https://wodolei.ru/catalog/vanni/Jacob_Delafon/
— Если эта девушка мешает нам, тем хуже для нее! Я уничтожу ее!
Леонора, глядя на него с очень странным выражением, произнесла с ужасной улыбкой:
— Пусть это вас более не тревожит, Кончино, девушка уже не опасна для нас…
— Зачем же тогда… — начал Кончини с удивлением.
— Я опасалась, — прервала его Леонора с пугающим спокойствием, — что у вас не хватит духу поднять руку на женщину.
И добавила со зловещей улыбкой:
— Слава Богу! Я убедилась, что ты не отступишь и перед крайностью, как бы это тебе ни претило.
Кончини, пожав плечами, спросил:
— Значит, ты ее…
И он сделал выразительный жест, не смея выразить словами свою мысль. Она же оказалась храбрее и ответила ледяным тоном:
— Нет, я не стала ее убивать… Зачем? Она заживо замурована в могиле, откуда никто не сумеет ее вытащить… Быть может, для нее было бы даже лучше умереть.
Кончини равнодушно отмахнулся. Теперь, когда он убедился, что речь идет не о Бертиль, его совершенно не волновала судьба неизвестной девушки, навсегда заточенной в каменном мешке. Теперь ему хотелось только одного: чтобы Леонора побыстрее ушла. Очевидно, она ничего не знала про Бертиль, но все равно могла устроить сцену.
Словно бы догадавшись о его нетерпении, она встала и спросила очень мягко, устремив на него взгляд, полный нежности:
— Значит, ты одобряешь меня?
И она внезапно обхватила его за шею обеими руками, страстно прижавшись к нему. Обратив на него молящий взгляд, она повторила со странной настойчивостью:
— Скажи же, мой Кончинетто, скажи, что одобряешь меня… чем бы это ни закончилось!
С некоторым раздражением он пробормотал:
— Ну, конечно… Ты правильно поступила.
Лицо ее вспыхнуло торжеством. Она разжала объятия.
— Теперь, — сказал она со спокойствием, изумившим Кончини, — теперь нам нужно уйти отсюда. Ах, да! Я совсем забыла: отпусти всех своих людей до завтрашнего дня. Никто не должен помешать человеку, который явится освободить твоего пленника. Равным образом было бы неплохо, чтобы и Жеан убедился собственными глазами, будто ты в самом деле оставил его одного и будто ему предстояло умереть назначенной тобой смертью.
Не прибавив более ни слова, она кивком простилась с ним и медленно направилась к выходу. Кончини шел следом, спрашивая себя, что означает эта непривычная снисходительность и не собирается ли Леонора перед уходом все же нанести роковой удар, который уже нельзя будет парировать.
Она наконец ступила за порог. Он вздохнул с облегчением, избавившись от терзавшего его кошмара, и с радостью взялся за ручку двери, чтобы захлопнуть ее. Но тут Галигаи обернулась.
— Я забыла тебе сказать, — произнесла она очень мягко. — Ты должен точно знать, о какой девушке идет речь. Она известна больше под именем мадемуазель Бертиль. Это та самая красавица, что жила на улице Арбр-Сек… Одно время двор и король очень интересовались ею.
Кончини застыл, будто пораженный молнией, — смертельно бледный, оглушенный ужасом, онемевший от изумления. И если бы он не держался рукой за дверь, то, наверняка, рухнул бы на пол прихожей.
Леонора взглянула на него в последний раз, и во взоре ее промелькнуло нечто похожее на жалость. Затем она бесшумно и неторопливо выскользнула на пустынную улицу и вскоре исчезла за углом.
Глава 27
ПОДЗЕМНАЯ ТЕМНИЦА НА УЛИЦЕ РА
Вернувшись в свой дом на улицу Сент-Оноре, Леонора послала за Саэттой, и тот не замедлил явиться.
— Ну, — спросила она небрежно, — удалось тебе узнать, что делал твой сын сегодня ночью?
