ина-
че, тот не жил. Однажды ночью один из моих товарищей,
еще в очень хорошем физическом состоянии, признался
мне: "С меня всего этого довольно, дело безнадежное, я
уже не хочу жить". Действительно, несколько часов спус-
тя его труп вынесли за стены барака>.
Не следует забывать, что еще до недавнего времени
большинство психиатров и психологов отрицало суще-
30
ствование свободной воли. Однако, в ситуации наиболь-
шего, видимо, подавления человека и унижения его досто-
инства, способность выбора, воля к жизни играли решаю-
щую роль.
И может казаться парадоксом то, что те, кто находи-
лись в экстремальной ситуации, могли еще сказать: <я
хочу> или <я не хочу>, тогда как их преследователи в
ситуации, материально и морально несравнимо лучшей,
этого сказать не могли. Подлинно живыми людьми в лаге-
ре были те, которые находились на грани смерти, а те, ко-
торые носили череп и кости на своих шапках, были не
живыми людьми, но автоматами.
Несмотря на богатую лагерную литературу, человек,
сам не переживший лагерь, не в состоянии представить
себе, что там происходило. Страдания, испытываемые
днем и ночью каждым узником, выходят за границы во-
ображения. Эта проблема привлекала внимание также и
выдающихся писателей. Например, Зофья Налковска,
принимавшая участие в Комиссии по расследованию гит-
леровских преступлений, посещала бывшие лагеря и мес-
та казней, разговаривала с бывшими узниками и свидете-
лями преступлений, запечатлела свои наблюдения в сбор-
нике очерков <Медальоны> (1946), признанном выдаю-
щимся, поразительным синтетическим документом о гит-
леровских преступлениях, занимающим особое место в
лагерной литературе. Автор отдавала себе отчет в том, что
<того, что переживали люди в гитлеровских лагерях и
тюрьмах, невозможно выразить словами>. Человеку, кото-
рый стремится ретроспективно охватить огромность пре-
ступлений, трудно вообще понять их сущность. В <Медаль-
онах> Налковска пишет: <Действительность можно вы-
держать, если она не вся целиком дана в опыте. Либо дана
неоднозначно, доходит до нас фрагментарно, в обрывках
реализации. Лишь мысль о ней стремится собрать ее, оста-
новить и понять>.
Это был иной мир, столь же иной, как мир психотика.
Попадая в лагерь, узники часто переживали состояние
острой дереализации; то, что видели, казалось им нереаль-
31
человека. Чувство вины, связанное с совершенными пре-
ступлениями, уменьшается или полностью исчезает, ибо
трудно его иметь в отношении предмета (нельзя обидеть
колесико в машине) и трудно чувствовать себя виновным,
если ощущаешь себя автоматом, слепо выполняющим при-
казы. Отсутствие чувства вины не уменьшает, однако, от-
ветственности. Вольно или невольно отвечать за свои дей-
ствия и за то, что превратился в автомат, приходится.
Здесь речь никоим образом не идет о попытке умень-
шения вины военных преступников (хотя стоит обратить
внимание на полное отсутствие у них чувства вины), ни о
том, чтобы объяснить механизм, порождающий эти пре-
ступления (дело слишком сложное и все еще не прояснен-
ное). Важно привлечь внимание к опасности преступного
поведения, часто даже неумышленного, обусловленного
техническим подходом к человеку и обществу. Техничес-
кий подход к миру не следует путать с техническим про-
грессом; первый может быть опасным, второй - только
полезным.
Адольф Гавалевич в своей книге выражает убеждение,
что из <приемной газовой камеры (из блока № 7) удалось
выйти живыми только небольшой горстке тех, которые
верили в вещи "невозможные, невероятные", т. е. в то, что
"именно им удастся, несмотря ни на что, уцелеть">. <Разу-
меется, одной только веры было недостаточно. Необходи-
ма была решимость действовать в рамках реальных, хотя
и минимальных и безнадежных возможностей управлять
своим поведением. Необходимо было быть мусульмани-
ном "активным">. Автор приводит характерный пример,
показывающий, какое большое значение для того, чтобы
пережить лагерь, имели слова: <я хочу>. <Кто думал ина-
че, тот не жил. Однажды ночью один из моих товарищей,
еще в очень хорошем физическом состоянии, признался
мне: "С меня всего этого довольно, дело безнадежное, я
уже не хочу жить". Действительно, несколько часов спус-
тя его труп вынесли за стены барака>.
