— Вот в чем дело. Но свое сообщение вы передали всему миру, так что теперь обставили всех. Почему бы вам не уйти из собора сейчас же и не дать всем нам передохнуть?
Хики остановился перед лифтом. Его манеры и голос вдруг резко изменились, от плаксивости не осталось и следа.
— Какого черта мы здесь торчим?
Лэнгли отпустил офицеров. Затем вынул из кармана записную книжку и, заглянув в нее, проговорил:
— Ну вот что, мистер Хики, слушайте внимательно. Меня только что уполномочили представители английского и американского правительств передать вам, что если вы сейчас покинете собор, то Англия начнет спокойно и постепенно процедуру освобождения — большинство людей из вашего списка будут отпущены под честное слово…
— «Большинство»? Что значит «постепенно»? Что значит под «честное слово»?
Лэнгли оторвался от записной книжки:
— Сверх того, что я сообщил, мне ничего не известно. Сведения получены по телефону. Я всего лишь полицейский, верно? Только нам двоим разрешили передать эти условия вашим людям. Понятно? Это, конечно, непросто, но вот послушайте и…
— Сводник ты подлый!
Лэнгли быстро взглянул на него:
— Что-что?
— Сводник — вот кто ты. Ты вроде сводника у дипломатов, которые не желают пачкаться и непосредственно предлагать нам, проституткам, деньги.
Лэнгли вспыхнул:
— Послушайте… вы… послушайте…
— Держи себя в руках, парень. Спокойнее!
Лэнгли глубоко вздохнул и сдержанно продолжил:
— Англичане не могут освободить сразу всех. Но не надо выкручивать им руки. Все будет сделано. Правительство США и генеральный прокурор согласны на то, чтобы оставить вас на свободе до суда под небольшой залог. Вам известно, что это значит?
— Нет. Неизвестно.
Лэнгли понемногу выходил из себя:
— Это значит, что вы заплатите этот хренов залог и можете катиться из нашей страны ко всем чертям.
— Ух ты!.. В этом есть что-то бесчестное.
Лэнгли не обратил на его слова внимания и продолжил:
— Никто пока не убит — а это главное. Поэтому у нас много возможностей для сделки с вами…
— Так, значит, есть много возможностей, не так ли? Мы совершили уже не менее дюжины преступлений, ужаснувших полгорода, оставили вас в дураках, подняли мятеж, стоящий вам миллионы долларов, испортили вам праздник, а комиссар полиции даже откинул копыта. Но вы не прочь считать, что было — то прошло, смотрите на все сквозь пальцы и позволяете нам бежать только потому, что никто не убит, как позволил бежать азартным игрокам в кости некий офицер полиции, наткнувшийся на них в темном переулке. Интересный конец. Он многое говорит о нравах в этом обществе.
Лэнгли еще раз вздохнул и добавил:
— Я не буду повторять это предложение — причины здесь очевидны, и никто больше не передаст его по телефону. Это все! — Он захлопнул записную книжку. — Компромисс справедлив. Выбор за вами — соглашаетесь или отвергаете.
Хики нажал кнопку лифта, двери открылись. Затем он обернулся к Лэнгли и произнес:
— Мы ведь будем иметь после этой сделки бледный вид, не так ли? Ну а вы — наоборот. Шрёдер не сойдет с телевизионных экранов целый год. Но нам будет ой как нелегко улететь отсюда самолетом. Все увидят нас и запомнят выходящими из парадных дверей собора святого Патрика с поднятыми руками. Мы с радостью сделали бы это, если бы сперва опустели лагеря для интернированных. Кроме того, в таком случае нам никак не сохранить лавры победителей, если победа будет достигнута дипломатическим путем или с помощью журналистских ухищрений.
— Но вы же останетесь живы благодаря Богу.
— А ты разве уже разрыл мою могилу?
— Не вешайте эту гадость на меня.
Хики рассмеялся. Лэнгли продолжал говорить, добавляя последние детали к тому, что его уполномочили передать:
— Используйте ваш талант убеждения людей там, в соборе, и свое влияние как уважаемого лидера ирландских республиканцев. Постарайтесь не запятнать свою честь бессмысленными смертями и разрушениями, которыми вы настроились завершить свое дело. — В конце он добавил от себя лично: — Сегодня ночью вас видела добрая половина Америки. Кончайте, пока вы еще на коне.
— Был у меня конь еще днем, да ускакал, вырвавшись вперед всех… Но я все же передам твое предложение мистеру Флинну и фениям, и мы сообщим тебе результат. Если ничего не скажем, тогда знай, что мы остались при своем мнении и не отступили от наших требований. — Хики шагнул в кабину лифта. — Увидимся позже, если на то будет воля Божья. — Он нажал кнопку и, когда двери лифта уже стали закрываться, добавил: — Сохраните для меня письма от телезрителей, инспектор.