— Синьора, — ответил Саэтта с привычной фамильярностью, — я по-прежнему ничего не знаю. Я даже начинаю беспокоиться. Жеана нигде нет. Я понятия не имею, что с ним случилось.
— Зато я знаю о нем все.
Бывший учитель фехтования не сказал ничего, но глаза его говорили красноречивее слов.
— Твой сын, — безмятежно промолвила Леонора, — попал в руки Кончини, и тот хочет уморить его голодной смертью.
— Ого! — насмешливо бросил Саэтта. — Премилая казнь, вполне согласен. Но у меня припасено кое-что получше. — И он продолжал жестким, угрожающим тоном: — Я не желаю, чтобы его убили. Вы знаете, синьора, что я берегу Жеана для палача… И от этого не отступлюсь!
— Знаю, Саэтта, и потому извещаю тебя.
Проникновенным тоном браво откликнулся:
— Я был уверен, синьора, что во всем могу на вас положиться. Я и без того преданно служил вам. Но теперь вы можете распоряжаться мною, как рабом. Отныне я ваш душой и телом, ибо ради меня вы, как я догадываюсь, предаете своего супруга.
— Да, — внушительно произнесла Леонора, — я предаю его ради тебя. Ты знаешь Кончини. Если он выведает, что я помогла тебе вырвать добычу из его рук, то со мною все будет кончено. Он не пощадит меня. Поэтому он не должен это знать. И пусть твой сын тоже не знает — так будет надежнее.
— Я скорее вырву себе язык, чем проболтаюсь, что именно от вас получил эти сведения, — вскричал Саэтта с искренностью, в которой нельзя было усомниться.
— Хорошо, Саэтта, я рассчитываю на твою скромность, — сказала Леонора, не настаивая больше.
И добавила:
— Сын твой заперт в подвале дома на улице Ра. В скважине двери, ведущей в подвал, ты найдешь ключ. За дверью находится небольшой коридор, и там ты увидишь еще несколько дверей, запертых только на засов. Ты легко найдешь ту, что тебе нужна.
— Ах, синьора, — воскликнул Саэтта с пылкой признательностью, — я никогда не забуду этой услуги!
И он произнес с нескрываемой яростью в голосе:
— Лишить меня мести, которой я ждал двадцать лет! Пусть лучше у меня вырвут сердце! Я немедленно бегу туда.
— Подожди, Саэтта, — властно промолвила Леонора. — Там сейчас находится Кончини.
Браво пренебрежительно махнул рукой, и тогда она сказала с мягким упреком:
— Ты уже забыл, что ради тебя я рискую жизнью?
Флорентиец гневно ударил себя по лбу, бормоча с искренним раскаянием:
— Это правда… экая я скотина! Простите меня, синьора, и скажите, что надо делать.
— Терпеливо ждать, пока Кончини не вернется сюда. Будь спокоен, я приняла все меры, чтобы ты успешно завершил свое дело. Когда Кончини уйдет, ты найдешь дом пустым, следовательно, сможешь действовать осмотрительно и не торопясь. Не забудь — от этого зависит моя жизнь, — не забудь все оставить как было… иными словами, запри все двери, которые отопрешь, наложи засовы, ключ засунь в скважину. Кончини должен поверить, Что предал его кто-то из слуг. Ты понял меня?
— Все понял, синьора, и вы можете на меня положиться. Я исполню все, что вы мне приказали.
— Вот тебе ключ от дома. Не спеши, ибо торопливостью можешь все погубить. Дом будет пуст до завтрашнего дня. Но выжди, пока слуги уйдут. Ты понимаешь, что я это делаю только ради тебя. Мне самой совершенно безразлично, умрет ли Жеан от голода или под топором палача, как хочется тебе.
— Понимаю, синьора, и обещаю быть терпеливым.
— Ступай же, Саэтта, — все так же мягко промолвила Леонора.
