Кончини повернул налево. Не было ничего удивительного в том, что он направляется в Лувр таким путем, поэтому Сен-Жюльен нимало не насторожился.
Они остановились в глухом безлюдном месте на задворках Лувра. Тут Сен-Жюльену впору было бы заподозрить неладное. Но Кончини так улыбался, был так дружелюбен, так ласков! Как было не поверить в его искренность?
— Ты все устроил прекрасно, — с довольным видом сказал флорентиец, — и заслужил награду. Получай!
Он замахнулся рукой с кинжальчиком и молниеносным движением вонзил его Сен-Жюльену в грудь. Тот рухнул как подкошенный, даже не вскрикнув. Кончини склонился над ним и свирепо прошептал:
— Что, Сен-Жюльен, слышишь меня? Вижу, ты еще живой… Итак, ты меня предал! Ты предпочел Леонору, и вы с ней задумали меня провести! Ты отправил Бертиль и Жеана в Фор-о-Дам! А завтра я явился бы в пустой дом — и прощай любовь и месть! Но теперь ты понял, как я поступаю с предателями?
Он выпрямился, пнул тело ногой и с невыразимой злобой сказал:
— Подыхай тут, собака!
Глава 70
ОРДЕР МАТЕРИ АББАТИСЫ
Не оборачиваясь, Кончини пошел дальше, но отнюдь не в Лувр: он постучал условленным стуком в дверь дома на Писцовой улице.
Его принял брат Парфе Гулар — Аквавивы, по словам монаха, не было дома. Кончини с братом Гуларом долго о чем-то говорили, и флорентиец ушел от него окрыленный.
Монах же, проводив его, немного нахмурился:
— Я забыл сказать, что там не только все видно, но еще и слышно!
Однако, поразмыслив, решил:
— Какая разница, что он там скажет? И Жеану от этого тоже не будет ни лучше, ни хуже.
И Парфе Гулар вышел из дома, миновал тот тупичок, где находился вход в тюрьму, и направился на улицу Сен-Дени.
Не успел он пройти мимо тупика, как из ниши в стене появился человек, закутанный в плащ до самых глаз, и последовал за монахом. Не будем долго томить нашего читателя — это был Пардальян.
Глаза его радостно сверкали.
— Клянусь Пилатом и Вараввой! Я же сам видел, как монах входил в тюрьму! Каким же образом он теперь появился со стороны Писцовой? А дело, как я понимаю, — весело рассмеялся Пардальян, — вот в чем: меня провели, как дурачка! От тюрьмы в дом на Писцовой есть подземный ход! Вот и получалось: он заходил с Писцовой, я там его ждал под дверью черт знает сколько времени, а он спокойно закрывал за собой тюремные ворота! Но теперь, кажется, все проясняется! Горячо-горячо! Завтра я пойду познакомлюсь с тюрьмой поближе. А пока надобно не спускать с монаха глаз. Правда, я изучил все его повадки и уверен, что теперь он просто идет спать. Надо, однако, знать, где брать след завтра.
Парфе Гулар тем временем кружными путями добрался до ворот Сент-Оноре перед самым их закрытием.
— Понятно! — прошептал Пардальян. — Идет ночевать к капуцинам. Иначе говоря, господин Аквавива по-прежнему поддерживает с ними отношения.
Он дождался, пока закроют ворота, и пошел назад по улице Сент-Оноре. Было уже совсем темно.
— И мне уже пора спать… — решил Пардальян.
На углу улицы Сен-Тома шевалье увидел, что на мостовой валяется какая-то бумага. Быть может, он и прошел бы мимо, но бумага была ярко освещена серебристыми лучами луны, сиявшей а безоблачном небе, а Пардальян всегда отличался острым зрением.
Он бросил на бумагу беглый взор и изумленно воскликнул:
— Черт возьми! Герб и печать аббатисы Монмартрской! Уж не монах ли обронил? Ну-ка, подберу… вдруг пригодится?
