купить ванну в москве
Он кивнул головой и, увидев странное выражение, на мгновение промелькнувшее на лице Флинна, спросил:
— Он что, твой старинный друг?
— Деловое знакомство, — ответил Флинн. — А добренький майор назвал мое настоящее имя?
Бурк ничего не ответил. Флинн подошел ближе к дверному проему.
— В разведслужбе бытует старинное присловье: «Неважно знать, кто стрелял в тебя, а важно — кто нанял стрелка». — Флинн пристально вглядывался в лицо Бурка. — И кто же в данном случае нанял?
— Это я должен у тебя спросить.
— Ну, что ж, скажу: материально-техническое снабжение фениев осуществляет английская военная разведка.
— Вряд ли правительство Великобритании пойдет на такой риск, учитывая, что вы ведете слишком ограниченную войну…
— Речь идет о людях, преследующих собственные цели, которые могут совпадать с целями британского правительства, а могут и не совпадать. Эти люди говорят, что весь исторический опыт оправдывает…
— Это не люди, а лично вы так считаете.
Флинн не обратил внимания на реплику Бурка.
— Эти люди ценят себя очень высоко. Жизнь имеет для них смысл лишь тогда, когда они могут обманывать своих врагов, вводить их в заблуждение, вносить разлад и раздоры в их стан и в конце концов побеждать в открытом бою или же исподтишка. Наиболее умело они проявляют свои способности в критических ситуациях или во время беспорядков. Таковы почти все разведчики, агенты тайной полиции или как они там еще себя называют. Таков же и майор Бартоломео Мартин.
— Я почему-то решил, что ты говоришь о себе.
Флинн холодно улыбнулся и ответил:
— Я революционер. Контрреволюционеры достойны куда большего презрения.
— Может, мне тогда заняться угоном автомашин?
Флинн, рассмеявшись, сказал:
— Лейтенант, ты всего лишь честный городской коп. Я верю тебе.
Бурк ничего не ответил, и Флинн продолжил:
— Расскажу-ка тебе еще кое-что. Думаю, что у Мартина есть поддержка в Америке. Он непременно должен ее иметь. Будь осторожен с ЦРУ и ФБР.
Бурк по-прежнему слушал молча, и Флинн спросил:
— Кто больше всех выгадал от того, что случилось сегодня?
Бурк поднял глаза на Флинна и ответил:
— Только не ты. Тебя вскоре убьют, и если то, что ты сказал, правда, то кто ты такой? Пешка! Жалкая пешка в большой игре, которая ведется британской разведкой, а может быть, еще и ЦРУ с ФБР. Ради их целей.
Флинн лишь улыбнулся:
— Я знаю это. Но пешка, как видишь, захватила в плен архиепископа и его собор. Никогда нельзя недооценивать пешку: если она оказывается на противоположном конце доски, то может превращаться даже в королеву.
Бурк понял, что имел в виду Флинн.
— Хорошо, — начал он, — допустим, что майор Мартин как раз из той породы людей, о которых ты говорил. В таком случае объясни, зачем ты рассказал мне об этом? Надеешься, что я выведу его на чистую воду?
— Ну что ты! Меня бы это только скомпрометировало. С него нельзя спускать глаз. Теперь, когда я уже достаточно послужил его целям, он желает только моей смерти. Он хочет также, чтобы погибли заложники, а собор был разрушен. Этим он продемонстрирует всему миру дикость и варварство ирландцев. Твоему начальству следует поосторожнее относиться к его советам. Понимаешь, что я имею в виду?
— Я понимаю, что ты оказался в безвыходном положении. Тебя заманили в ловушку, ты думал, что как-то выкрутишься, а теперь не уверен в этом.
— Я не пойду на компромисс в достижении своих целей. Пусть лучше английское правительство отпустит моих людей. Если не отпустит, ответственность целиком ляжет на него.
— Ради Бога, откажись от своей затеи, — резко бросил Бурк, в его голосе чувствовались нарастающие нетерпение и злость. — Ну, схлопочешь несколько лет тюрьмы за нападение при отягчающих обстоятельствах, за незаконное задержание людей. Что еще может навесить тебе окружной прокурор?
Флинн резко приблизился к Бурку и схватился за медные прутья.
— Кончай болтать, как глупый дешевый коп! Я солдат, Бурк, солдат, а не уголовник, у которого руки по локоть в крови и по которому тюрьма плачет.