Не следует забывать, что еще до недавнего времени
большинство психиатров и психологов отрицало суще-
30
ствование свободной воли. Однако, в ситуации наиболь-
шего, видимо, подавления человека и унижения его досто-
инства, способность выбора, воля к жизни играли решаю-
щую роль.
И может казаться парадоксом то, что те, кто находи-
лись в экстремальной ситуации, могли еще сказать: <я
хочу> или <я не хочу>, тогда как их преследователи в
ситуации, материально и морально несравнимо лучшей,
этого сказать не могли. Подлинно живыми людьми в лаге-
ре были те, которые находились на грани смерти, а те, ко-
торые носили череп и кости на своих шапках, были не
живыми людьми, но автоматами.
Несмотря на богатую лагерную литературу, человек,
сам не переживший лагерь, не в состоянии представить
себе, что там происходило. Страдания, испытываемые
днем и ночью каждым узником, выходят за границы во-
ображения. Эта проблема привлекала внимание также и
выдающихся писателей. Например, Зофья Налковска,
принимавшая участие в Комиссии по расследованию гит-
леровских преступлений, посещала бывшие лагеря и мес-
та казней, разговаривала с бывшими узниками и свидете-
лями преступлений, запечатлела свои наблюдения в сбор-
нике очерков <Медальоны> (1946), признанном выдаю-
щимся, поразительным синтетическим документом о гит-
леровских преступлениях, занимающим особое место в
лагерной литературе. Автор отдавала себе отчет в том, что
<того, что переживали люди в гитлеровских лагерях и
тюрьмах, невозможно выразить словами>. Человеку, кото-
рый стремится ретроспективно охватить огромность пре-
ступлений, трудно вообще понять их сущность. В <Медаль-
онах> Налковска пишет: <Действительность можно вы-
держать, если она не вся целиком дана в опыте. Либо дана
неоднозначно, доходит до нас фрагментарно, в обрывках
реализации. Лишь мысль о ней стремится собрать ее, оста-
новить и понять>.
Это был иной мир, столь же иной, как мир психотика.
Попадая в лагерь, узники часто переживали состояние
острой дереализации; то, что видели, казалось им нереаль-
31
ным, как кошмарный сон, столь разительно отличался этот
мир от обычного человеческого мира. <Я подумал: это
все не может быть на самом деле, это как бы сон сна... > -
вспоминает А. Гавалевич.
Каждый психоз, особенно шизофренического типа, ос-
тавляет после себя след; человек, пройдя через него, стано-
вится уже другим человеком. Подобным образом те, кто
прошли через лагерь, стали иными людьми; им трудно
было снова приспособиться к обычной жизни. Измени-
лась - по крайней мере на какое-то время - их оценка
людей, иерархия ценностей, жизненные цели и даже лич-
ности. С другой стороны, лагерь был лишь мерилом их
выносливости. У каждого человека есть пропорция герои-
ческая, желание проверить себя: сколько могу выдержать,
на что способен. Может быть поэтому в так называемых
примитивных культурах юношей подвергают суровым ис-
пытаниям, лишь пройдя через которые, они становятся
членами группы взрослых мужчин. Те, что прошли лагеря,
выдержали испытание; отсюда, возможно, их чувство от-
страненности в отношении обычных людей и поиск рефе-
рентных групп исключительно среди бывших узников, ибо
только они могут их понять.
ПСИХОПАТОЛОГИЯ
ВЛАСТИ
<Концентрационный лагерь научил меня одному: не-
навидеть дисциплину и порядок>,- сказал в ходе дис-
куссии на одном из заседаний Краковского отделения
Польского Медицинского общества за несколько лет пе-
ред смертью профессор Ян Мёдоньски, бывший узник
концлагеря Захсенхауз. Утверждение могло бы показать-
ся странным, если принимать во внимание, сколь большую
роль в жизни индивида и общества играют дисциплина и
порядок.