Саэтта отправился к Новому мосту, справедливо полагая, что Кончини непременно должен будет пройти здесь. Затерявшись в толпе, он глазел на уличных торговцев, как. и подобает убежденному бездельнику, но на самом деле внимательнейшим образом следил за каждым, кто появлялся на мосту. Время от времени его дурное настроение прорывалось в проклятиях по адресу Кончини, вздумавшему помешать осуществлению его мести.
Наконец около четырех часов он увидел того, кого поджидал с таким нетерпением. Первым его движением было немедленно броситься на улицу Ра. Но он был по-своему честный малый. Причин подозревать Леонору у него не было, и он искренне полагал, что она ради него пошла на обман супруга. Поэтому он сказал:
— Минутку. Торопливостью можно скомпрометировать синьору. Время у меня есть, поскольку дом останется пустым на всю ночь. Что до Жеана, то пусть потерпит еще пару часов. Подождем до шести.
Приняв такое решение, он, дабы избежать всяческих искушений, вернулся назад и зашел в кабачок поблизости от церкви Сен-Жермен-л'Оксеруа, где и заказал бутылку старого вина.
К шести часам бутылка опустела. Он поднялся и вышел на улицу. Признательность его к Леоноре была настолько велика, что он даже заставил себя идти непривычно медленным шагом, хотя нетерпение сжигало его.
Он повернул ключ в скважине дрожащей рукой. Не потому, что боялся. Мы знаем, что он был храбр. И не потому, что опасался за успех своего предприятия. Он был полон решимости уничтожить любого, кто сделал бы попытку помешать освобождению Жеана.
В дрожь его приводила мысль о Леоноре. Он прекрасно понимал, что она нисколько не преувеличивает, говоря, что рискует жизнью ради него, Саэтты. Он твердо намеревался вырвать Жеана из когтей Кончини, но ни за что на свете не желал подвести ту, что по доброй воле стала его союзницей в этом деле. У него были свои понятия о чести, хоть это и может показаться странным.
Итак, он открыл входную дверь с трепетом, но тут же успокоился. Дом был совершенно пуст. Он сразу направился в подвал. Ключ торчал в скважине, как и сказала Леонора. Впрочем, в истинности ее слов он ни на секунду не усомнился.
Уверенный в успехе, он действовал теперь спокойно и методично. Сходил на кухню и, взяв лампу, зажег ее, а затем спустился вниз по каменной лестнице в форме спирали.
Открыв дверь слева, он оказался в узком коридорчике. В него выходили четыре двери — тяжелые, массивные, заложенные на прочные засовы. Удовлетворенно улыбнувшись, он пробурчал:
— Все идет как нельзя лучше. Ведь мой славный Жеан уже начал подозревать меня. Надеюсь, теперь он вновь уверится в моей отцовской любви!
Он открыл первую дверь. Ржавые засовы заскрежетали. Осветив камеру лампой, он убедился, что там пусто.
— Прекрасно! — сказал он. — Здесь его нет. Посмотрим дальше.
Тут он с удивлением подумал, что скрежет засова мог бы пробудить и мертвого. Почему, в таком случае, Жеан не подает никаких признаков жизни? Поразмыслив, он нашел разумное объяснение:
— Черт возьми! Он, верно, думает, что это явились его прикончить, и, естественно, затаился. А вот я, открыв дверь, рискую нарваться на удар, который прямиком отправит меня в мир иной, чтобы я собственными глазами убедился, настолько ли он хорош, как говорят. Corpo di Cristo! Клянусь телом Христовым! Я не хочу умереть прежде Жеана!
Дабы избежать неприятной встречи с клинком, он завопил во все горло:
— Эй! Жеан, сынок! Это я! Саэтта! Где ты?
И он открыл вторую дверь. Никого.
Ощущая смутную тревогу, он поторопился осмотреть две оставшиеся камеры, продолжая громко звать Жеана.