Бурк сделал несколько глубоких вздохов, чтобы успокоиться, и произнес еле слышно:
— Я не могу спасти тебя.
— А я и не просил об этом. Но тот факт, что ты сам предложил помощь, характеризует Патрика Бурка больше как ирландца, нежели полицейского. Хоть ты сам и не признаешься в этом.
— Какой-то собачий бред…
Флинн убрал руки с медных прутьев.
— Так что берегись майора Мартина, и ты спасешь заложников и собор. Ну а фениев спасу я. А теперь бери ноги в руки и принеси нам тушенки на ужин, будь добрым малым. Потом мы еще поболтаем немного.
Но Бурк продолжал деловым тоном:
— Они хотят убрать лошадь с парапета.
— Разумеется, я не против. Объявим своеобразное перемирие для захоронения трупов. — Флинн явно старался успокоиться и улыбался через силу. — Но убрать ее можно будет только после того, как привезут ужин. Пусть только один человек привяжет веревку к открытому грузовику. И без всяких фокусов!
— Фокусов не будет.
— Надеюсь. Для одного дня фокусов было предостаточно. — Флинн повернулся и пошел вверх по ступенькам, но вдруг остановился, обернулся и сказал: — Я докажу тебе, Бурк, что я порядочный человек… Каждая собака знает, что Джек Фергюсон — полицейский стукач. Скажи ему, чтобы он убирался из города, если жизнь ему дорога.
Флинн снова повернулся, взбежал вверх по ступенькам и скрылся за углом.
Бурк с минуту смотрел ему вслед. «Я солдат, а не уголовник, у которого руки по локоть в крови», — припомнились ему слова Флинна. Произнес он их спокойно, без всякой боли в голосе, но все равно мука наполняла его душу.
* * *
Брайен Флинн стоял перед кардиналом, сидевшим на престоле.
— Ваше Высокопреосвященство, хочу задать вам один очень важный вопрос.
Кардинал склонил голову.
— Есть какие-либо скрытые пути или потайные ходы в этом соборе?
Кардинал ответил сразу же:
— Даже если бы и были, я бы об этом не сказал.
Флинн шагнул назад и указал на потолок башни склепа, который украшали красные головные уборы умерших архиепископов Нью-Йорка.
— Вы бы хотели, чтобы и ваш головной убор тоже висел там?
Кардинал, отрешенно глядя на него, заметил:
— Я — христианин, который верит в жизнь после смерти, поэтому меня не запугать.
— Ах, кардинал, вы неверно поняли мои слова. Я имел в виду, что прикажу своим людям взять топоры и крушить этот прекрасный шпиль, пока он не падет на церковные скамьи прямо к вашим ногам.
Кардинал еле слышно вздохнул и мягко ответил:
— Мне неизвестны тайные ходы. Но это не значит, что их нет.
— Да, так оно и есть. Думаю, что они все же существуют. Припомните, как вам впервые показывал собор главный викарий. В нем наверняка должен быть предусмотрен запасной ход для побега на случай восстания. Проход для священников, какие делаются в Ирландии или Англии.
— Не думаю, что архитектор предусмотрел такой проход. Здесь все же Америка.
— Но ведь с каждым годом разница между этими странами в определенном смысле все более сглаживается. Послушайте, Ваше Высокопреосвященство, если сумеете вспомнить про ходы, вы спасете многие человеческие жизни.
Кардинал откинулся в кресле и оглядел огромное пространство собора. Да, здесь есть двойные стены с лестницами, ведущими куда-то, проходы, которые никогда не использовались, но он, честно говоря, не помнил их или не знал, куда они ведут — наружу или куда-нибудь еще туда, где выход никем не контролируется. Кардинал перевел взгляд на мраморный пол под ногами. Под ним был склеп, вокруг которого располагалась полая выпуклость. Но об этом они уже знали. Он видел, как Хики и Меган Фитцджеральд спускались туда, откинув бронзовую плиту позади алтаря.
Две трети выпуклости были чуть выше, чем все это низкое темное пространство, где под мраморным полом могли шнырять только мерзкие крысы. Каждый год по этому темному полу проходило шесть миллионов людей, чтобы поклониться Богу, обратиться к нему с молитвой или просто взглянуть на его образ. А холодный мрак под их ногами оставался неизменным. Таков он и сейчас — он просачивается из пустоты в собор, в сознание и души людей, находящихся здесь. Темнота отодвигает назад святые лучи света.
