«Положись на меня, Майк». Любой, кто прослушает пленку, сразу поймет, что это дело рук Сэнда. — Рейген продолжал: — Я не считал нужным убирать Фроста. Был момент, когда я мог убедить его дать свидетельские показания против шишек местного профсоюза, не впутывая в это дело меня, и тем самым вымостить мне дорожку наверх. Я уже знал о трениях между Сэндом и Аббамонте и, располагая этими записями, мог бы без всякой посторонней помощи скинуть Сэнда — невзирая на все его преимущества передо мной. Если бы доктор изобличил на слушаниях Аббамонте, никто не смог бы воспрепятствовать мне.Вот как я собирался уладить дела сегодня ночью. — Он помолчал, а потом добавил:— Должно быть, они об этом пронюхали.Вот что произошло.Рейген так ни о чем и не догадался. И я ему, естественно, ничего не сказал, а вместо этого спросил:— А где сейчас эти магнитофонные записи, Рейген?— Мы заправили самолет в Миссури, недалеко от Спрингфилда, на частном аэродроме, принадлежащем одному из моих друзей по профсоюзному движению. Я оставил их там с одним парнем.Он поведал нам, кто этот парень и как его можно найти.А это означало, что пленки окажутся в распоряжении Хартселльской комиссии к завтрашнему утру.— Когда после потасовки в Блю-Джей я заглянул в свой «кадиллак», чемодана Алексис Сэнд там не оказалось, — сказал я. — Вряд ли у нее было время забрать его. Итак?— Я велел Кэнди проверить твою тачку и взять все, что ему под руку попадется. Я подумал, что у Алексис в чемодане есть нечто стоящее и что это пригодится для сегодняшней встречи. Но там ничего не оказалось. Только панталончики и прозрачное белье. Да, и еще чековая книжка.Я саркастически улыбнулся:— Да, и еще чековая книжка. Разве этого мало?— Черт побери, нет! — с горячностью воскликнул Рейген. — Она принадлежит ей, тут все чисто. Я ее тщательно проверил.Еще бы! А вот я не проверил.— А как насчет другой книженции? Небольшой, в кожаном переплете? — поинтересовался я.— Какая еще книженция? Там были панталончики да чековая книжка — и больше ничего. Очень милые панталончики, должен сказать.Я понимал, что Рейген лукавит, но он старался меня убедить, что ему-то это лучше известно.Драм, сидевший на корточках рядом со мной, спросил:— О какой это книжке вы толкуете?Я рассказал ему, как, заглянув в чемодан Алексис в «Статлере», обнаружил среди дамского белья эти две вещи, хотя мне важно было тогда удостовериться, что Алексис не оставила свою чековую книжку в туалете.— А не мог это быть дневник? — спросил Драм.— Мог. Там содержались какие-то записи. У меня не было времени почитать его, но это было очень похоже на дневник. А что?— Половина молодчиков «Братства» охотилась за дневником Нелса Торгесена в тот день, когда был убит Хольт. Там были сведения о множестве мошеннических операций «Братства грузоперевозчиков». Вот почему Хольт хотел забрать его у Торгесена.Рейген застонал. И на сей раз громче, чем прежде.— Вы собираетесь пригласить ко мне врача? — спросил он. — Хотите меня доконать?! Мои ноги...— Когда выметемся отсюда, — пообещал я.Рейген прояснил и еще некоторые факты. Теперь я знал совершенно точно, что стреляли в меня у здания профсоюза Минк и Кэнди и именно они разгромили мою квартиру в четверг ночью. Рейген признался также, что, помимо магнитофонных записей, Браун украл документы, порочащие Рейгена, но когда узнал об этом от Фроста, то уничтожил их.И тогда я сказал:— Теперь последний вопрос, Рейген. Ты умолчал об этом, поэтому ответь на мой вопрос сейчас. Я хочу, чтобы и Драм тоже услышал. Кто стрелял Торну Брауну в спину?