- Уже лучше, - хмуро сказал Сульг. Он отстегнул меч, прикрыл курткой и огляделся.
- Еще принесу. - Овражник озабоченно почесал в голове. - Надо много!
- Давай…
Гном шмыгнул в кусты, через мгновение показался, что-то жуя, - не иначе поймал зазевавшуюся мышь.
- Эй, - окликнул норлок, вытряхивая из мешочка огниво и трут. - Найди-ка возле ручья плоский камень, рыбу запечем.
В кустах прошуршало и смолкло. Сульг поднял голову, прислушиваясь. Лес кругом был безмолвен, снизу еле слышно доносился шум ручья. Овражного гнома нигде не было видно.
- Овражник?
Норлок быстро поднялся на ноги, бросил взгляд в сторону: меч с тремя красными камнями в рукояти лежал возле камней, прикрытый брошенной курткой. Нагибаться за ним Сульг не стал. Вместо этого он направился к зарослям, спокойно и неторопливо, как может идти тот, кто не подозревает о подстерегающих опасностях. На ходу он чуть повел левым плечом, ремень ножен соскользнул, и рукоять меча оказалась возле предплечья. Стремительным движением, почти незаметным для чужого глаза, норлок выхватил меч Фиренца, придержав локтем ножны, ладонь скользнула по клинку, снимая чары. Сульг подошел к зарослям, держа оружие в опущенной руке.
Слух его был обострен - он успел резко отпрянуть, услышав шорох.
- Я мог бы уже несколько раз убить тебя, - прошипел Дошаг. Лезвия его мечей почти упирались в грудь норлока. - Но хотел, чтобы ты знал, от чьей руки умрешь. Те гоблины, которых ты…
Договорить он не успел. Сильный удар рукоятью меча в лицо любого другого сбил бы с ног, но Дошаг только мотнул головой и ринулся вперед.
Два его клинка взлетели и упали одновременно, но мгновением раньше в воздухе блеснул зачарованный меч дракона, ударив снизу. Один меч вылетел из руки охотника раньше, чем он успел понять, как это произошло. Дошаг бросился вперед с удвоенной яростью.
- Тебя убьет Дошаг-охотник! - прорычал он. - Твои «волки» сожрали не всех гоблинов! И когда твоей кровью польют священное дерево, гоблины вернутся на равнину, туда, где жили их предки!
Норлок не ответил, внимательно наблюдая за стремительными движениями полукровки, не обращая внимания на слова, которые тот выкрикивал. Нет никакого резона обмениваться с противником оскорблениями, нужно лишь убивать - и как можно быстрее.
Дошаг оказался отличным бойцом, быстрым, опытным, отточившим свое мастерство, скорее всего, на земле ктухов. Как и гоблины, он опасался клинка дракона, но пока что ему удавалось подавлять страх, а ярость придавала сил. Под бешеным натиском Сульг медленно, шаг за шагом, отступал, уводя его подальше от зарослей, где могли прятаться гоблины.
Он действовал очень осторожно, выманивая противника на поляну, почти до того места, где возвышалась небольшая кучка хвороста, собранная овражником для костра. Никто не появлялся из кустов вслед за Дошагом - может ли быть такое, чтобы он пустился в погоню в одиночку? Как бы то ни было, пора было заканчивать. Норлок перекинул меч в левую руку. Дошаг невольно отпрянул, следя горящими глазами за клинком, - и перешел в атаку. Зачарованный меч очертил широкий полукруг, Дошаг быстро отпрыгнул, избежав удара.
- Меня не напугаешь магией проклятых драконов! - рявкнул он.
Сделав шаг назад, Сульг подхватил с земли свой второй клинок и спокойно посмотрел на гоблина прищуренными глазами. Что ж, Дошаг-охотник, жить тебе остается не больше минуты…
В глазах Дошага мелькнула тень. В следующее мгновение он бросился вперед, но норлок оказался быстрее. Его меч небрежно отбил чужое лезвие в сторону, а зачарованный клинок, словно действуя самостоятельно, полетел вперед, вонзаясь в сердце гоблина.