Глава 45
Брайен Флинн стоял перед дубовыми дверями лифта, направив на них винтовку М-16. Рядом находился Джордж Салливан. Лифт остановился, и Салливан услышал тихий стук: три длинных, два коротких. Он подал ответные сигналы, отсоединил детонатор мины и открыл дверь.
Из лифта неторопливо вышел Хики. Флинн опускал винтовку слишком медленно, но, похоже, никто этого не заметил.
Салливан протянул руку Хики.
— Чертовски здорово, Джон! Ты заставил меня смеяться и плакать одновременно.
Хики улыбнулся и пожал протянутую руку.
— Ах, мой мальчик, моя мечта превратилась в быль. — Он обернулся к Флинну. — А вот ты, парень, выступил бы лучше меня.
Флинн повернулся и направился в галерею. Хики последовал за ним. Брайен спросил на ходу:
— К тебе кто-нибудь обращался с предложениями?
Хики пошел к органу на алтаре.
— Да подходил один парень — инспектор Лэнгли. Дал нам шанс на капитуляцию. Обещал небольшой залог… в общем, все в таком духе…
— А англичане передали какую-нибудь информацию, есть ли признаки, что они пойдут на компромисс?
— Англичане? Компромисс? Да их даже на переговоры не вытянешь.
Он сел за клавиатуру и включил орган.
— А они ничего не передавали через кого-нибудь?
— От них ничего и не дождешься. — Он взглянул на Флинна. — Ты сейчас должен поиграть на колоколах, Брайен, пока мы еще привлекаем к себе всеобщее внимание. Давай начнем… с «Мальчика Денни», а потом сыграем несколько любимых песенок ирландцев и американцев для наших слушателей. Я буду вести мелодию, а ты подстроишься под мой ритм. Иди, начнем.
Флинн мгновение колебался, но затем повернулся и направился к центральному проходу. Хики начал играть «Мальчика Денни» медленно и размеренно, чтобы можно было подстроить к этому ритму бой колоколов.
Все четыре заложника повернули головы к Флинну и Хики, но затем опять перевели взгляды на экран телевизора. Репортеры в зале для пресс-конференций собора обсуждали выступление Хики. Бакстер, не отрывая глаз от экрана, равнодушно заметил:
— Не вижу никаких намеков на то, что нам позволят выйти отсюда.
Отец Мёрфи нерешительно произнес:
— Я удивлен… разве вы не считаете после всего этого, что Англия… Я имею в виду…
Бакстер резко оборвал его:
— Нет, не считаю! — Он взглянул на часы. — Еще тридцать минут, и мы идем.
Морин посмотрела на него, потом перевела взгляд на отца Мёрфи и сказала:
— Мистер Бакстер имеет в виду, что после выступления Хики теперь, возможно, обсуждаются условия компромисса, но при этом мистер Бакстер решил, что он не желает быть поводом для любого компромисса.
Лицо Бакстера побагровело. Морин между тем продолжала:
— Но это в порядке вещей, и вы это знаете. У меня то же самое чувство. Я не хочу, чтобы меня использовали как кусок мяса в обмен на то, что им нужно. — Морин перешла на шепот. — Они и так использовали меня достаточно долго.
Мёрфи посмотрел на них.
— Бежать можете вы двое, но я не могу идти, пока моей жизни не угрожает реальная опасность. Это относится и к Его Высокопреосвященству. — Он кивнул головой кардиналу, который смотрел на них со своего престола, и добавил: — Думаю, нам всем нужно ждать…
Морин взглянула на кардинала и увидела на его лице отражение эмоций, вызванных размышлением над теми же самыми вопросами. Она опять обратилась к отцу Мёрфи:
— Даже если выступление Хики заставит пойти людей из правительства на уступки, это отнюдь не значит, что сам Хики согласится на компромисс, не так ли? — Морин наклонилась вперед. — Он коварный человек. И если вы считаете, что он переполнен злобой и собирается убить нас, убить себя, фениев, разрушить этот собор, то мы просто обязаны как-то выбраться отсюда. — Она не отрывала взгляда от отца Мёрфи. — А вы тоже так считаете?
Мёрфи посмотрел на экран телевизора. Там повторяли фрагмент выступления Хики. Телевизор работал очень тихо, и голос Хики заглушало звучание органа. Но отец Мёрфи видел, как шевелились губы старика, как слезы катились по его морщинистому лицу. Он обратил внимание на его глаза. Без завораживающего хрипловатого голоса старика его глаза казались пустыми.
Отец Мёрфи посмотрел поверх ограды алтаря, где Хики играл на органе. Его голова была обращена к ним: он с улыбкой смотрел на себя на экране, потом повернулся и, заметив обращенное к нему лицо отца Мёрфи, изобразил нарочито любезную улыбку. Священник быстро отвернулся к Морин и кивнул.
Бакстер посмотрел на престол кардинала, кардинал в ответ наклонил голову. Бакстер вновь глянул на часы.
— Мы уходим отсюда через двадцать семь минут.