Взгляд кардинала задержался на фигурах святых, напряженно застывших в трифории и на церковных хорах, подобно часовым на темных, скалистых утесах или у крепостных стен. Вечный страж, испуганный, одиноко стоящий, шепчущий: «Страж. Ну, как ночка?»
— Думается мне, что сюда входа нет и, по всему видно, для вас нет и выхода, — сказал кардинал, повернувшись к Флинну.
— Я выйду только через главные парадные двери, — резко бросил тот.
Он спросил кардинала о странном возвышении, о подземных ходах, ведущих из храма, и о понижении внизу. Но кардинал только покачал головой.
— Это абсурд. Типичный абсурд — думать так о церкви. Это дом Господа, а не пирамида. Здесь нет никаких других тайн, кроме таинства веры.
Флинн лишь улыбнулся:
— И нет даже припрятанного сокровища, кардинал?
— Да здесь все золото. Тело и кровь Христа, что помещены в дарохранительнице, радость и милосердие, мир и любовь, пребывающие здесь с нами, — вот наша золотая сокровищница. Милости прошу, берите все, что вам нужно.
— А также несколько диковинных драгоценных чаш и золото алтаря?
— Можете прихватить и их.
Флинн мотнул головой:
— Нет, я ничего не возьму отсюда, только своих фениев. Оставьте при себе свое золото и свою любовь. — Он пробежался глазами по всему величавому великолепию интерьера собора. — Надеюсь, все это сохранится. — Взгляд его остановился на кардинале. — Ладно. Может быть, небольшая прогулка освежит вашу память. Прошу вас, пройдемте со мной.
Кардинал поднялся, и они вдвоем медленно спустились по ступенькам алтаря и пошли в вестибюль собора.
* * *
Отец Мёрфи заметил, что кардинал уходит куда-то вместе с Флинном. Когда они скрылись из виду, он осмотрелся, чтобы определить, что происходит вокруг. Меган нигде не было, Бакстер сидел, задумавшись, на другом краю скамьи, а Джон Хики стоял, облокотившись на алтарный орган, и разговаривал по полевому телефону. Отец Мёрфи повернулся к Морин:
— Вас раздирает желание что-то сделать, не так ли?
Она вскинула на него глаза. Неудавшийся побег, едва не закончившийся смертью, сделал ее странно расслабленной, почти безмятежной, словно она получила какое-то необычное очищение. Но стремление действовать еще не исчезло до конца из ее души. Поэтому Морин молча кивнула головой.
После долгого молчания отец Мёрфи опять спросил ее:
— Вы знаете какой-нибудь код — ну, вроде азбуки Морзе?
— Да. Азбуку Морзе я знаю. А зачем?
— Вы — в смертельной опасности, и я думаю, вам надо исповедаться, вдруг что-нибудь случится… внезапно…
Морин посмотрела на священника, но ничего не ответила.
— Доверьтесь мне.
— Я согласна.
Отец Мёрфи подождал, пока Хики закончит разговаривать по полевому телефону, и подозвал его:
— Мистер Хики, могу я поговорить с вами?
Хики выглянул из-за алтарной ограды.
— Выбирайте любую из комнат для невест. Только сначала протрите скамейку.
— Мисс Мелон хочет исповедаться.
— Да ну, — рассмеялся Хики. — Ее исповедь займет, по меньшей мере, целую неделю.
— Это не повод для шуток. Она чувствует, что ее жизнь в опасности, и…
— Так оно и есть. Ну ладно. Идите, вас никто не остановит.
Отец Мёрфи встал, Морин последовала за ним. Хики смотрел, как они направляются к противоположной стороне ограды, к исповедальне.
— А вы не можете исповедаться здесь?
Лицо отца Мёрфи выразило удивление:
— У всех на виду?! Это же исповедь!
Во взгляде Хики сквозило уже неприкрытое раздражение.
— Постарайтесь побыстрей.
Отец Мёрфи и Морин спустились по ступенькам и прошли через галерею к боковой кабинке для исповеди. Хики рукой дал сигнал стрелкам на карнизах, привлекая их внимание, а затем крикнул заложникам, остановившимся у кабинки:
— И без шуточек. Вы под перекрестным прицелом, так что не делайте глупостей.
