Линдсей крепко держал ее под руку. Она вскрикнула от неожиданности, увидев меня с Эриксоном. Я направился к ней.Она отпрянула, словно опасаясь удара, и закричала:— Держись от меня подальше! Ты, лживая крыса!— Погоди, — сказал я, — послушай...— Вижу, вас выпустили, а? — встрял Линдсей. Он досадливо плюнул на снег. — Большой человек со связями.Эриксон ничего не сказал.— Почему бы вам не попытаться вызволить и девушку? — съехидничал он.Я взглянул на Эриксона, но тот лишь недоуменно пожал плечами.— Вам это не удастся, даже если у вас при себе водородная бомба, — продолжал Линдсей. — Вы знаете, кто она такая? Главный свидетель преступления.И он повел Хоуп дальше. Та шла, вызывающе вскинув голову.— И как насчет нее? — спросил я у Эриксона.— Мне не давали никаких указаний насчет девушки.— Не могли бы мы позвонить сенатору?Эриксон покачал головой:— Думаю, он сейчас на каком-то банкете.Это означало, что Хоуп будет вынуждена оставаться в участке, пока мы не вернемся в Вашингтон. Но почему она на меня так посмотрела? В чем она меня подозревает?Мы с Эриксоном сели в мой автомобиль.— Вы торопитесь? — спросил я у него.— Нет. Что вы задумали?— Съездить к Торгесену. Хочу нанести ему визит.— Зачем?— Брат этой девушки в предвариловке. Его послали отыскать какие-то бумаги, хранившиеся у Торгесена. Сенатору они могли бы пригодиться, если, конечно, их уже не взяли оттуда. Черт побери, сенатор отдал бы за них свою правую руку!— Я с вами, — сказал Эриксон.Я нажал на стартер.К тому времени как мы добрались до большой усадьбы Нелса Торгесена в колониальном стиле, уже стемнело. Огромный белый дом тоже погрузился в темноту. Я припарковался перед домом, и мы на всякий случай обошли его кругом, прежде чем войти внутрь. Полицейские машины уехали. Большая комната со стеклянными дверями, где был убит Таунсенд Хольт, находилась в тыльной части дома. Я надел перчатку и выдавил стекло в одной из ячеек возле дверной ручки, затем просунул руку в отверстие и открыл замок изнутри.Мы с Эриксоном вошли в дом. Я пошарил по стене и нащупал выключатель. В этот момент у фасада дома остановился какой-то автомобиль. Эриксон, стоявший рядом со мной, напрягся.— Господи, что теперь будет? — выдохнул он.Мы услышали, как хлопнула автомобильная дверца, затем во входной двери повернулся ключ. Мужской голос позвал:— Эрик! Ты дома?И тут Эриксон удивил меня. Отойдя от меня, он ответил:— Мы здесь, папа.Вошел мужчина. Ростом он был всего шести футов четырех дюймов, с гривой седых волос, делавших его дюйма на три выше. У него были выцветшие голубые глаза, вместо бровей — пушистые гусеницы стального цвета и огромный орлиный носище с красно-фиолетовыми прожилками, свидетельствующими о пристрастии его владельца к горячительным напиткам.Я его сразу же узнал. В былые времена его фотографии не сходили с газетных полос. Это был Нелс Торгесен, отставной президент «Братства».— Черт побери, что тут происходит, Эрик? — спросил он. — Ты заставил меня гнать изо всех сил. Хольта не оказалось дома. Я напрасно проделал такой долгий путь.— Не напрасно, папа, — сказал человек, назвавшийся Эриксоном. — Видишь ли, Хольт сам сюда приехал.— Да ну? И ты об этом знал? Мне следует тебя отшлепать. — Бледные глаза обратились на меня. — А это еще кто, черт побери?!— Это Честер Драм, частный детектив, ведущий расследование по поручению Хартселльской комиссии, и он собирается совершить со мной небольшое путешествие. Вот так-то, папочка.