Во всех четырех было пусто.
— Так, так, — проворчал растерянный Саэтта, — уж не ошибся ли я? Это действительно здесь?
Он внимательно оглядел коридор. Других дверей, кроме этих четырех, не было. Не было и никаких мест, куда мог бы спрятаться человек. Приходилось смириться с очевидностью. Жеан исчез.
Саэтта все же обошел одну за другой все четыре камеры — они были совершенно одинаковыми, без всякой мебели или даже охапки соломы.
В одной из камер его внимание привлек маленький белый квадратик на коричневых плитах пола. Он осветил его лампой. Это был листок бумаги. Подняв его, он машинально, не придавая этому никакого значения, стал читать, не без удивления отметив:
— Смотри-ка! Написано по-итальянски!
Однако чем дальше он читал, тем заметнее становилось его волнение. У него задрожали руки, а глаза вспыхнули от радости. Закончив, он вскричал:
— Пусть меня дьявол подцепит на вилы, если я ожидал найти здесь что-либо подобное!
Надо полагать, находка имела для него необыкновенное значение, ибо он совершенно забыл о Жеане и погрузился в глубокое раздумье.
Наконец он, свернув листок вчетверо, засунул его в карман и довольно улыбнулся. Теперь можно было вновь заняться поисками Жеана. Он обшарил дом снизу доверху, но вскоре убедился в безуспешности своих трудов. Жеана нигде не было, иначе он бы его нашел.
Помня распоряжения Леоноры, он позаботился о том, чтобы не оставить следов своего пребывания: положил на место лампу, запер все двери, оставил ключ в скважине и вышел на улицу -очень недовольный, мрачный и озабоченный.
Когда он повернул на улицу Бюшри, какая-то тень отделилась от дома, стоящего напротив, и тихонько последовала за ним.
Глава 28
ГРЕНГАЙ ПРИЗЫВАЕТ НА ПОМОЩЬ ШЕВАЛЬЕ ДЕ ПАРДАЛЬЯНА
Кончини, провожая супругу, оставил дверь кабинета полуоткрытой. Так как он бросил плащ и шпагу на стуле, то непременно должен был за ними вернуться.
Едва он вышел из этого кабинета, где, будучи абсолютно уверен, что никто его не подслушивает, совершенно свободно говорил о самых ужасных замыслах, из-за тяжелой бархатной портьеры, затканной золотом, появился какой-то человек.
С полным спокойствием и с изумительной непринужденностью, словно бы у себя дома, человек этот запер на два оборота ключа дверь, скрытую портьерой, а ключ положил себе в карман.
Взглянув на стул, где лежали шпага и плащ хозяина дома, он повернулся, посмотрел на полуоткрытую дверь и с улыбкой пробормотал:
— Он вернется сюда. Прекрасно.
Подойдя к полуотворенной двери, он выглянул и увидел Кончини, застывшего у выхода на улицу, после чего спокойно отошел в глубь кабинета.
Дверь открывалась вовнутрь. Незнакомец встал сбоку, чтобы створка прикрыла его, когда войдет Кончини. Тут он заметил, что шпага и плащ, лежащие справа, также окажутся скрытыми от глаз входящего. На лице его появилась гримаса отвращения, и он сказал себе:
— Я не желаю, чтобы этот негодяй принял меня за такого же убийцу, как он сам.
С этими словами он перенес шпагу с плащом налево — так, чтобы Кончини мог сразу увидеть их, войдя в кабинет. Сам же вновь поместился за створкой двери.
Человеком, что столь непринужденно чувствовал себя в чужом доме, был шевалье де Пардальян. Как он здесь оказался? Это нам предстоит объяснить. Но прежде мы должны обратиться к известным нам троим храбрецам, верным товарищам Жеана.
Каркань, Эскаргас и Гренгай, расставшись со своим вожаком у Бычьего дворца, направились к Сен-Эсташ.