Когда Дошаг рухнул, Сульг рывком вытащил лезвие, застрявшее в грудной клетке гоблина, и постоял немного, успокаивая дыхание.
- Овражник! - позвал он. - Где ты? Выходи, если жив.
Серый клубок выкатился из кустов. Гном, спотыкаясь, приблизился и замер, опасливо уставившись на труп. Сульг вытер лезвия и убрал клинки.
- Отойдем подальше. Бери рыбу.
Овражник торопливо ухватил рыбин обеими руками, испуганно поглядывая на тело убитого и, не дожидаясь норлока, припустил вдоль берега. Хвосты форели волочились по траве, путаясь в ногах гнома.
Сульг собрал вещи и побрел вслед за овражником. Выбрав место возле крошечного ручья, он бросил под куст куртку и потянулся за огнивом.
Овражник вопросительно глядел на него снизу вверх.
- Ну, чего встал? Возвращайся на старое место, принеси хворост. Разведем костер.
Овражник отчаянно замотал головой.
- Боишься? Чего? Гоблин-то убит.
Гном топтался рядом, вздыхая и громко сопя, и норлок потерял терпение.
- Тогда собирай заново!
Овражник, почуяв недовольство хозяина, старался изо всех сил. Пока Сульг разводил огонь и раскладывал рыбу на камнях, чтобы поджарить, гном возился в кустах в поисках съедобных корней.
- Помыть бы не мешало, - заметил норлок, когда овражник с довольным видом вывалил рядом с костром кучу корней, густо облепленных мокрой землей.
Гном наморщил лоб, недоумевая, но покорно побрел к ручью. Сульг видел, как он плещется в воде, полощет коренья и несет их обратно, то и дело роняя в траву. От жареной рыбы овражник отказался: успел поймать двух крупных лесных мышей. Норлок съел рыбу, пожевал помытые овражником коренья, чувствуя, как скрипит на зубах песок, покосился на гнома, но ничего не сказал.
После еды он тщательно загасил костер и устроился на ночлег, укрывшись курткой и положив рядом меч Фиренца. Овражник свернулся в клубок возле кустов.
- Гоблины не придут? - испуганным шепотом спросил он.
Сульг прислушался к лесному шуму.
- Кто их знает… Может, завтра кто-нибудь похуже гоблинов попадется.
Гном в ужасе затих.
Глава пятнадцатая
ПЛЕМЯННИЦА ПАЛАЧА
Небольшая крепкая повозка, влекомая упитанной веселой кобылкой, выехала за городскую заставу. Из караульной будки высунулся стражник, окинул равнодушным взглядом темноволосого мужчину, сидевшего в повозке, - почти никто в Доршате не знал палача в лицо - и лениво махнул рукой: мол, проезжай.
Симон направил лошадь к дороге, ведущей на Шармиш. Предстояло провести в пути более двух дней, прежде чем он доберется до небольшой деревушки, где жила сестра.
Сестра палача Доршаты носила красивое нежное имя Кориль. Симон помнил, как родители выбирали его для новорожденной и он, десятилетний мальчишка, согласился тогда, что красивее имени нет на свете. С тех пор прошло больше тридцати лет. Мать с отцом погибли, когда в Шармише случился пожар. Почти половина города и деревушка, что раскинулась сразу за крепостной стеной, исчезли тогда в огне. Пожар полыхал до глубокой ночи: как на беду, в тот день дул сильный ветер, дома так и вспыхивали один за другим…
Симону тогда только-только стукнуло пятнадцать. Какое-то время они с сестренкой жили у родни, двоюродной тетки матери. Она согласилась оставить у себя пятилетнюю Кориль, а старший брат отправился искать счастья в Доршате.
Симон пошевелил вожжами, гнедая лошадь досадливо махнула хвостом.