Отец Мёрфи показал Морин на занавес кабинки, а сам вошел в сводчатый проход рядом. Пройдя в исповедальню через вход священников, он присел там на маленькое отгороженное место и дернул за шнур, раздвигающий черную ширму.
Морин преклонила колени и посмотрела через тонкую завесу на нечеткие очертания профиля священника.
— Я давно не исповедовалась. Я даже не знаю, с чего начать.
Она смущенно замолчала, и в ответ послышался отчетливый шепот отца Мёрфи, каким обычно принято говорить во время исповеди:
— Для начала найдите кнопку на створке двери.
— Не поняла.
— Там есть кнопка. Если вы нажмете ее, в верхнем холле дома настоятеля раздастся звонок. Таким способом осуществляется вызов священника, если кому-нибудь понадобится срочное отпущение грехов.
Он тихонько хихикнул, и Морин подумала, что по этому поводу в среде священнослужителей должна быть в ходу какая-нибудь шутка.
— Полагаете, мы сможем связаться… — От волнения она с трудом произносила слова.
— Мы не получим обратного сигнала, да нам он и не нужен. Я даже не знаю, услышит ли нас кто-нибудь. А сейчас действуйте побыстрей, нужно послать сообщение, что-нибудь полезное для тех, кто находится за стенами собора.
Морин быстро пробежала пальцами по дубовой панели и нашла кнопку. Сначала нажала на нее несколько раз, чтобы привлечь чье-нибудь внимание, а затем начала отстукивать послание, закодированное точками и тире.
«Это Морин Мелон и отец Мёрфи».
Что нужно сказать? Она постаралась припомнить, чему обучалась на курсах радистов… Так что же сообщать?.. Кто, что, где, когда, сколько…
«В соборе находятся 13-15 вооруженных людей. По снайперу в каждом трифории и галерее. Один на церковных хорах. На лестнице в ризницу человек с „томпсоном“. По одному-два человека в каждой башне. Два или больше на чердаке. На постах установлены полевые телефоны. Заложники на алтаре».
Морин на минуту остановилась, припоминая, что ей удалось подслушать из разговоров террористов, затем начала отбивать в более быстром темпе:
«На чердак принесли много свечей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
— Он что, твой старинный друг?
— Деловое знакомство, — ответил Флинн. — А добренький майор назвал мое настоящее имя?
Бурк ничего не ответил. Флинн подошел ближе к дверному проему.
— В разведслужбе бытует старинное присловье: «Неважно знать, кто стрелял в тебя, а важно — кто нанял стрелка». — Флинн пристально вглядывался в лицо Бурка. — И кто же в данном случае нанял?
— Это я должен у тебя спросить.
— Ну, что ж, скажу: материально-техническое снабжение фениев осуществляет английская военная разведка.
— Вряд ли правительство Великобритании пойдет на такой риск, учитывая, что вы ведете слишком ограниченную войну…
— Речь идет о людях, преследующих собственные цели, которые могут совпадать с целями британского правительства, а могут и не совпадать. Эти люди говорят, что весь исторический опыт оправдывает…
— Это не люди, а лично вы так считаете.
Флинн не обратил внимания на реплику Бурка.
— Эти люди ценят себя очень высоко. Жизнь имеет для них смысл лишь тогда, когда они могут обманывать своих врагов, вводить их в заблуждение, вносить разлад и раздоры в их стан и в конце концов побеждать в открытом бою или же исподтишка. Наиболее умело они проявляют свои способности в критических ситуациях или во время беспорядков. Таковы почти все разведчики, агенты тайной полиции или как они там еще себя называют. Таков же и майор Бартоломео Мартин.
— Я почему-то решил, что ты говоришь о себе.
Флинн холодно улыбнулся и ответил:
— Я революционер. Контрреволюционеры достойны куда большего презрения.
— Может, мне тогда заняться угоном автомашин?
Флинн, рассмеявшись, сказал:
— Лейтенант, ты всего лишь честный городской коп. Я верю тебе.
Бурк ничего не ответил, и Флинн продолжил:
— Расскажу-ка тебе еще кое-что. Думаю, что у Мартина есть поддержка в Америке. Он непременно должен ее иметь. Будь осторожен с ЦРУ и ФБР.
Бурк по-прежнему слушал молча, и Флинн спросил:
— Кто больше всех выгадал от того, что случилось сегодня?