Он заколебался, облизал губы.— Ну, давай, Рейген. Минк раскололся, прежде чем отбросить копыта в Блю-Джей. Мы не двинемся с места до тех пор, пока ты не скажешь. Даже если придется ждать несколько часов.Он тягостно вздохнул:— Ты ведь уже знаешь. Я двинул ему как следует. Он вскочил и побежал. — Мне нужно было его остановить.Я посмотрел на Драма. Тот кивнул:— Я слышал. Я выбросил черные мысли из головы и широко улыбнулся Драму:— Теперь-то ты мне веришь?Он улыбнулся в ответ:— Человек, у которого сломаны обе ноги, в чем угодно признается. Но... теперь я тебе верю.Мы с Драмом поднялись наконец с корточек.— А ведь Алексис и доктор Фрост все еще находятся в самолете, — сказал Драм.— Пошли выпустим их, — охотно согласился я.Мы подошли к «ДС-3» и начали осторожно взбираться в него через люк, на случай, если кто-то из головорезов все еще продолжает охранять своих пленников. Но в самолете оказались только доктор Гедеон Фрост и Алексис Фрост, она же миссис Майк Сэнд. Только эти двое, из-за которых и разгорелся весь сыр-бор.Они были связаны и сидели на задних сиденьях в кабине.Когда появились мы с Драмом, Алексис радостно вскрикнула, и доктор Фрост тоже сказал что-то, но что именно — я не расслышал.Алексис пробормотала что-то невнятное, а потом воскликнула:— Слава богу! Слава богу! — И добавила:— Я не знала, что... Я так испугалась...Она умолкла, словно ее покинули силы.Я принялся развязывать им руки, и мы вкратце рассказали, конечно, в первую очередь ради Фроста, о том, что здесь происходило.— Поэтому ваши показания завтра объяснят все, в том числе и то, что случилось здесь сегодня ночью, а это последнее, безусловно, заслуживает объяснений. — Я широко улыбнулся ему. — А теперь позвольте мне сказать, что я счастлив познакомиться с вами. Нам с мистером Драмом долго пришлось ждать этого момента.Доктор Фрост ласково улыбнулся. Он выглядел точно так же, как на фотографии, которую я видел в его доме и мельком в Блю-Джей. Красивое лицо, хотя излишне полное, с кустистыми бровями и густой седой шевелюрой. Доброе лицо. Но сейчас он выглядел очень усталым. У Алексис тоже был усталый вид, но она никогда не казалась мне такой красивой, как сейчас.Я никак не мог справиться с веревками, поскольку пальцы у меня были основательно повреждены, похоже, даже сломаны, но постепенно дело двигалось. Драм принялся было развязывать Алексис, но я остановил его:— Не надо, пусть она потерпит еще минутку, ладно?— Конечно. — Он пристально посмотрел на меня, потом, помедлив, кивнул, словно его осенила догадка. Вероятно, та же самая догадка, которая возникла и у меня.Тогда доктор Фрост сказал:— Я не нахожу слов, чтобы выразить благодарность за все, что вы для нас сделали. Вы оба. Но... Я принял решение не выступать на слушаниях Хартселльской комиссии.— Что?!— Вы решили... что?!Сперва спросил Драм, а потом уже я. Я уставился на доктора широко раскрытыми от удивления глазами:— Но это же... бессмысленно! Вы должны дать показания. Особенно... теперь. — Я ощутил зияющую пустоту внутри, словно проглотил свой собственный желудок. — Мы устроили самое настоящее побоище. И только из-за вас...Фрост прервал меня и все тем же своим интеллигентным тоном продолжал:— Пожалуйста. Я уже принял решение. В прошедшее воскресенье я оказался перед необходимостью принять это решение — самое важное в своей жизни, а именно: давать или нет свидетельские показания против мужа своей дочери. — Он тщательно подбирал слова. — Проблема, и без того достаточно сложная, тогда осложнилась еще больше, вот почему мне потребовалось тайно уехать в Блю-Джей. Мне нужно было побыть одному и принять решение. Вы не поймете всей сложности...