Жан тут же попытался открыть дверь, но ветеран, как человек опытный, остановил его и приложил ухо к замочной скважине. Дядюшка с племянничком, похоже, услышали шаги в коридоре, так как из погреба донеслись душераздирающие вопли:— Отоприте, заклинаем вас, отоприте! Выпустите нас!— Кто в подвале? — грозно крикнул Пардальян-старший.— Я, Жиль, управляющий монсеньора де Данвиля. Нас с племянником закрыл в подземелье один подлец… Настоящий разбойник, ему давно пора на виселице болтаться…— Да бросьте вы, господин Жиль! — рассмеялся Пардальян.— Господи, снова он! Снова этот негодяй! — взвыл управляющий, узнав голос за дверью.— Точно, милейший Жиль! Это действительно я! А теперь слушайте внимательно: мне стало вас жалко, вот я и пришел обратно, подумал, что не по-христиански это — обрекать вас на голодную смерть. Лучше уж я вас повешу!— Иисусе Христе! Он хочет нас повесить!..Внизу раздались жалобные стоны и рыдания. Пардальян чуть приоткрыл дверь, заглянул в подвал и обнаружил, что управляющий стоит на коленях у самой лестницы, белый, как мел, и страшный, как призрак.— Шевалье, — скомандовал ветеран. — Наблюдай за выходом. Заряди пистолет и, если вдруг эти подонки попробуют бежать, не колеблясь пристрели обоих на месте.— Смилуйтесь, монсеньор! — прорыдал Жиль.— Страшно умирать, собака?! — заорал на него Пардальян-старший. — Но ведь ты еще можешь спастись!— О, я готов на все, монсеньор! Забирайте мое золото, забирайте мое серебро — я копил всю жизнь…— Да зачем мне твое чертово богатство? Не буду я тебя убивать, не буду вешать. Ты покинешь подвал целым и невредимым — но при одном условии… Ты признаешься, где твой хозяин держит мадам де Пьенн и ее дочь.Жиль посмотрел на Пардальяна безумными глазами:— Так вот что вы хотите? И за это вы даруете мне жизнь?— Да, как видишь, это сущий пустяк. Радуйся, что дешево отделался.Жиль совладал с собой, прекратил трястись и клацать зубами от ужаса — и с неожиданным достоинством заявил:— Вы можете убить меня, но тайны я вам не открою.— Клянусь всеми демонами ада, старик восхитителен! — прорычал Пардальян. — Жаль, что придется свернуть ему шею. Нет, мужество требует награды: я не вздерну его! Я всажу в него кинжал! Ну!.. — И Пардальян обнажил клинок.— Режьте меня! — рванул на груди рубаху Жиль. — Режьте, но исполните последнее желание обреченного на смерть: передайте монсеньору де Данвилю, что я отдал за него жизнь…Отец и сын были потрясены. Из глубокого оцепенения их вывел прерывающийся голос Жилло:— Господин де Пардальян… сударь!..Жилло выполз из-за винных бочек, за которые успел забиться, и нетвердой походкой приблизился к лестнице.— А, это ты, — буркнул Пардальян. — Дойдет очередь и до тебя. Сначала разберемся с твоим милейшим дядюшкой, а уж после с тобой.— Но мне известно, — пролепетал Жилло. — Известно, куда отправили этих женщин. Не губите меня, я вам все расскажу.— Он врет! Он ничего не знает! — завопил управляющий и кинулся на племянника с кулаками.Пардальян-старший слетел вниз по лестнице и железной рукой сдавил Жилю горло.— Я не лгу! — визжал Жилло. — Я, правда, знаю! Хозяин распорядился, чтобы я вычистил экипаж, а мне стало интересно… Я припустился за каретой и видел, куда она поехала… и где остановилась. Если хотите, могу показать…— Куда? Куда их увезли? — вскричал юноша.— На улицу де Ла Аш.— На улицу де Ла Аш? — остолбенел Жан.Он тут же подумал об Алисе де Люс. Однако шевалье строго напомнил себе, что на улице де Ла Аш немало и других домов. В конце концов, какое отношение суженая Марийяка может иметь к маршалу де Данвилю?— Какой дом? Опиши точно! — потребовал юноша.— Молчи, молчи, несчастный! — умолял племянника Жиль.Но Жилло хотел лишь одного — любой ценой спасти свою жизнь.— Этот особнячок сразу бросится вам в глаза, сударь. Он стоит прямо на углу улицы де Ла Аш и улицы Траверсин. Дом окружен садом, в ограде — зеленая калитка.Горестный вой управляющего подтвердил: Жилло не солгал.— Немедленно туда! — воскликнул Пардальян-отец.Но шевалье словно окаменел. Он вспомнил, что совсем недавно подходил к особнячку Алисы, но калитку ему не отперли, и он подумал, что дом пуст. Да, Алиса явно в чем-то замешана, Деодату же наверняка грозит опасность.