Бурк поднял глаза на Флинна и ответил:
— Только не ты. Тебя вскоре убьют, и если то, что ты сказал, правда, то кто ты такой? Пешка! Жалкая пешка в большой игре, которая ведется британской разведкой, а может быть, еще и ЦРУ с ФБР. Ради их целей.
Флинн лишь улыбнулся:
— Я знаю это. Но пешка, как видишь, захватила в плен архиепископа и его собор. Никогда нельзя недооценивать пешку: если она оказывается на противоположном конце доски, то может превращаться даже в королеву.
Бурк понял, что имел в виду Флинн.
— Хорошо, — начал он, — допустим, что майор Мартин как раз из той породы людей, о которых ты говорил. В таком случае объясни, зачем ты рассказал мне об этом? Надеешься, что я выведу его на чистую воду?
— Ну что ты! Меня бы это только скомпрометировало. С него нельзя спускать глаз. Теперь, когда я уже достаточно послужил его целям, он желает только моей смерти. Он хочет также, чтобы погибли заложники, а собор был разрушен. Этим он продемонстрирует всему миру дикость и варварство ирландцев. Твоему начальству следует поосторожнее относиться к его советам. Понимаешь, что я имею в виду?
— Я понимаю, что ты оказался в безвыходном положении. Тебя заманили в ловушку, ты думал, что как-то выкрутишься, а теперь не уверен в этом.
— Я не пойду на компромисс в достижении своих целей. Пусть лучше английское правительство отпустит моих людей. Если не отпустит, ответственность целиком ляжет на него.
— Ради Бога, откажись от своей затеи, — резко бросил Бурк, в его голосе чувствовались нарастающие нетерпение и злость. — Ну, схлопочешь несколько лет тюрьмы за нападение при отягчающих обстоятельствах, за незаконное задержание людей. Что еще может навесить тебе окружной прокурор?
Флинн резко приблизился к Бурку и схватился за медные прутья.
— Кончай болтать, как глупый дешевый коп! Я солдат, Бурк, солдат, а не уголовник, у которого руки по локоть в крови и по которому тюрьма плачет.
Бурк сделал несколько глубоких вздохов, чтобы успокоиться, и произнес еле слышно:
— Я не могу спасти тебя.
— А я и не просил об этом. Но тот факт, что ты сам предложил помощь, характеризует Патрика Бурка больше как ирландца, нежели полицейского. Хоть ты сам и не признаешься в этом.
— Какой-то собачий бред…
Флинн убрал руки с медных прутьев.
— Так что берегись майора Мартина, и ты спасешь заложников и собор. Ну а фениев спасу я. А теперь бери ноги в руки и принеси нам тушенки на ужин, будь добрым малым. Потом мы еще поболтаем немного.
Но Бурк продолжал деловым тоном:
— Они хотят убрать лошадь с парапета.
— Разумеется, я не против. Объявим своеобразное перемирие для захоронения трупов. — Флинн явно старался успокоиться и улыбался через силу. — Но убрать ее можно будет только после того, как привезут ужин. Пусть только один человек привяжет веревку к открытому грузовику. И без всяких фокусов!
— Фокусов не будет.
— Надеюсь. Для одного дня фокусов было предостаточно. — Флинн повернулся и пошел вверх по ступенькам, но вдруг остановился, обернулся и сказал: — Я докажу тебе, Бурк, что я порядочный человек… Каждая собака знает, что Джек Фергюсон — полицейский стукач. Скажи ему, чтобы он убирался из города, если жизнь ему дорога.
Флинн снова повернулся, взбежал вверх по ступенькам и скрылся за углом.
Бурк с минуту смотрел ему вслед. «Я солдат, а не уголовник, у которого руки по локоть в крови», — припомнились ему слова Флинна. Произнес он их спокойно, без всякой боли в голосе, но все равно мука наполняла его душу.
* * *
Брайен Флинн стоял перед кардиналом, сидевшим на престоле.
— Ваше Высокопреосвященство, хочу задать вам один очень важный вопрос.
Кардинал склонил голову.
— Есть какие-либо скрытые пути или потайные ходы в этом соборе?
Кардинал ответил сразу же:
— Даже если бы и были, я бы об этом не сказал.
Флинн шагнул назад и указал на потолок башни склепа, который украшали красные головные уборы умерших архиепископов Нью-Йорка.