— Думаю, я понимаю. Речь идет о записях телефонных разговоров Сэнда, которые вам передал Браун Торн?Доктор был ошеломлен.— Да. — Помолчав немного, он продолжал: — Я узнал, что мистер Сэнд готов был прибегнуть к насилию в отношении меня, лишь бы не допустить моего появления в Вашингтоне. Я был в шоке и даже... подумал, что моя дочь знает о его намерениях. Но теперь, когда мы с Алексис имели возможность побеседовать по душам, я понял, как сильно я ошибался на ее счет. Просто в тот момент я находился в состоянии крайнего эмоционального возбуждения.Он взглянул на Алексис, и она одарила его очаровательной улыбкой.Веревку наконец удалось развязать, и доктор Фрост принялся растирать запястья.— А что заставило вас предположить, что вашей дочери могут быть известны планы Сэнда? — продолжал наседать я.— Сама эта мысль, естественно, казалась мне нелепой. Но в одном из телефонных разговоров Сэнд сказал этому... негодяю, что я буду главным свидетелем на слушаниях Хартселльской комиссии. Об этом не знал никто, кроме моей дочери. Причем я сообщил ей об этом под честное слово. Поэтому сначала я решил, что дочь все-таки разболтала об этом мужу. Теперь-то мне известно, что мистер Сэнд получил эту информацию от членов комиссии или еще от кого-нибудь. Мне же казалось, что первое его предположение было более правильным. Нам все еще были очень нужны его показания, но он не собирался их давать... скорее всего. Не собирался. Но может, и даст.И словно в подтверждение моих мыслей, Драм сказал:— Ну, теперь все становится на свои места, Шелл... Сэнд, Аббамонте... Рейген. Магнитофонные пленки, можно сказать, у тебя в руках. Теперь единственное, чего нам не хватает, — это дневника.— Верно, — согласился я. — И я не перестаю думать о книжице, которую видел в чемодане миссис Сэнд.— Какая еще книжица? О чем мелют эти дуралеи?Это Алексис вмешалась в наш разговор. Очаровательная улыбка исчезла с ее лица. Она больше не улыбалась.Драм словно не слышал ее гневной реплики и продолжал, обращаясь ко мне:— Ты имеешь в виду небольшую книжицу в кожаном переплете, о которой ты вспомнил, когда я рассказывал тебе о дневнике Нелса Торгесена, не так ли?— Совершенно верно. Назовем эту небольшую книжицу в кожаном переплете условно дневником.Драм ухмыльнулся:— А не говорил ли ты, что он находился в ее чемодане в «Статлере»?— Естественно, говорил.Мне нужно было кое-что предпринять, прежде чем продолжать разговор, и я с жестом, обращенным к Драму, сказал:— Позволь мне?Он кивнул в знак согласия. И сейчас, как это не раз случалось прежде, мы мыслили одними и теми же логическими категориями и совершенно синхронно, а следовательно, понимали друг друга без слов.Я обратился к Алексис:— Миссис Сэнд, вы поручили мне найти вашего отца, доктора Гедеона Фроста. Вот он. Я его нашел.Драм снова ухмыльнулся. Глаза Алексис излучали ледяной холод.— Итак, дело закрыто. И наши отношения закончены. — Я повернулся к Драму и учтиво склонил голову, говоря: — Прошу, ваша очередь.Он повторил:— А не говорил ли ты, что небольшая книжица в кожаном переплете, которую мы договорились называть дневником, была в ее чемодане в «Статлере»?— Да, говорил. Но я тогда не обратил на нее внимания. Я был уверен, что разгадка в чековой книжке. Блестящий дедуктивный вывод, должен вам признаться.— Блестящий.