Мы знаем, что благодаря щедрости Кончини кошельки у них были набиты золотом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Леонора, глядя на него с очень странным выражением, произнесла с ужасной улыбкой:
— Пусть это вас более не тревожит, Кончино, девушка уже не опасна для нас…
— Зачем же тогда… — начал Кончини с удивлением.
— Я опасалась, — прервала его Леонора с пугающим спокойствием, — что у вас не хватит духу поднять руку на женщину.
И добавила со зловещей улыбкой:
— Слава Богу! Я убедилась, что ты не отступишь и перед крайностью, как бы это тебе ни претило.
Кончини, пожав плечами, спросил:
— Значит, ты ее…
И он сделал выразительный жест, не смея выразить словами свою мысль. Она же оказалась храбрее и ответила ледяным тоном:
— Нет, я не стала ее убивать… Зачем? Она заживо замурована в могиле, откуда никто не сумеет ее вытащить… Быть может, для нее было бы даже лучше умереть.
Кончини равнодушно отмахнулся. Теперь, когда он убедился, что речь идет не о Бертиль, его совершенно не волновала судьба неизвестной девушки, навсегда заточенной в каменном мешке. Теперь ему хотелось только одного: чтобы Леонора побыстрее ушла. Очевидно, она ничего не знала про Бертиль, но все равно могла устроить сцену.
Словно бы догадавшись о его нетерпении, она встала и спросила очень мягко, устремив на него взгляд, полный нежности:
— Значит, ты одобряешь меня?
И она внезапно обхватила его за шею обеими руками, страстно прижавшись к нему. Обратив на него молящий взгляд, она повторила со странной настойчивостью:
— Скажи же, мой Кончинетто, скажи, что одобряешь меня… чем бы это ни закончилось!
С некоторым раздражением он пробормотал:
— Ну, конечно… Ты правильно поступила.
Лицо ее вспыхнуло торжеством. Она разжала объятия.
— Теперь, — сказал она со спокойствием, изумившим Кончини, — теперь нам нужно уйти отсюда. Ах, да! Я совсем забыла: отпусти всех своих людей до завтрашнего дня. Никто не должен помешать человеку, который явится освободить твоего пленника. Равным образом было бы неплохо, чтобы и Жеан убедился собственными глазами, будто ты в самом деле оставил его одного и будто ему предстояло умереть назначенной тобой смертью.
Не прибавив более ни слова, она кивком простилась с ним и медленно направилась к выходу. Кончини шел следом, спрашивая себя, что означает эта непривычная снисходительность и не собирается ли Леонора перед уходом все же нанести роковой удар, который уже нельзя будет парировать.
Она наконец ступила за порог. Он вздохнул с облегчением, избавившись от терзавшего его кошмара, и с радостью взялся за ручку двери, чтобы захлопнуть ее. Но тут Галигаи обернулась.
— Я забыла тебе сказать, — произнесла она очень мягко. — Ты должен точно знать, о какой девушке идет речь. Она известна больше под именем мадемуазель Бертиль. Это та самая красавица, что жила на улице Арбр-Сек… Одно время двор и король очень интересовались ею.
Кончини застыл, будто пораженный молнией, — смертельно бледный, оглушенный ужасом, онемевший от изумления. И если бы он не держался рукой за дверь, то, наверняка, рухнул бы на пол прихожей.
Леонора взглянула на него в последний раз, и во взоре ее промелькнуло нечто похожее на жалость. Затем она бесшумно и неторопливо выскользнула на пустынную улицу и вскоре исчезла за углом.
Глава 27
ПОДЗЕМНАЯ ТЕМНИЦА НА УЛИЦЕ РА
Вернувшись в свой дом на улицу Сент-Оноре, Леонора послала за Саэттой, и тот не замедлил явиться.
— Ну, — спросила она небрежно, — удалось тебе узнать, что делал твой сын сегодня ночью?