Эриксон превратился в Эрика Торгесена, сына Нелса Торгесена. Меня обвели вокруг пальца, как сосунка. Чарли Дерлет понял это еще в участке, вероятно, он узнал Эрика Торгесена. И если Хоуп тоже узнала его на улице — что кажется вполне вероятным, — то это объясняет ее гнев. Она решила, что я не имею никакого отношения к Хартселльской комиссии и приехал во Фронт-Ройал вовсе не по ее просьбе, и вообще я заодно с Торгесенами. А что еще она могла подумать?— Который из этих опереточных полицейских уговорил вас изобразить из себя адвоката комиссии? Линдсей? — спросил я у Эрика.Впрочем, я мог и не спрашивать. Наверняка это Линдсей.Баллинджера не было поблизости, когда я звонил сенатору.— Где Хольт? — рявкнул Торгесен на своего сына, который так и не ответил мне. — Я хочу его видеть!— Ты ошибаешься, отец. Ты возмечтал заставить Майка Сэнда страдать так же, как страдал сам, но поверь, ничего у тебя не получится. Ты поставил не на ту лошадку.— Где Таунсенд Хольт? — сурово повторил вопрос Торгесен-старший.— Почему бы не попытаться поискать его в морге? — вкрадчивым тоном посоветовал сынок.Торгесен насторожился:— Он мертв? Ты его убил?— Я? Не будь смешным. Хольт изо всех сил старался накормить Весельчака Джека Рейгена всей этой чепухой, чтобы отправить Майка Сэнда в федеральную тюрьму. Как, впрочем, и ты. Ты считаешь, я пойду против собственного отца? Подумай хорошенько, папа. Дело в том, что, если убрали Хольта, могут попытаться отделаться и от тебя.— Не знаю, на что ты способен, — холодно сказал Торгесен. — Может, ты продашь собственного отца Майку Сэнду. — Старший Торгесен взирал на потолок, ища вдохновения, но единственное, что он смог добавить, было: — Этому грязному подлецу!— Что с тобой, отец? Я стараюсь тебе помочь.— Я не нуждаюсь в твоей помощи!— Чем так громко кричать, лучше послушай меня. Я повезу Драма сегодня ночью к Аббе. Теперь, когда Хольта убрали, Весельчак Джек Рейген старается плыть вверх по течению без весла. Но если ты считаешь, что Майк Сэнд согласится подбирать крошки и что я придерживаюсь того же мнения, то ты спятил. Потому что, хотя Майк Сэнд пока и не знает об этом, с ним уже покончено... так же как и с тобой.Старший Торгесен ударил сына. Влепил ему пощечину, однако рука у старика была тяжелая, и удар получился чувствительный. Эрик упал почти на то же самое место перед камином, где до этого лежало накрытое брезентом тело убитого Хольта. Он с трудом поднялся. Две струйки крови текли у него из носа, и он вытер ее тыльной стороной левой руки, потому что в правой держал маленький никелированный пистолет.— Тебе не следовало этого делать, папа, — сказал он.Они смотрели друг на друга не отводя глаз. Я мгновенно шагнул вперед и схватил запястье правой руки Эрика своей левой, а правым кулаком ударил его по подбородку, отчего его голова запрокинулась назад. Эрик попытался пнуть меня ногой, но я отшатнулся и вывернул его запястье. Он вскрикнул от боли. Я отобрал у него оружие.Пока младший Торгесен тер свое запястье и испепелял меня взглядом, я вытащил обойму из его никелированного пистолета и высыпал оттуда пули.— Мы собираемся нанести визит Аббамонте? — уточнил я.— Только если вы будете без оружия. Иначе вас и на порог не пустят.Я вернул ему незаряженный пистолет.— Вам не удастся отвезти меня куда-либо под дулом пистолета.Он пожал плечами, бросил пустой пистолет и направился к стеклянным дверям. Его отец молча последовал за ним. Я вышел вместе с ними на улицу и обошел дом, держа путь к своему автомобилю.Эрик велел мне вести машину.— Садись с ним на переднее сиденье, отец, — сказал он, усаживаясь на заднее.