Слово <дисциплина> происходит от латинского dis-
cipulos и discere. С момента рождения мы становимся
<учениками> окружающей нас социальной среды, выучи-
вая все новые виды <порядка>, которые интегрируют
наши способы поведения. Это происходит, начиная с дис-
циплины принятия пищи, функции выделения, движений
локомоторных и хватательных через дисциплину высшей
формы движения: речи, благодаря которой мы усваиваем
готовую систему видения окружающего мира, мышления
и чувствования, и до всякого рода порядка, социального,
познавательного, эстетического, морального и т. д., с кото-
рым мы сталкиваемся в течение нашей жизни и которым
подчиняемся.
Мы не знаем определения жизни, но если вслед за фи-
зиком Шрёдингером примем, что жизнь есть непрерывное
противостояние энтропии или тенденции материи к хаоти-
ческому движению частиц, то порядок оказывается наибо-
лее существенной чертой жизни.
В непрерывном обмене энергией и информацией со
средой (метаболизм энергетический и информационный)
каждый живой организм, от простейшего до самого слож-
2 Заказ № 2191
ного, стремится сохранить свой собственный порядок. Ут-
рата этого порядка равнозначна смерти, являя собой побе-
ду второго закона термодинамики (энтропии). Вопреки
видимости постоянства живой системы ни один атом в ней
не остается тем же самым; через относительно короткое
время он заменяется атомом из внешней среды. Постоян-
ной остается только структура, своеобразный порядок, спе-
цифический для данного организма. Это своеобразие, или
индивидуальность, относится к порядку на уровне биохи-
мическом (своеобразие белков), физиологическом, морфо-
логическом, равно как и на уровне информационном.
Этот последний род порядка относится к сигналам, по-
лучаемым из окружающего мира и специфическим реак-
циям на них. Благодаря информационному метаболизму
<моим> становится не только собственный организм, но
также и окружающий мир, который своеобразным спосо-
бом воспринимается, переживается и на который индивид
своеобразно реагирует. По мере филогенетического раз-
вития нервной системы информационный метаболизм иг-
рает все ббльшую роль по сравнению с метаболизмом
энергетическим.
Сохранение специфического для данного организма
порядка требует от него постоянного усилия, которое яв-
ляется условием жизни. Усилие жить, которое противо-
стоит энтропии, частично экономится благодаря биоло-
гической наследственности. Благодаря ей своеобразный
порядок переносится от поколения к поколению. Поло-
вое воспроизводство обеспечивает большее разнообра-
зие структур, так как генетический план, возникающий из
соединения двух половых клеток, является новым пла-
ном, а не точной копией материнской клетки, как в случае
асексуального воспроизводства. Это последнее напоми-
нает техническое производство, при котором создаваемые
модели являются точной копией прототипа.
Человек, помимо биологического наследования, распо-
лагает наследованием социальным, благодаря которому
может овладевать материальными и духовными ценностя-
ми. Усилия тысяч поколений, связанные с развитием
34
речи, формированием знаний о мире, ценностей мораль-
ных и художественных, технических устройств и т. д., пе-
редаются ему, начиная с рождения. Если бы он был лишен
этого наследства, он вынужден был бы все начинать снача-
ла. Развитие культуры было бы невозможно.
Проблема порядка интегрально связана с проблемой
власти. Чтобы окружающую среду преобразовать в свой
собственный порядок, структуру собственной системы, необ-
ходимо сначала эту часть среды добыть, стать ее хозяином и
властителем. Борьба за территорию, на которой живут, при-
суща не только человеку, но и животным и даже растениям.
Попытка захвата территории путем вторжения вызывает у
животных реакцию либо агрессии, либо бегства; баналь-
ный пример - собака, рычащая на того, кто хочет ото-
брать у нее кость. Социология животных дает много инте-
ресных примеров как борьбы за власть, так и формирую-
щейся в группах животных иерархии.
Проблема власти существует также внутри многокле-
точных организмов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46