Он скучал по девочке и навещал ее так часто, как только мог. Сестре жилось несладко, недаром Кориль поспешила выйти замуж сразу же, как только миновала ее пятнадцатая весна. Брат был недоволен выбором, но понимал: Кориль мечтала уйти наконец от сварливой и придирчивой тетки. Да и женихов было не много - сестра хоть и красива, но завидной невестой считаться не могла, денет в то время Симон мог ей дать совсем немного, только-только чтоб не прослыть бесприданницей.
Первое время Кориль с мужем жили в селе под Шармишем, а лет десять назад перебрались в деревушку на берегу медленной сонной реки: Смили, муж сестры, был помощником паромщика.
Симон с досадой вздохнул, вспомнив его: долговязый, нескладный, волосы цвета соломы торчат во все стороны.
У этого малого за десять лет не хватило ни ума, ни честолюбия, ни желания заработать на собственный паром. Симон с радостью помог бы сестре деньгами или купил бы паром сам, но… Городской палач неплохо разбирался в людях и не сомневался, что не успеет он отъехать от деревни, как Смили быстренько спустит все подаренные деньги. Монеты у него в руках не задерживались…
Симон недовольно сжал губы и легонько подхлестнул лошадь.
В прошлый раз он уезжал от сестры с тяжелым сердцем: частенько заставал ее с мокрыми глазами. Смили стал попивать, а раз так - толку от него не жди. Вмешиваться в жизнь Кориль не годилось - она давно уже взрослая, шестеро детишек! - но если выяснится, что муженек стал не только пить, но и руки распускать, придется с парнем хорошенько потолковать.
Симон снова вспомнил сестру и улыбнулся. Сколько раз он уговаривал ее вместе с детишками навестить его в Доршате! Однако Кориль, робея перед дальней дорогой и большим городом, никак не могла решиться на путешествие.
Симон отогнал кнутовищем овода, докучавшего кобылке, и покачал головой.
Сестра до сих пор не знает, что за ремесло выбрал брат. Как-то раз, давно, он обмолвился, что занимается врачеванием. Потом долго корил себя за малодушие, твердил сам себе, что его ремесло ничуть не хуже любого другого, но сказать сестре правду так и не решился.
До деревни Симон добрался к вечеру. Он остановил повозку возле маленького домика в два этажа, покрашенного серой масляной краской, облупившейся за долгие годы. В небольшом огороде за домом женщина собирала смородину. Маленький ребенок, еще плохо державшийся на ногах, стоял возле матери, крепко ухватившись ручонками за ее полинявшую юбку. Мальчик лет десяти, черноволосый и круглолицый, выдергивал из грядки морковь и бросал на расстеленный мешок. Завидев повозку, женщина поспешила во двор, крикнув мальчишке, чтоб приглядел за малышом. Выскочив за калитку, Кориль так крепко обняла Симона, что тот рассмеялся.
- Рад видеть тебя, сестрица! - проговорил городской палач, целуя ее в обе щеки. Из огорода к повозке спешил мальчик. Он осторожно вел за руку маленького братишку и улыбался во весь рот.
- Ты никак ждешь прибавления? - Симон оглядел фигуру сестры. - Еще один мальчишка, не иначе! А, племянники! Здравствуй, Гритчен! Подрос! А это кто же у нас?
Он присел на корточки, разглядывая пухлую измазанную физиономию мальчика.
- Никак Нимур?! Уже ходит?! Молодец! Дай-ка, разгляжу его! - Он легко выпрямился и подхватил малыша на руки. - Лоб, подбородок - это уж от твоего муженька, а вот глаза - нашенские, черные!
- Все лето тебя ждали! - с упреком сказала сестра, не сводя глаз с брата. - А ты только осенью собрался. Гритчен, заводи же лошадь во двор!
- Дела, Кориль, дела! Ух, столько дел, что и не сообразишь, когда ж они закончатся!