Младший Торгесен строил из себя крутого парня. Надо отдать ему должное, он умел делать хорошую мину при плохой игре.Было уже почти половина девятого вечера, когда я, следуя указаниям Эрика, подкатил к фасаду штаб-квартиры «Национального братства грузоперевозчиков» в Вашингтоне. Света ни в одном окне не было. Какой-то грузовой фургон без номеров поджидал на обочине дороги впереди. Я вырубил двигатель и фары. Кто-то вышел из фургона и направился к нам. Эрик открыл заднюю дверцу автомобиля.— Господи Иисусе, почему так долго? — посетовал подошедший к нам человек. — Я всю задницу отморозил, вас поджидая.Это был коротышка в твидовом пальто с плаксивым голосом. И в очках. Последний раз, когда я видел его, у него имелся еще и кастет.— А что тут делает старикан? — спросил он.— Пускай едет тоже, — сказал Эрик.— Что ж, — ответил Очкарик, флегматично хихикая, — он не мой отец.Нелс Торгесен громко сказал:— Раньше имели обыкновение говорить: «Да, сэр» или «Нет, сэр» — стоило мне открыть рот.Но он явно разговаривал сам с собой.Очкарик бросил на него презрительный взгляд:— Эти дни ушли навсегда.Пока я запирал свой автомобиль, оба Торгесена подошли к задней двери фургона, распахнули ее створки и залезли внутрь.Я последовал за ними; Очкарик последним вскарабкался в фургон, прикрыв за собой двери. Торгесены уселись на голом полу, опершись спиной о кабину грузового фургона. Два маленьких окошечка в двустворчатой двери сзади были закрашены черной краской. Очкарик постучал в стенку фургона над головой Нелса Торгесена. Мотор зачихал, закашлял, и мы тронулись с места.Фургон ехал плавно. Останавливался всего несколько раз, вероятно перед светофорами. Внутри фургона было темно, если не считать бледного лучика света от красного покореженного фонарика, валявшегося на полу. Сначала я слышал звуки проезжающего транспорта — гудки, рев двигателей в триста лошадиных сил, скрежет больших дизельных трейлеров, доставляющих глухой ночью всякую всячину в Вашингтон. Потом я услыхал другие звуки — звуки поезда. Это означало, что мы направляемся либо на северо-восток от Вашингтона по Нью-Йорк-авеню мимо сортировочной станции, либо на юго-восток от города по Флорида-авеню и Беннинг-роуд.Не важно, куда мы ехали, но пыхтение маневровых тепловозов осталось позади. После этого движение на дороге тоже заметно уменьшилось.— Куда вы нас везете? — спросил Нелс Торгесен.— На встречу с боссом, — ответил Эрик. — Он хочет тебя видеть.В полумраке фургона мне удалось разглядеть, что Очкарик нервничает.— Может, и хочет, — сказал он. — Но почему-то просил привезти только Драма.Эрик Торгесен рассмеялся. Это был дикий, неуместный смех, утонувший в грохоте фургона.— На самом деле, — сказал он, — босс никого не просил привозить.Очкарик был ошеломлен.— Господи, о чем это ты говоришь?! — Он снял очки и уставился на Эрика своими подслеповатыми глазами. — По телефону ты мне сказал...— Я сказал тебе то, что нужно было. Я знаю, что делаю.— Да ну? Тебе лучше знать.Прошло пятнадцать минут. Потом двадцать. Нам больше не попадались встречные машины, но покрытие дороги было ровным. Значит, мы не на Нью-Йорк-авеню, которая за пределами города переходит в Балтимор-Вашингтон-парквей и всегда до предела забита автомобилями. Вероятно, мы находились севернее, на Род-Айленд-авеню, которая вливается в загородное шоссе номер 1. Однако и первое загородное шоссе обычно в этот час тоже загружено транспортом. Все-таки я решил, что наш путь пролегает по Флорида-авеню и Беннинг-роуд. Они ведут на юго-восток от города к Верхнему Мальборо, Чесапик-Бич и другим городкам в прибрежных районах штата Мэриленд. В этот час на Беннинг-роуд движение не слишком бойкое.