— Почему вы не сказали мне об этом?! Почему?— Да по одной простой причине. В последний раз, когда я разговаривал с вами по телефону, если помните, наши доверительные деловые отношения разладились. И с тех самых пор у меня не было возможности связаться с вами. Вплоть до сегодняшнего дня.— Но это же означает, что он уехал по своей собственной воле! Что никто... не похищал его.— Похоже, так.— Шелл, до сего момента я даже не допускала такой возможности. Судя по тому, что в доме явно был обыск, я решила, что его куда-то увезли силой.— Полагаю, дом обыскивали уже после того, как он уехал.Алексис ненадолго задумалась, потом решительно заявила:— Мне нужно вернуться в Лос-Анджелес. Вы планируете остаться тут?— Я завершил здесь все свои дела. За исключением одного: не встретился с Драмом. Как только встречусь, сразу же вернусь в Лос-Анджелес. — Я на мгновение задумался. — Можете считать, что я тут в отпуске. Но если уж он такой принц Флэш...— Но он же в Лос-Анджелесе, Шелл!Я уставился на нее в изумлении, потом выдавил из себя:— Он... в Лос-Анджелесе?— Как раз перед тем, как вы позвонили ночью в среду, Драм говорил по телефону, отсюда, из этих апартаментов. Я слышала, что он что-то говорил насчет полета в Лос-Анджелес.— А вы знаете, с кем он разговаривал?— Нет. Не помню, чтобы он называл какие-то имена.— А о чем был разговор?— Я точно не помню. Просто сказал, что ему нужно в Лос-Анджелес, что-то там проверить.— А что он делал тут, когда я звонил из Лос-Анджелеса?— Ах, это... Он находился здесь из-за тех самых людей, которые заставили мое такси съехать с дороги.Алексис не стала вдаваться в подробности и сменила тему разговора. Забавно, подумал я: Чет Драм — в Лос-Анджелесе, а я — здесь. И чем больше я об этом думал, тем меньше мне это нравилось.— Алексис, — спросил я, — как вы отнесетесь к тому, чтобы я сопровождал вас до Лос-Анджелеса?Она сказала, что ей это нравится, и даже очень. Я позвонил в аэропорт из ее спальни, чтобы узнать, нельзя ли использовать мой обратный билет сегодня. К счастью, кто-то сдал билет в последний момент, и я зарезервировал место для себя.Пока я говорил по телефону, Алексис отправилась в ванну, прихватив с собой чемодан. Я подумал о всяких панталончиках с оборочками и решил, что в эту самую минуту Алексис облачается в них. Она появилась из ванной все с тем же чемоданчиком, положила туда что-то и защелкнула замок.Я и сам нанес краткий визит в ванную и огляделся. За исключением ее недолгого пребывания в ванной, Алексис все время находилась у меня на глазах. Чековая книжка была слишком велика, чтобы ее спрятать где-нибудь здесь, но нигде на виду ее не было. Значит, она в чемодане. И это меня устраивало.И возвращение в Лос-Анджелес меня тоже устраивало. Особенно если Чет Драм находится там. Драм.Интересно, за каким чертом его понесло в Лос-Анджелес? Драм лезет на рожон Лос-Анджелес, 22 ч. 45 мин., четверг, 17 декабря Кора Моуди сидела, ссутулившись, на скамейке в коридоре перед палатой неотложной помощи в больнице на Лома-Драйв.Я подошел к ней, и она подняла на меня глаза. Вид у нее был совершенно несчастный — отекшее лицо, красные от слез глаза, дрожащие губы.— Почему он?! — вопрошала она. — Почему это случилось с ним?!Полицейский в форме, меривший шагами палату неотложной помощи, осведомился:— Вы кто, мистер?Я показал ему свои документы.— О, Дэн, Дэн! — снова зарыдала Кора. — Боже Всевышний, почему это случилось именно с ним?!