Так он и сделал: подобрал бумагу и сунул за пазуху. Дома, в гостинице «Паспарту», Пардальян разглядел свою находку повнимательнее и прошептал:
— Ордер матери аббатисы! «Предъявителя сего впускать в здание тюрьмы и оказывать ему всяческое содействие!» Вот дьявол! Ну и удача! Находка-то просто бесценна!
И Пардальян улегся спать с мыслью, что день прошел не зря.
Это был тот самый документ, что показывал в «Дамском Башмаке» Сен-Жюльен. Как он попал на мостовую? Об этом-то мы и расскажем. Сен-Жюльен при смерти, но мы с ним еще не расстались…
С самой Орлеанской улицы следом за Кончини и Сен-Жюльеном крался человек. Когда Кончини, расправившись с предателем, удалился, незнакомец направился на улицу Сен-Тома. Это был Саэтта. Он склонился над телом Сен-Жюльена и осмотрел рану глазом знатока.
— Славный удар! — промолвил он спокойно. — Бедняга долго не протянет. Прожил бы он только еще один часок да шепнул бы словечко синьоре, — а больше мне и не надо.
Могучими руками он подхватил раненого и понес его во дворец Кончини. По дороге ордер аббатисы выпал у Сен-Жюльена из кармана и остался лежать там, где его подобрал Пардальян.
Саэтта принес умирающего в покои Леоноры и безмолвно положил на постель — только кивком указал на него хозяйке. Увидев шпиона, та чуть нахмурилась, но не проявила ни жалости, ни сострадания. И Сен-Жюльен, и все остальные были для нее лишь орудиями. Одно сломалось — заменим другим, только и всего.
— Убит? — равнодушно спросила она.
— Еще дышит, сударыня.
— И кто же его так?
Саэтта пожал плечами, развел руками.
— Что ж, — сказала Леонора, подумав. — Надо узнать — это важно.
Как только раненый стал представлять для Галигаи интерес, она начала заботиться о нем. Вдвоем с Саэттой они поспешно привели Сен-Жюльена в чувство.
Вскоре тот открыл глаза, уже подернутые пеленой смерти.
— Кто вас ранил? — сочувственно спросила Леонора.
Умирающий насилу смог прохрипеть:
— Кончини!
Лицо Леоноры еле заметно напряглось. Она пристально, словно желая пронзить клеврета взглядом, посмотрела на него и сердито спросила:
— Как? Он все узнал? Вас выследили?
Сен-Жюльен был уже не в силах ответить, но в глазах его мелькнуло: «да». Он в последний раз дернулся, откинувшись на подушки, и застыл с широко открытыми глазами.
— Болван! — тихонько сказала Леонора.
Она повернулась к мертвому спиной, села в кресло, обхватила голову руками и, вперив взор в пространство, погрузилась в мрачные раздумья.
— Где ты нашел его? — вдруг с подозрением поглядела она на Саэтту.
Тот на всякий случай покосился в сторону кровати — точно ли Сен-Жюльен мертв — и преспокойно ответил, не смутившись под взглядом своей грозной хозяйки:
— Валялся на улице Сент-Оноре.
Леонора вновь отвернулась, Саэтта усмехнулся про себя: отвел подозрение!
Галигаи позвонила; явился лакей. Она молча кивнула на труп человека, погибшего на ее службе. Лакей ничуть не удивился, кликнул товарища, и вдвоем они вынесли тело.
Леонора вновь задумалась, а потом зловеще улыбнулась:
— Как ты сказал, Саэтта? Если мы отвезем эту девицу в укромное место, нам удастся убить сразу двух зайцев? Избавиться и от короля, и от Жеана?
«Ну, наконец-то! — подумал Саэтта. — Я знал, что добьюсь своего! Пришлось, правда, поработать…»
А вслух изложил тот же план, что накануне, — но гораздо полнее, во всех подробностях… Он окончил, и Леонора кивнула:
— Да, решительно — прекрасная идея. Так и сделаем. Приходи завтра в десять утра — я дам тебе все инструкции. Теперь ступай.
Саэтта ушел. Сердце его бешено колотилось от радости.