— Она не оставила чековую книжку в туалете. Я это тщательно проверил. Настолько тщательно, что уверен: дневника она там тоже не оставила.— А Рейген сказал, что дневника не было в чемодане.— Точно. Я ему верю.— А ты находился с ней все это время...— От «Статлера» до Блю-Джей, почти неотлучно, да.— Рейген захватил ее непосредственно в Блю-Джей. Следовательно, если он дневник не нашел... — Я медленно продолжал: — Он должен сейчас находиться при ней.И мы оба уставились на Алексис. Ее лицо утратило свои обычные краски и радужное выражение. Оно стало мертвенно-бледным и даже тусклым.— Вы сошли с ума, — сказала она, — идиоты несчастные!Драм не дал ей договорить:— Это же был дневник, не так ли, Алексис? Дневник Нелса Торгесена?— Вы тронулись...И тогда я сказал ласково, таким же ласковым тоном, каким говорил доктор Фрост:— Если это не дневник, Алексис, то вам нечего бояться и вы чисты. Если же все-таки это дневник, тогда Таунсенда Хольта убили вы.Она снова попыталась прервать меня, но вмешался Драм:— Значит, маленькая книжица пропала где-то между «Статлером» в Вашингтоне и Блю-Джей. Но далеко она уйти не могла. Она где-то здесь. — Драм не сводил глаз с Алексис, но обращался ко мне:— И куда она могла запропаститься, Шелл?— Туалет в «Статлере». Миссис Сэнд носила свой чемодан с собой туда. Вот тогда-то все и произошло. Поистине прозрачное белье с оборочками.Драм посмотрел на Алексис.— Ну и? — сказал он.— Ведь мы можем и обыскать вас, или вы предпочитаете все-таки сказать нам правду? — Я бросил взгляд на веревки, которыми она была связана. — Вам отсюда не уйти.Алексис не впала в истерику, ничего подобного. Только ее лицо обрело — более жесткое выражение. И если прежде ее голубые глаза всего лишь излучали холод, то сейчас они были подобны льдинкам.— Хорошо, — сказала она безразлично. — Он у меня под поясом.Дело принимало пикантный оборот. Оказывается, она носила утягивающий живот эластичный пояс. ЧЕСТЕР ДРАМ Алексис облизнула губы. Она была красива. Но это ничего не меняло. Она будет красивой и в камере смертников. До тех пор, пока к ее точеной ножке не подключат электрод.— Послушайте, — сказала она, не спуская глаз со Скотта. Ее большие глаза сверкали. — Еще есть время. Я могу уйти.Скотт оставил ее слова без внимания.Алексис обратилась ко мне:— Разве нет?Доктор Фрост, оказывается, понятия не имел, что Алексис привезла в Вашингтон его бумаги. И теперь, узнав об этом, он смотрел на свою дочь так, словно не узнавал ее. Тогда я перелистал небольшую книжицу в черном переплете. Дневник, сохранившийся с времен, когда Нелс Торгесен был главным человеком в «Братстве». Многое из того, что он записывал в нем с прицелом на черный день, как две капли воды было похоже на сведения, которыми располагал Фрост, и на бумаги, которыми был набит портфель Аббамонте. Портфель, дневник и магнитофонные записи неплохо послужат сенатору Хартселлу.Там назывались имена. Имена людей из разных уголков страны, которые до сей поры были вне всяких подозрений. И среди этих лиц, естественно, значилось имя Алексис.— У меня много денег, — сказала она.Я отреагировал на ее слова так же, как Скотт, — промолчал.Конечно, у нее было много денег. И это выяснилось позже, в ходе слушаний комиссии. С помощью Сэнда Алексис приобрела акции трех крупных фирм, занимающихся грузоперевозками, одной на побережье и двух тут, на востоке. Состояние ее приближалось к миллиону в ликвидных активах, а еще примерно семь миллионов составляли добровольные пожертвования и прибыли с этих трех фирм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41