* * *
Флинн поднялся на лифте к комнате для спевок хора и оттуда прошел на чердак. Там он неслышно подкрался сзади к Лири, который перегнулся через парапет, чтобы лучше видеть заложников через оптический прицел своей винтовки.
— Ну что там разглядел? — спросил Флинн. Лири продолжал смотреть через прицел на четверых человек на помосте алтаря. За долгие годы он научился не только предвидеть жесты и движения людей или читать их мысли по выражению лица, но и, находясь на расстоянии, разбирать по губам, о чем они говорят.
— Только несколько слов, да и то нечетко. Губы плохо видны.
Заложники почти не говорили, перекидывались ничего не значащими словами, но язык их движений был ему понятен.
— Ну что, собираются бежать или нет? — спросил Флинн.
— Да, собираются.
— Как? Когда?
— Не знаю. Скоро.
Флинн кивнул и напомнил:
— Первый выстрел предупредительный, потом стреляй по ногам. Понял?
— Да, все понятно.
Флинн поставил на парапет полевой телефон и набрал номер Маллинса на колокольне.
— Дональд, отойди подальше от колоколов.
Маллинс поставил винтовку и надел наушники-глушители. Затем схватил телефон и быстро спустился по лестнице на нижний этаж.
Флинн подошел к небольшой клавиатуре около органа и повернул ключ от девятнадцати клавиш, связанных с языками колоколов. Затем встал перед клавиатурой, развернул ноты для колокольного звона и установил их на подставку, после чего положил руки на клавиши и заиграл мелодию.
Звон большого колокола, именуемого Патриком, напоминал разбушевавшуюся стихию, и его грозовой раскат едва не сбил Маллинса с ног.
Один за другим все девятнадцать колоколов стали включаться в мелодичный перезвон. Казалось, что вся колокольня, от нижней комнаты, где укрылся Маллинс, до самой верхушки храма, находящейся на уровне 21-го этажа, была охвачена гармоничными переливами.
От неожиданного грохота на чердаке слетела с перил кофейная чашка. Артур Налти и Джин Корней побежали по чердаку на другой конец собора, подальше от этих громовых раскатов. В комнату для хора и трифории колокольный звон проникал даже сквозь каменную кладку и вибрировал, отражаясь от мраморного пола. Сидящий в южной башне Рори Дивайн прислушался к размеренному звону, доносившемуся из противоположной башни. Посмотрев вниз, он увидел, что людей на крышах соседних домов заметно поубавилось, а движение на улицах прекратилось. Холодный весенний воздух наполняли лишь размеренные звуки песни «Мальчик Денни», они неслись все дальше и дальше по темным узким улицам Манхэттена.
Вокруг полицейских ограждений собрались толпы народу, подняв руки с бокалами и бутылками, мужчины и женщины подхватили песню. Из домов на близлежащие авеню и улицы высыпали люди.
Телевизионные репортеры сразу же переместились из зала для пресс-конференций собора на крышу Рокфеллеровского центра.
Во всех барах и домах Нью-Йорка, и даже по всей стране на экранах телевизоров замелькал заснятый с крыши Рокфеллеровского центра собор святого Патрика, залитый ярко-голубым светом прожекторов. Камеры показывали крупным планом зеленые флаги с золотыми арфами, вывешенные Маллинсом из разбитых слуховых окон.
Звон колоколов усиливался через динамики телевизоров и передавался вместе с изображением собора по всему континенту, из одного конца в другой, а спутниковые антенны принимали сигналы и распространяли их по всему миру.
Рори Дивайн вставил сигнальную ракету в ракетницу, нацелился в слуховое окно и выстрелил. Ракета взметнулась вверх, вспыхнула ярким зеленым светом и, спускаясь на парашютике, озаряла тонкими, еле заметными бликами находящиеся внизу здания и улицы, а затем рассыпалась на множество блистающих искорок. А Дивайн в это время подошел к слуховым окнам с противоположной стороны и снова выстрелил из ракетницы.
Телевизионные камеры, установленные на улицах, в барах и ресторанах, начали показывать мужчин и женщин, поющих, что-то кричащих и плачущих. Калейдоскоп образов и картинок мелькал на экранах: шумные бары, толпы людей на улицах, освещенное зеленой вспышкой небо, плотные ряды молчаливых полицейских, колокольня и долгие, протяжные удары колоколов собора святого Патрика.
Зеленые ракеты вдруг изменили свои цвета и засверкали в небе красным, белым и голубым, а затем зеленым, оранжевым и белым — общеизвестным ирландским триколором. Толпы возбужденно загудели и еще громче подхватили мелодию «Мальчик Денни», доносившуюся с колокольни и наполнявшую все каналы телевизоров и транзисторов.
О, Денни мой, волынки нас позвали
В долины горные, где радостно повсюду,
А лето кончилось, и розы все завяли.
Уходишь ты, но ждать тебя я буду.
Наконец после продолжительного показа происходящего на улицах города все теле— и радиостанции стали передавать репортажи и комментарии сцен, которые совсем не нуждались в этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77