— Вы бы хотели, чтобы и ваш головной убор тоже висел там?
Кардинал, отрешенно глядя на него, заметил:
— Я — христианин, который верит в жизнь после смерти, поэтому меня не запугать.
— Ах, кардинал, вы неверно поняли мои слова. Я имел в виду, что прикажу своим людям взять топоры и крушить этот прекрасный шпиль, пока он не падет на церковные скамьи прямо к вашим ногам.
Кардинал еле слышно вздохнул и мягко ответил:
— Мне неизвестны тайные ходы. Но это не значит, что их нет.
— Да, так оно и есть. Думаю, что они все же существуют. Припомните, как вам впервые показывал собор главный викарий. В нем наверняка должен быть предусмотрен запасной ход для побега на случай восстания. Проход для священников, какие делаются в Ирландии или Англии.
— Не думаю, что архитектор предусмотрел такой проход. Здесь все же Америка.
— Но ведь с каждым годом разница между этими странами в определенном смысле все более сглаживается. Послушайте, Ваше Высокопреосвященство, если сумеете вспомнить про ходы, вы спасете многие человеческие жизни.
Кардинал откинулся в кресле и оглядел огромное пространство собора. Да, здесь есть двойные стены с лестницами, ведущими куда-то, проходы, которые никогда не использовались, но он, честно говоря, не помнил их или не знал, куда они ведут — наружу или куда-нибудь еще туда, где выход никем не контролируется. Кардинал перевел взгляд на мраморный пол под ногами. Под ним был склеп, вокруг которого располагалась полая выпуклость. Но об этом они уже знали. Он видел, как Хики и Меган Фитцджеральд спускались туда, откинув бронзовую плиту позади алтаря.
Две трети выпуклости были чуть выше, чем все это низкое темное пространство, где под мраморным полом могли шнырять только мерзкие крысы. Каждый год по этому темному полу проходило шесть миллионов людей, чтобы поклониться Богу, обратиться к нему с молитвой или просто взглянуть на его образ. А холодный мрак под их ногами оставался неизменным. Таков он и сейчас — он просачивается из пустоты в собор, в сознание и души людей, находящихся здесь. Темнота отодвигает назад святые лучи света.
Взгляд кардинала задержался на фигурах святых, напряженно застывших в трифории и на церковных хорах, подобно часовым на темных, скалистых утесах или у крепостных стен. Вечный страж, испуганный, одиноко стоящий, шепчущий: «Страж. Ну, как ночка?»
— Думается мне, что сюда входа нет и, по всему видно, для вас нет и выхода, — сказал кардинал, повернувшись к Флинну.
— Я выйду только через главные парадные двери, — резко бросил тот.
Он спросил кардинала о странном возвышении, о подземных ходах, ведущих из храма, и о понижении внизу. Но кардинал только покачал головой.
— Это абсурд. Типичный абсурд — думать так о церкви. Это дом Господа, а не пирамида. Здесь нет никаких других тайн, кроме таинства веры.
Флинн лишь улыбнулся:
— И нет даже припрятанного сокровища, кардинал?
— Да здесь все золото. Тело и кровь Христа, что помещены в дарохранительнице, радость и милосердие, мир и любовь, пребывающие здесь с нами, — вот наша золотая сокровищница. Милости прошу, берите все, что вам нужно.
— А также несколько диковинных драгоценных чаш и золото алтаря?
— Можете прихватить и их.
Флинн мотнул головой:
— Нет, я ничего не возьму отсюда, только своих фениев. Оставьте при себе свое золото и свою любовь. — Он пробежался глазами по всему величавому великолепию интерьера собора. — Надеюсь, все это сохранится. — Взгляд его остановился на кардинале. — Ладно. Может быть, небольшая прогулка освежит вашу память. Прошу вас, пройдемте со мной.
Кардинал поднялся, и они вдвоем медленно спустились по ступенькам алтаря и пошли в вестибюль собора.
* * *
Отец Мёрфи заметил, что кардинал уходит куда-то вместе с Флинном. Когда они скрылись из виду, он осмотрелся, чтобы определить, что происходит вокруг. Меган нигде не было, Бакстер сидел, задумавшись, на другом краю скамьи, а Джон Хики стоял, облокотившись на алтарный орган, и разговаривал по полевому телефону. Отец Мёрфи повернулся к Морин:
— Вас раздирает желание что-то сделать, не так ли?