Кончини в тот вечер, как мы знаем, был на Писцовой улице, и принимал его брат Парфе Гулар — правая рука Аквавивы.
Леоноре больше доверяли, и знала она куда больше своего супруга. На другое утро она вошла в ворота тюрьмы Фор-о-Дам, поднялась в таинственную мансарду маленького домика прямо к страшному генералу ордена Иисуса и провела с ним долгую беседу.
Из Фор-о-Дам Леонора направилась в Лувр. Там она говорила с Марией Медичи — столь же долго, столь же тайно и, несомненно, о столь же ужасных вещах.
К одиннадцати синьора вернулась домой. Саэтта ждал ее с нетерпением.
Глава 71
В ТАИНСТВЕННОМ ДОМИКЕ КЛОДА АКВАВИВЫ
Вернемся, наконец, к Жеану Храброму. Из доклада Сен-Жюльена мы уже знаем: страшное падение не убило его, и рана на голове была несерьезная. Мы знаем также, что у него отняли все, что могло служить оружием, и бездыханного перенесли в тюрьму к монахиням.
Из тюрьмы Жеана доставили в таинственный домик Клода Аквавивы,
Когда он пришел в себя, кругом царила полнейшая темнота. Сначала Жеан, как и предсказывал Сен-Жюльен, очень удивился тому, что жив. В первый момент, еще в полуобмороке, юноша лежал и не решался пошевелиться; голова болела, все тело ломило.
Но вот силы стали понемногу возвращаться к нему. Жеан, ощупав себе руки и ноги, с радостью убедился, что кости целы.
— Но как же я летел, провались все к дьяволу! До сих пор в себя не приду! Говорил же мне господин де Пардальян: осторожно, проверяйте, что у вас под ногами. Вот что значит ослушаться его! Так что наказан я по заслугам. Но как бы мне выбраться из этой чертовой дыры?
Жеан, как он сам не раз говорил, не любил долго рассуждать: он был человеком действия. Раз надо выбираться, следует побыстрее отыскать выход.
— Слезы и жалобы тут не помогут — это уж наверняка! Работать надо, провались все к дьяволу! В Писании же сказано, черт побери: «Ищите и обрящете!» Вот и надо искать!
Жеан встал. Ноги его дрожали. Он напряг всю свою волю и сумел унять дрожь… Телесную слабость удалось победить! На радостях Жеан весело засмеялся и тихонько прошептал:
— Ничего! Слава Богу, малый я крепкий! Ну-ка, что тут у нас?
Он ощупью стал пробираться вдоль стенки.
— Гляди-ка! — удивился Жеан, сделав полный круг. — Я не думал, что колодец такой большой! И потом — он должен быть круглый, а не квадратный. Что за черт!
Подумав, он нашел правдоподобное объяснение:
— Так ведь колодец-то рядом с пещерой, провались все к дьяволу! Вот и хорошо, что он такой широкий: должно быть, тут есть подземный ход! Ну-ка, посмотрим…
Он начал более тщательно ощупывать стену и опять изумился:
— Какая ровная! Сложена вроде как из плит, и за ней, кажется, пусто… А где же тот выступ, о который я расшибся?
Держась за стену, Жеан осторожно двинулся вдоль нее, считая шаги.
— Восемь! — сказал он, подойдя к углу.
Повернул налево и насчитал шесть шагов. Стена меж тем всюду гладкая. Жеан опять повернул налево — и тут восемь шагов. Еще поворот… что-то попалось под ноги.
— Что такое? Хлеб и кувшин с водой?!
Еще шаг…
— Дверь! Крепкая дверь на засове! Да я в тюрьме! А что же колодец? Меня оттуда вытащили? Кто? Когда? И куда принесли?
Тут Жеану пришла в голову новая мысль. Он ощупал весь пол — ни шпаги, ни кинжала, ни даже шпор. Юноша присвистнул — не от испуга, а от удивления — и вновь задумался:
— Чую иезуитский дух — не иначе, тут поработал Клод Аквавива! Что же он хочет сделать со мной? Пока, во всяком случае, не уморить голодом — и то хорошо.