— Синьора, — ответил Саэтта с привычной фамильярностью, — я по-прежнему ничего не знаю. Я даже начинаю беспокоиться. Жеана нигде нет. Я понятия не имею, что с ним случилось.
— Зато я знаю о нем все.
Бывший учитель фехтования не сказал ничего, но глаза его говорили красноречивее слов.
— Твой сын, — безмятежно промолвила Леонора, — попал в руки Кончини, и тот хочет уморить его голодной смертью.
— Ого! — насмешливо бросил Саэтта. — Премилая казнь, вполне согласен. Но у меня припасено кое-что получше. — И он продолжал жестким, угрожающим тоном: — Я не желаю, чтобы его убили. Вы знаете, синьора, что я берегу Жеана для палача… И от этого не отступлюсь!
— Знаю, Саэтта, и потому извещаю тебя.
Проникновенным тоном браво откликнулся:
— Я был уверен, синьора, что во всем могу на вас положиться. Я и без того преданно служил вам. Но теперь вы можете распоряжаться мною, как рабом. Отныне я ваш душой и телом, ибо ради меня вы, как я догадываюсь, предаете своего супруга.
— Да, — внушительно произнесла Леонора, — я предаю его ради тебя. Ты знаешь Кончини. Если он выведает, что я помогла тебе вырвать добычу из его рук, то со мною все будет кончено. Он не пощадит меня. Поэтому он не должен это знать. И пусть твой сын тоже не знает — так будет надежнее.
— Я скорее вырву себе язык, чем проболтаюсь, что именно от вас получил эти сведения, — вскричал Саэтта с искренностью, в которой нельзя было усомниться.
— Хорошо, Саэтта, я рассчитываю на твою скромность, — сказала Леонора, не настаивая больше.
И добавила:
— Сын твой заперт в подвале дома на улице Ра. В скважине двери, ведущей в подвал, ты найдешь ключ. За дверью находится небольшой коридор, и там ты увидишь еще несколько дверей, запертых только на засов. Ты легко найдешь ту, что тебе нужна.
— Ах, синьора, — воскликнул Саэтта с пылкой признательностью, — я никогда не забуду этой услуги!
И он произнес с нескрываемой яростью в голосе:
— Лишить меня мести, которой я ждал двадцать лет! Пусть лучше у меня вырвут сердце! Я немедленно бегу туда.
— Подожди, Саэтта, — властно промолвила Леонора. — Там сейчас находится Кончини.
Браво пренебрежительно махнул рукой, и тогда она сказала с мягким упреком:
— Ты уже забыл, что ради тебя я рискую жизнью?
Флорентиец гневно ударил себя по лбу, бормоча с искренним раскаянием:
— Это правда… экая я скотина! Простите меня, синьора, и скажите, что надо делать.
— Терпеливо ждать, пока Кончини не вернется сюда. Будь спокоен, я приняла все меры, чтобы ты успешно завершил свое дело. Когда Кончини уйдет, ты найдешь дом пустым, следовательно, сможешь действовать осмотрительно и не торопясь. Не забудь — от этого зависит моя жизнь, — не забудь все оставить как было… иными словами, запри все двери, которые отопрешь, наложи засовы, ключ засунь в скважину. Кончини должен поверить, Что предал его кто-то из слуг. Ты понял меня?
— Все понял, синьора, и вы можете на меня положиться. Я исполню все, что вы мне приказали.
— Вот тебе ключ от дома. Не спеши, ибо торопливостью можешь все погубить. Дом будет пуст до завтрашнего дня. Но выжди, пока слуги уйдут. Ты понимаешь, что я это делаю только ради тебя. Мне самой совершенно безразлично, умрет ли Жеан от голода или под топором палача, как хочется тебе.
— Понимаю, синьора, и обещаю быть терпеливым.
— Ступай же, Саэтта, — все так же мягко промолвила Леонора.