— Сейчас можно уже успокоиться, миссис Моуди, — сказал полицейский, проявляя грубоватое сочувствие. Это был толстый коротышка с сержантскими нашивками на рукаве мундира. — Врачи делают все возможное.Я отвел копа в сторонку:— Он очень плох?— Дорожный патруль подобрал его на шоссе в Санта-Монике. Видимо, его бросили там умирать.— Он выкарабкается?Сержант повертел ладонью — жест, означавший «серединка на половинку».— Никому не дано предугадать свою судьбу. Он пришел в сознание. Но у него сильное сотрясение мозга и травма черепа. Рана длиной в восемь дюймов. Сломано несколько ребер, вывихнуто правое плечо. К тому же шок, конечно. И они ему все кишки выпустили.— Он говорил с вами?— Как бы не так! Думаю, ему пришлось иметь дело с продажным полицейским. — Горький тон сержанта красноречиво свидетельствовал о том, что он думает о продажных полицейских. — Он и близко нас не подпустил. Но спрашивал о вас.— Могу я поговорить с ним прямо сейчас?— Мы попытались это сделать, но врач не разрешил. Даже жену не пускают.Я сунул в рот сигарету. Из палаты неотложной помощи вышел молодой врач в белом халате. Когда дверь за ним захлопнулась, Кора Моуди вскочила на ноги. Голос ее был таким же ровным, как «лысая» автомобильная шина.— Со мной уже все в порядке, доктор. Можете мне сказать. Мой муж умрет?— Ну что вы, миссис Моуди! Вы же знаете, мы делаем все, что в наших силах.— Это только слова. Одни слова!Молодой человек был из числа врачей, живущих при больнице, или, возможно, студентов-практикантов. Он вздохнул:— Если он протянет ночь, у него будет шанс.Сержант спросил у меня:— Вы не знаете, зачем он вас звал?— Могу только предполагать. Вам имя Рекс Маркер о чем-нибудь говорит?— Маркер? Шишка в профсоюзе дальнобойщиков?— Верно. Хартселльская комиссия проводит проверку «Национального братства грузоперевозчиков» по всей стране. Как вы знаете, я тоже работаю по заданию Хартселльской комиссии. Как и Дэн Моуди.— Мы сейчас доставим сюда Маркера, — сказал сержант, а потом спросил у медсестры: — Где тут телефон?Она объяснила, и тот пошел звонить. Вернулся он минут через десять, и мы стали ждать. Вскоре санитар принес нам сандвичи и кофе. Мы с сержантом закусили, а Кора Моуди, даже не прикоснулась к еде. Она лишь медленно отхлебывала кофе из дымящейся чашки.Вскоре в конце коридора мы заметили направлявшегося к нам полицейского.— Мы не нашли Маркера, — доложил он сержанту. — Дома его не оказалось. Мы проверили еще пару мест, где он мог быть. Наверняка забился в какую-нибудь щель и затаился там.Ночь тянулась медленно. Сержанта дважды подзывали к телефону. Рекса Маркера так и не нашли.Кризис наступил в два часа дня в пятницу. После завтрака с Корой Моуди в кафетерии через дорогу от больницы я по ее просьбе позвонил к ней домой. Она была не в состоянии говорить по телефону. Мама Джуди Джаффе сказала, что забирает детей Моуди к себе, пока Кора не вернется домой. И мы отправились в больницу. Сержант как раз должен был смениться с дежурства. Он выглядел изможденным, как, впрочем, и врач, сообщивший нам, что состояние Дэна Моуди остается по-прежнему тяжелым.— Он выкарабкается? — спросил сержант, прежде чем уйти.Доктор был лаконичен:— Пока не знаю.Кору уложили в сестринской комнате, а мне предоставили кровать, предназначенную для дежурного врача. Было уже десять часов. В маленькой комнатке, куда препроводили меня, я сбросил ботинки и растянулся на кровати, повесив свою наплечную кобуру на спинку стула.Очнувшись от сна, я увидел стоящего посреди комнаты врача. Его взгляд был прикован к моей кобуре.