Жеан снова ощупал дверь, потряс ее, постучал по ней… Увы! Изнутри сделать ничего нельзя.
Затем юноша вновь исследовал свой застенок: ни мебели, ничего — только кувшин с водой и краюха хлеба. Голо, холодно, темно, таинственно… Что потолок? Жеан подпрыгнул — роста он был высокого, но достать до потолка рукой не смог. А пол? Странный пол: весь гладкий, железный — огромная железная плита. Почему? Зачем? Загадка…
Жеан простучал стены — нигде никаких пустот, — устал и решил ничего более не искать. Он сел, накрылся плащом (плащ ему оставили), съел кусок хлеба, запил водой из кувшина. Вода, по счастью, оказалась довольно холодной и взбодрила юношу. Он сообразил намочить платок и кое-как перевязать рану. После этого Жеан почувствовал себя значительно лучше, завернулся в плащ и лег на железную плиту, рассуждая так:
— Там видно будет, что дальше, а покуда лучше вздремнуть. Скорее всего, мне очень скоро понадобятся силы.
Долго ли он проспал — Жеан сказать не мог, да и вообще не знал, сколько времени находился в этом карцере-склепе.
Проголодавшись, он направился к двери — там оставались недоеденный хлеб и кувшин с водой — и заметил, что в прошлый раз умял добрую половину краюшки.
— Черт! — буркнул он. — Хлеба ведь мало — и кто сказал, что принесут еще? Надо быть экономным!
Он нашел в себе силы не притронуться к хлебу — только отхлебнул глоток воды. Но голод допекал Жеана. Чтобы заглушить неприятное чувство в желудке, а заодно и размяться немного, он стал расхаживать по камере, на всякий случай держась ближе к стене: центр необыкновенного железного пола почему-то казался ему подозрительным.
Раз сто или больше обошел он свою камеру — и вдруг обо что-то споткнулся.
Но вот обо что? Он же столько раз прошел по этому месту и мог поклясться, что здесь ничего не было! Странно, подозрительно! Жеан осторожно склонился и пощупал дол.
— Еще кувшин с водой! И еще хлеб… да свежий, ей-богу! И мясо! А это что? Бутылка? Вон как обо мне заботятся — прямо как гусака откармливают!
Жеан поискал, нет ли где еще чего-нибудь, но ничего не нашел. Он уже хотел откусить хлеб, но вдруг его осенило:
— А как же все это здесь оказалось, если я ничего не видел и. не слыхал?
Позабыв о голоде, он положил хлеб на место и вслух сказал:
— Тут должна быть дыра, и не маленькая, раз пролез кувшин. Ну-ка, провались все к дьяволу, поищем — может, и я в нее пролезу!
Он долго и с остервенением искал, обшарил каждый дюйм пола и стены, но так ничего и не нашел. Тягостный, неотвязный голод вновь овладел Жеаном, Он уселся на пол рядом с провизией.
Хлеб был огромный, большие куски сочного мяса хорошо прожарены, вино превосходно. Жеан выпил его до последней капли — жаль, что дали всего одну бутылку. Он вполне наелся, а еды осталось на добрую трапезу,
Время тянулось бесконечно. День, видимо, был в самом разгаре: в карцере постепенно становилось все жарче и жарче… наконец жара стала невыносимой.
— Да тут живьем сгореть можно! — воскликнул Жеан. -
Он опять сел на пол и почувствовал: железная плита тоже постепенно накаляется, так что сидеть уже нельзя. Жеан встал; жар донимал его и через подошвы сапог.
Юноша поглядел на плиту и заметил, что кое-где железо раскалилось докрасна… Жеан решил, что он все понял.
— Значит, они хотят поджарить меня на этой раскаленной железяке?! — взревел он в исступлении, отпрыгнул к стене и принялся носиться по камере, чтобы в движении меньше чувствовать прибывавший с каждой секундой жар…
Тут Жеан заметил, что возле самой двери было еще более или менее сносно, а у противоположной стены — совершенно невыносимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91