Саэтта отправился к Новому мосту, справедливо полагая, что Кончини непременно должен будет пройти здесь. Затерявшись в толпе, он глазел на уличных торговцев, как. и подобает убежденному бездельнику, но на самом деле внимательнейшим образом следил за каждым, кто появлялся на мосту. Время от времени его дурное настроение прорывалось в проклятиях по адресу Кончини, вздумавшему помешать осуществлению его мести.
Наконец около четырех часов он увидел того, кого поджидал с таким нетерпением. Первым его движением было немедленно броситься на улицу Ра. Но он был по-своему честный малый. Причин подозревать Леонору у него не было, и он искренне полагал, что она ради него пошла на обман супруга. Поэтому он сказал:
— Минутку. Торопливостью можно скомпрометировать синьору. Время у меня есть, поскольку дом останется пустым на всю ночь. Что до Жеана, то пусть потерпит еще пару часов. Подождем до шести.
Приняв такое решение, он, дабы избежать всяческих искушений, вернулся назад и зашел в кабачок поблизости от церкви Сен-Жермен-л'Оксеруа, где и заказал бутылку старого вина.
К шести часам бутылка опустела. Он поднялся и вышел на улицу. Признательность его к Леоноре была настолько велика, что он даже заставил себя идти непривычно медленным шагом, хотя нетерпение сжигало его.
Он повернул ключ в скважине дрожащей рукой. Не потому, что боялся. Мы знаем, что он был храбр. И не потому, что опасался за успех своего предприятия. Он был полон решимости уничтожить любого, кто сделал бы попытку помешать освобождению Жеана.
В дрожь его приводила мысль о Леоноре. Он прекрасно понимал, что она нисколько не преувеличивает, говоря, что рискует жизнью ради него, Саэтты. Он твердо намеревался вырвать Жеана из когтей Кончини, но ни за что на свете не желал подвести ту, что по доброй воле стала его союзницей в этом деле. У него были свои понятия о чести, хоть это и может показаться странным.
Итак, он открыл входную дверь с трепетом, но тут же успокоился. Дом был совершенно пуст. Он сразу направился в подвал. Ключ торчал в скважине, как и сказала Леонора. Впрочем, в истинности ее слов он ни на секунду не усомнился.
Уверенный в успехе, он действовал теперь спокойно и методично. Сходил на кухню и, взяв лампу, зажег ее, а затем спустился вниз по каменной лестнице в форме спирали.
Открыв дверь слева, он оказался в узком коридорчике. В него выходили четыре двери — тяжелые, массивные, заложенные на прочные засовы. Удовлетворенно улыбнувшись, он пробурчал:
— Все идет как нельзя лучше. Ведь мой славный Жеан уже начал подозревать меня. Надеюсь, теперь он вновь уверится в моей отцовской любви!
Он открыл первую дверь. Ржавые засовы заскрежетали. Осветив камеру лампой, он убедился, что там пусто.
— Прекрасно! — сказал он. — Здесь его нет. Посмотрим дальше.
Тут он с удивлением подумал, что скрежет засова мог бы пробудить и мертвого. Почему, в таком случае, Жеан не подает никаких признаков жизни? Поразмыслив, он нашел разумное объяснение:
— Черт возьми! Он, верно, думает, что это явились его прикончить, и, естественно, затаился. А вот я, открыв дверь, рискую нарваться на удар, который прямиком отправит меня в мир иной, чтобы я собственными глазами убедился, настолько ли он хорош, как говорят. Corpo di Cristo! Клянусь телом Христовым! Я не хочу умереть прежде Жеана!
Дабы избежать неприятной встречи с клинком, он завопил во все горло:
— Эй! Жеан, сынок! Это я! Саэтта! Где ты?
И он открыл вторую дверь. Никого.
Ощущая смутную тревогу, он поторопился осмотреть две оставшиеся камеры, продолжая громко звать Жеана.
Во всех четырех было пусто.