И пока я предавался подобным размышлениям, фургон свернул в сторону и запрыгал по какой-то ухабистой местности, а потом остановился. Человек, сидевший за рулем, выключил мотор. Хлопнула дверца, и я услышал гулкие, тяжелые шаги по твердой почве.— Погоди-ка! — крикнул Эрик.Шаги замерли у задней двери фургона.Эрик вытащил черный шелковый шарф из кармана своего пальто.— Повернитесь, — приказал он мне.Теперь, когда мы прибыли сюда, скорее всего без санкций сверху, Эрик стал нервничать не меньше Очкарика.Я повернулся к нему спиной. Очкарик держал в руке пистолет, но я видел его лишь одно мгновение, потому что Эрик накинул мне на глаза шелковый шарф и завязал его на затылке. Очкарик флегматично рассмеялся:— Не пытайся развязать его, пока мы тебе не позволим.У Нелса Торгесена вырвался возглас удивления и негодования. Они и ему завязали глаза.— Порядок! — крикнул Эрик.Задняя дверь открылась. Когда я выбирался из фургона, либо Эрик, либо Очкарик поддерживали меня под руку. Порыв холодного ветра ударил мне в лицо. Воздух был влажный, пропитанный запахом солоноватой морской воды. Я слышал звук трепещущей на сильном ветру ткани. Сначала я не понял, что это за звук, но потом решил: это флаг, развевающийся на высоком шесте у моря. Под ногами было что-то жесткое. Моя правая рука коснулась какого-то барьера высотой мне по пояс.Как я понял, это было противоциклонное заграждение.Мы прошли еще немного, затем чья-то рука тронула меня за плечо — знак, повелевающий остановиться. Я услышал стук в металлическую дверь. И голос:— Это я, Очкарик. Откройте!Дверь со скрипом открылась. Теплый воздух и слабый запах бензина ударили мне в лицо.— Черт возьми, это еще что за сборище?Сначала я не узнал голос, потом понял, что он принадлежит Морти, парню, который так грубо обошелся с Мари Кэмбриа в штаб-квартире «Братства».— Скажи боссу, что мы здесь. С гостями, — сказал Эрик.— Я-то скажу, вот только ему это может не понравиться.Мы стали ждать. У меня возникло непреодолимое желание сорвать с глаз повязку, но я решил, что за этим последует удар рукояткой пистолета Очкарика. Через некоторое время Морти вернулся.— Можете войти, — сказал он. — Однако босс совсем не в восторге от вашего нашествия.Дверь за нами закрылась. Кто-то развязывал шарф у меня на затылке.Первое, что я увидел, было редкостной красоты лицо в ореоле светлых волос. Оно находилось на уровне моего лица, потому что барышня была высокая и к тому же в туфлях на шпильках. Таких аристократичных, надменных красавиц с безупречной фигурой и непомерно длинными ногами обычно изображают на красочных настенных календарях. На ее лице можно было прочесть «руками не трогать». На женщине было льняное платье песочного цвета, подчеркивающее все ее округлые формы.— Привет, — сказала она, ни к кому в отдельности не обращаясь. — Проходите.— Иногда я прохожу даже без приглашения, миссис Сэнд.Человек, стоящий рядом с ней, спросил:— Ты знаешь этого парня, Алексис?— Я тебе о нем рассказывала. Его зовут Драм.Мужчина был невысокий, но крепкого сложения. Ростом в пять футов и шесть дюймов, но весил, наверное, около ста девяноста фунтов. У него были широкие плечи и бычья шея.Лицо какое-то сонное, глаза едва видны под набухшими веками, брови похожи на волосатых гусениц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41