— И вы никогда не расстаетесь с этой штукой? — спросил он, заметив, что я проснулся.— А вы когда-нибудь расстаетесь со своим скальпелем, доктор?Я взглянул на часы. Было два часа дня. Во рту у меня пересохло, и вкус был такой, словно мне заткнули его грязным носком.— К нему вернулось сознание. Сейчас у него находится жена. Он хочет поговорить с вами.Это была палата на двоих, в которой сейчас находился один Дэн Моуди. Из-за опущенных жалюзи здесь царил полумрак.Кора как раз собиралась уходить, когда я вошел.— Я знаю, Чет, — сказала Кора с дрожью в голосе. — С ним будет все хорошо.Когда она проходила мимо меня, я заметил слезы у нее на щеках.— Я буду за дверью, милый.— Теперь иди домой, — донесся слабый голос с кровати, — и позаботься о детях.Я придвинул стул к кровати и сел.— Мне нравится ваш головной убор, — сказал я.— Последний крик моды. — Дэн Моуди попытался улыбнуться. Губы его были разбиты в кровь и страшно опухли. Левый глаз затек и напоминал большую лиловую сливу. Правая рука, лежавшая поверх одеяла, — в гипсе от плеча до запястья.— Значит, вы и есть Чет Драм. Проследите, чтобы Кора поехала домой, ладно?— Попытаюсь.Он вздохнул, потом сказал:— Рекс Маркер. Я загнал его в угол. Рейген задумал... перебраться в Вашингтон и занять место Майка Сэнда, если сенат строго осудит деятельность последнего. Маркер счел, что его прочат на место Рейгена — начальником филиала в Южной Калифорнии. Но Рейген невзлюбил его — за что, уж не знаю.И Маркер рассвирепел. Стал заигрывать с Гедеоном Фростом.Обещал передать Фросту какие-то материалы, которые способны не оставить камня на камне от профсоюза. Вот почему... понимаете?.. Маркер решил отделаться легким испугом, когда сенат будет принимать меры. В противном случае ему придется разделить участь остальных, а поскольку Рейген его уже списал, ему терять нечего. Черт, если бы он не стал сотрудничать с Фростом, ему пришлось бы туго! Рейген решил сделать Маркера козлом отпущения. Потому что в этих бумагах содержались совершенно убийственные факты... о деятельности профсоюза. Поэтому Маркер и решил сотрудничать с комиссией, чтобы извлечь для себя выгоду. Я встретился с ним в его меблированных комнатах в центре Лос-Анджелеса, сразу за Мэйн-стрит. Мексиканский район. — Губы Дэна Моуди скривились в горькой усмешке.— И что произошло?— Мы так и не успели поговорить. Появилась парочка рейгеновских громил.— И Маркер дал деру. Он туда больше не вернется, верно?— Черт, нет! Но судя по жилью... кто-то присматривает за его домом. — Он назвал мне адрес.— Женщина, вы хотите сказать? Она не настолько глупа, чтобы отправиться туда сейчас.— Не знаю. Бандиты Рейгена слишком заняты поисками Маркера и подготовкой... наезда на доктора Фроста. Они заскочили туда всего на минутку. Но этого было достаточно, чтобы Маркер выпрыгнул в окно и убежал, а меня они забрали с собой и как следует отделали. Возможно, они не поняли, что с ним живет какая-то баба. Черт, они же не детективы! — Он горестно вздохнул и добавил: — Иногда я задаюсь вопросом: а сам-то я детектив?— Не нужно судить себя так строго. Вы дали нам наводку, в которой мы так нуждались.— Проследите, чтобы Кора позаботилась о детях, ладно?Дверь приоткрылась, и дежурный врач напомнил мне, что пора уходить.Я осторожно похлопал Дэна Моуди по здоровому плечу и направился к двери.— Драм? — окликнул он меня.Я повернулся.— Я... нет, ничего. Все в порядке.С Корой Моуди в коридоре сидела медсестра.— Вы собираетесь домой? — спросил я ее.