— Так, так, — проворчал растерянный Саэтта, — уж не ошибся ли я? Это действительно здесь?
Он внимательно оглядел коридор. Других дверей, кроме этих четырех, не было. Не было и никаких мест, куда мог бы спрятаться человек. Приходилось смириться с очевидностью. Жеан исчез.
Саэтта все же обошел одну за другой все четыре камеры — они были совершенно одинаковыми, без всякой мебели или даже охапки соломы.
В одной из камер его внимание привлек маленький белый квадратик на коричневых плитах пола. Он осветил его лампой. Это был листок бумаги. Подняв его, он машинально, не придавая этому никакого значения, стал читать, не без удивления отметив:
— Смотри-ка! Написано по-итальянски!
Однако чем дальше он читал, тем заметнее становилось его волнение. У него задрожали руки, а глаза вспыхнули от радости. Закончив, он вскричал:
— Пусть меня дьявол подцепит на вилы, если я ожидал найти здесь что-либо подобное!
Надо полагать, находка имела для него необыкновенное значение, ибо он совершенно забыл о Жеане и погрузился в глубокое раздумье.
Наконец он, свернув листок вчетверо, засунул его в карман и довольно улыбнулся. Теперь можно было вновь заняться поисками Жеана. Он обшарил дом снизу доверху, но вскоре убедился в безуспешности своих трудов. Жеана нигде не было, иначе он бы его нашел.
Помня распоряжения Леоноры, он позаботился о том, чтобы не оставить следов своего пребывания: положил на место лампу, запер все двери, оставил ключ в скважине и вышел на улицу -очень недовольный, мрачный и озабоченный.
Когда он повернул на улицу Бюшри, какая-то тень отделилась от дома, стоящего напротив, и тихонько последовала за ним.
Глава 28
ГРЕНГАЙ ПРИЗЫВАЕТ НА ПОМОЩЬ ШЕВАЛЬЕ ДЕ ПАРДАЛЬЯНА
Кончини, провожая супругу, оставил дверь кабинета полуоткрытой. Так как он бросил плащ и шпагу на стуле, то непременно должен был за ними вернуться.
Едва он вышел из этого кабинета, где, будучи абсолютно уверен, что никто его не подслушивает, совершенно свободно говорил о самых ужасных замыслах, из-за тяжелой бархатной портьеры, затканной золотом, появился какой-то человек.
С полным спокойствием и с изумительной непринужденностью, словно бы у себя дома, человек этот запер на два оборота ключа дверь, скрытую портьерой, а ключ положил себе в карман.
Взглянув на стул, где лежали шпага и плащ хозяина дома, он повернулся, посмотрел на полуоткрытую дверь и с улыбкой пробормотал:
— Он вернется сюда. Прекрасно.
Подойдя к полуотворенной двери, он выглянул и увидел Кончини, застывшего у выхода на улицу, после чего спокойно отошел в глубь кабинета.
Дверь открывалась вовнутрь. Незнакомец встал сбоку, чтобы створка прикрыла его, когда войдет Кончини. Тут он заметил, что шпага и плащ, лежащие справа, также окажутся скрытыми от глаз входящего. На лице его появилась гримаса отвращения, и он сказал себе:
— Я не желаю, чтобы этот негодяй принял меня за такого же убийцу, как он сам.
С этими словами он перенес шпагу с плащом налево — так, чтобы Кончини мог сразу увидеть их, войдя в кабинет. Сам же вновь поместился за створкой двери.
Человеком, что столь непринужденно чувствовал себя в чужом доме, был шевалье де Пардальян. Как он здесь оказался? Это нам предстоит объяснить. Но прежде мы должны обратиться к известным нам троим храбрецам, верным товарищам Жеана.
Каркань, Эскаргас и Гренгай, расставшись со своим вожаком у Бычьего дворца, направились к Сен-Эсташ.
Мы знаем, что благодаря щедрости Кончини кошельки у них были набиты золотом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91