Она вскинула на него глаза. Неудавшийся побег, едва не закончившийся смертью, сделал ее странно расслабленной, почти безмятежной, словно она получила какое-то необычное очищение. Но стремление действовать еще не исчезло до конца из ее души. Поэтому Морин молча кивнула головой.
После долгого молчания отец Мёрфи опять спросил ее:
— Вы знаете какой-нибудь код — ну, вроде азбуки Морзе?
— Да. Азбуку Морзе я знаю. А зачем?
— Вы — в смертельной опасности, и я думаю, вам надо исповедаться, вдруг что-нибудь случится… внезапно…
Морин посмотрела на священника, но ничего не ответила.
— Доверьтесь мне.
— Я согласна.
Отец Мёрфи подождал, пока Хики закончит разговаривать по полевому телефону, и подозвал его:
— Мистер Хики, могу я поговорить с вами?
Хики выглянул из-за алтарной ограды.
— Выбирайте любую из комнат для невест. Только сначала протрите скамейку.
— Мисс Мелон хочет исповедаться.
— Да ну, — рассмеялся Хики. — Ее исповедь займет, по меньшей мере, целую неделю.
— Это не повод для шуток. Она чувствует, что ее жизнь в опасности, и…
— Так оно и есть. Ну ладно. Идите, вас никто не остановит.
Отец Мёрфи встал, Морин последовала за ним. Хики смотрел, как они направляются к противоположной стороне ограды, к исповедальне.
— А вы не можете исповедаться здесь?
Лицо отца Мёрфи выразило удивление:
— У всех на виду?! Это же исповедь!
Во взгляде Хики сквозило уже неприкрытое раздражение.
— Постарайтесь побыстрей.
Отец Мёрфи и Морин спустились по ступенькам и прошли через галерею к боковой кабинке для исповеди. Хики рукой дал сигнал стрелкам на карнизах, привлекая их внимание, а затем крикнул заложникам, остановившимся у кабинки:
— И без шуточек. Вы под перекрестным прицелом, так что не делайте глупостей.
Отец Мёрфи показал Морин на занавес кабинки, а сам вошел в сводчатый проход рядом. Пройдя в исповедальню через вход священников, он присел там на маленькое отгороженное место и дернул за шнур, раздвигающий черную ширму.
Морин преклонила колени и посмотрела через тонкую завесу на нечеткие очертания профиля священника.
— Я давно не исповедовалась. Я даже не знаю, с чего начать.
Она смущенно замолчала, и в ответ послышался отчетливый шепот отца Мёрфи, каким обычно принято говорить во время исповеди:
— Для начала найдите кнопку на створке двери.
— Не поняла.
— Там есть кнопка. Если вы нажмете ее, в верхнем холле дома настоятеля раздастся звонок. Таким способом осуществляется вызов священника, если кому-нибудь понадобится срочное отпущение грехов.
Он тихонько хихикнул, и Морин подумала, что по этому поводу в среде священнослужителей должна быть в ходу какая-нибудь шутка.
— Полагаете, мы сможем связаться… — От волнения она с трудом произносила слова.
— Мы не получим обратного сигнала, да нам он и не нужен. Я даже не знаю, услышит ли нас кто-нибудь. А сейчас действуйте побыстрей, нужно послать сообщение, что-нибудь полезное для тех, кто находится за стенами собора.
Морин быстро пробежала пальцами по дубовой панели и нашла кнопку. Сначала нажала на нее несколько раз, чтобы привлечь чье-нибудь внимание, а затем начала отстукивать послание, закодированное точками и тире.
«Это Морин Мелон и отец Мёрфи».
Что нужно сказать? Она постаралась припомнить, чему обучалась на курсах радистов… Так что же сообщать?.. Кто, что, где, когда, сколько…
«В соборе находятся 13-15 вооруженных людей. По снайперу в каждом трифории и галерее. Один на церковных хорах. На лестнице в ризницу человек с „томпсоном“. По одному-два человека в каждой башне. Два или больше на чердаке. На постах установлены полевые телефоны. Заложники на алтаре».
Морин на минуту остановилась, припоминая, что ей удалось подслушать из разговоров террористов, затем начала отбивать в более быстром темпе:
«На чердак принесли много свечей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77