— Да. Мне просто хотелось еще раз взглянуть на него. Можно, доктор?Врач кивнул.— Что вы узнали? — спросил меня сержант.Я рассказал, и тогда он обратился к полицейскому, стоявшему поблизости:— Кто за рулем?— Миллер, сержант.— Нормально. Ты остаешься. Капитан хочет, чтобы охрана находилась здесь круглые сутки, на всякий случай. Хотите порхать с нами, Драм?Я кивнул и отдал ключи от «форда» Коре Моуди. Потом мы с сержантом вышли на улицу и направились к патрульной машине.Мы добрались до меблированных комнат незадолго до трех часов. Миллер медленно вел патрульную машину по забитой транспортом Мэйн-стрит вдоль тротуаров, по которым вальяжно расхаживали юные мексиканки с глазами-сливами в сопровождении своих низкорослых крепких парней; они облюбовали для прогулок центр разросшегося города, простирающегося теперь до каньонов.Дом был одной из печальных реликвий, символизирующих предпринятое в двадцатые годы массовое переселение в эти места жителей Среднего Запада. С остроконечной крышей из гонта, с огороженным крыльцом и слуховыми окошками. Его вполне мог перевезти сюда из Иллинойса или Айовы какой-нибудь приверженец Хораса Грили как символ ностальгии по прошлому.В маленьком, поросшем травой дворике имелся указатель — деревянная дощечка с облупившейся белой краской, когда-то покрывавшей ее, на которой значилось: «Меблированные комнаты». Доски деревянного крыльца были ветхими и прогибались под ногами. Дверь открыла толстющая мексиканка. Очевидно, хозяйка меблированных комнат.— Маркер? — спросил сержант.Женщина покосилась на его форму и покачала головой:— Никакого Маркера я не знаю.Сержант по-испански описал внешность Маркера. Женщина слушала настороженно, подозрительно щурясь.— Да, да, он живет здесь.— В каком номере?— В четвертом. Я могу вас проводить.— Не надо. Где находится его комната?— На первом этаже. В тыльной части дома, — сказала мексиканка на чистейшем английском. — Мне не нужны неприятности.В торцовой стене коридора была всего одна дверь, на которой белой краской значилась цифра "4". Сержант жестом приказал Миллеру встать у двери справа, а сам встал слева, там, где стоял я. Это был классический прием входа в незнакомое помещение, прямо-таки из полицейского устава. Мы прислушались. Поначалу ничего не было слышно. Потом мне показалось, что я слышу женские всхлипы.Громко постучав костяшками пальцев в дверь, сержант потребовал:— Откройте! Полиция.Ответом, который за этим немедленно последовал, была очередь приглушенных выстрелов. В двери образовалось две пробоины.— Господи, Миллер! — пролаял сержант. — Окно! Быстро обеги дом сзади!Он вытащил свой револьвер и дважды выстрелил в дверь, целясь под дверную ручку. Пригибаясь, Миллер помчался по коридору. Я услышал, как хлопнула входная дверь.Тогда сержант уперся ногой в дверь под дверной ручкой и навалился на нее всем своим телом. Дверь поддалась и с размаху ударилась о стену внутри комнаты. Мы с сержантом сразу же кинулись внутрь.Первое, что мне бросилось в глаза, — окно прямо напротив двери. Оно было широко распахнуто, и грязные тюлевые занавески выдуло сквозняком наружу. Я увидел Миллера, бегущего по густым, по колено высотой зарослям сорняков.— Стойте, или я буду стрелять! — закричал он и выстрелил в воздух.Мужчины продолжали бежать. А Миллер споткнулся и упал, исчезнув на мгновение в высокой траве. Потом я увидел, как он приподнялся и, опершись на локоть, дважды выстрелил. Беглецы тем временем обежали дом и скрылись за ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41