- Дай-ка его сюда. - Она подхватила ребенка на руки. - Запачкает тебя… Дела? Ну, ты - важный человек, образованный, городской лекарь! Небось хорошо платят за работу? Вон какая у тебя лошадка… да и одет ты… зачем же ты в дорогу такой хороший плащ надел? Весь запылился, а материя-то дорогая?
- Запылился - не беда, - весело говорил Симон. Он вытащил из повозки коробки и вручил Гритчену. - Неси-ка в дом, сорванец, зови братьев да начинайте глядеть, что там!
- Ну вот еще, баловать их, - довольным голосом сказала Кориль. - А плащ я велю Няте вычистить, выбить хорошенько.
- А где она?
- За козой пошла, за деревню. Коза эта… за ней глаз да глаз. Так и норовит залезть в чужой огород. Смили говорит, не давала бы так много молока, давно б на мясо пустил.
Симон ловко распряг кобылку и повел под навес. Кориль двинулась следом.
- А Нята - в крик, говорит, не дам! Коза эта за ней ходит везде - как собачка. Люди смеются уже.
Симон привязал лошадь и легонько шлепнул по боку.
- Ну и пусть смеются, - добродушно сказал он.
- Это да, - поспешно согласилась сестра, ладонью утирая слюни малышу. Он дергал ее за выбившиеся из-под чепца жесткие черные волосы, заливаясь смехом.
- Да ведь она уже большая, пятнадцать лет все же! А больше одиннадцати и не дает никто. Худая да длинноногая. Год-другой - замуж пора, да кто ее возьмет…
Симон поморщился. Нята, старшая из детей сестры, была его любимицей, и он терпеть не мог подобные разговоры. Но сестра любила жаловаться, и если уж начала - не остановишь.
- Да ты погоди -«замуж»! - сказал он недовольно, вытаскивая из-под сиденья повозки потертую кожаную сумку со своими вещами и подарками для племянницы. - Иль уж приглядел кто?
- Да кто ее приглядит такую… - Сестра закрыла калитку во двор, стукнув ее чуть сильнее, чем нужно. - Тощая, будто хворая… Или сглазил кто? Ты ж лекарь, может, скажешь, чего с ней?
Симон потрепал по голове малыша на руках сестры.
- Разберемся, - сказал он свое любимое словцо и направился в дом вслед за Кориль.
На полу веранды ребятишки весело потрошили сумки с гостинцами. Симон сидел в продавленном плетеном кресле и посмеивался, глядя на детей. Четверо, а шуму - на весь дом! Шустрые, черноволосые, - ну точно весенние скворцы! Маленький Нимур сидел на полу молча, серьезно наблюдая за братьями, мусолил сухарик, который сунула ему мать.
Кориль проворно собирала на стол: картофельный пирог с сыром и яблоками, совсем такой, как стряпала когда-то мать, лепешки, тыква с соусом из крыжовника. С кухни доносился аппетитный запах тушеной речной рыбы.
Симон, не дожидаясь приглашения, отломил кусок пирога и принялся жевать, поглядывая на племянников. Старшему уже исполнилось одиннадцать. Он изо всех сил старался держаться солидно, по-взрослому, но не мог сдержать восторг, когда обнаружил подарок, который Симон выбрал специально для него. Это была целая коробка деревянных раскрашенных солдатиков и кубики, из которых собиралась большая крепость. Симон покачал головой - надо же, как он соскучился по малышне!
- А где Смили? - поинтересовался он.
- Забор чинит возле мельничной запруды. - Кориль поставила на стол глиняные чашки с овощами. - На днях сильная гроза была, подмыло. Вчера весь день ямы копал под столбы. Мельник обещал хорошо заплатить.
Симон потянулся за вторым куском пирога, но тут во дворе стукнула калитка и по ступенькам прошлепали чьи-то босые ноги.
- Вот и Нята, - сказала сестра.
Симой вскочил, и как только девочка появилась на пороге, схватил ее в охапку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48