«Я поговорю с Алисой и заставлю ее во всем признаться! — решил шевалье. — Разумеется, если она все еще на улице де Ла Аш»Оба Пардальяна поспешно покинули дворец. Ветеран на ходу крикнул Жилю и Жилло:— Скажите спасибо, что в этот раз легко отделались. Но вообще-то я уверен: вы все равно когда-нибудь попадете на виселицу. А маршала де Данвиля я, господин Жиль, непременно оповещу о вашем героическом поведении и засвидетельствую, что вы — самый преданный слуга на свете.Обессиленный Жиль сел на ступеньки и сжал голову руками. Его одолевали безрадостные мысли… А Жилло, которому вовсе не хотелось оставаться с глазу на глаз с дядюшкой, выбежал из подвала и пустился наутек.Отец и сын торопились на улицу де Ла Аш.— Скорее всего, в этом доме живет один из офицеров Данвиля, — рассуждал по пути Пардальян-старший. — Особнячок, разумеется, хорошо охраняют, так что нам, полагаю, нужно дождаться ночи.Юноша, немного помедлив, проговорил:— Извините, батюшка, но я пойду туда один.— Ты что, знаешь этот дом?— Да, но думаю, мы там никого уже не найдем.— Да объясни же все толком! Что это за секреты?— Это не мои секреты, батюшка. Это тайна, имеющая отношение к моему другу, которого я люблю больше, чем брата.— Так ты решил отправиться в одиночку? А вдруг там опасно?— Нет, батюшка, не беспокойтесь. Попрощаемся здесь. Я не хочу, чтобы вас заметили возле этого дома.— А где мы встретимся?— У толстухи Като!— О! Ты ее навещал? Как она поживала, пока я отдавал концы в подземелье?— На те деньги, что вы ей подарили, она купила кабачок на Тиктонской улице и назвала его «Два болтливых мертвеца».— Вот славная баба! Не забыла… Знаешь, шевалье, я когда-нибудь возьму ее в жены! — развеселился Пардальян-старший.Итак, шевалье зашагал на улицу де Ла Аш, а его отец побрел в трактир Като, где надеялся отдохнуть, потягивая доброе винцо.На Тиктонской улице он и впрямь увидел новый кабачок, над входом в который красовалась вывеска «Два болтливых мертвеца». Чтобы название не казалось уж слишком мрачным, Като велела намалевать на вывеске двух не то негров, не то мавров, сжимающих в руках кубки и ведущих мирную беседу. Ветеран насладился этим произведением искусства и толкнул дверь кабачка.А шевалье в этот миг приблизился к дому Алисы де Люс. Ставни были плотно закрыты, из-за них не долетало ни единого звука. Домик выглядел покинутым. Жан постучал, но дверь не открылась. Однако шевалье твердо решил разузнать что за тайны хранят эти стены. Он покосился направо, затем налево, убедился, что на улице никого нет, подпрыгнул, повис на заборе, подтянулся на руках, перемахнул через ограду и приземлился в саду.Жан задумал сломать запоры и попасть в дом. Но лишь только он поднялся на крыльцо, входная дверь открылась и перед юношей предстала Алиса де Люс.Шевалье с трудом узнал красавицу: она казалась больной и очень усталой. Ее хриплый голос резанул ему ухо:— Войдите! Не надо вышибать дверь!Шевалье повиновался. Алиса жестом пригласила его в гостиную, где Деодат когда-то познакомил своего друга со своей невестой. Женщина не предложила Жану стул и не присела сама.— Что вам нужно в моем доме? — холодно осведомилась красавица.— Ох! — борясь с волнением, воскликнул Пардальян. — Ваш прием не назовешь любезным, и я не собираюсь докучать вам… Но ответьте мне на единственный вопрос…— Сперва вы признайтесь мне, — перебила его Алиса. — Это… он прислал вас сюда?..— Вы хотите выяснить, не явился ли я к вам по поручению графа Марийяка?— Да… Ведь это он попросил вас зайти ко мне, верно? Он встретился с королевой Наваррской, она ему все рассказала. Она стремилась оградить его… от такой презренной твари, как я. Конечно, я его недостойна…— Да нет же, вы заблуждаетесь. Граф де Марийяк вовсе не посылал меня к вам.— Так вы не от него? — вскричала Алиса и разрыдалась, закрыв лицо руками.Шевалье встал перед ней на колени и начал говорить спокойно, но твердо. Голос его был полон искреннего участия:— Прошу вас, успокойтесь! Клянусь вам, я уже забыл те слова, что вы произнесли в беспамятстве. В чем бы вы ни были виноваты, для меня вы только несчастная, истерзанная страданиями женщина. Мне известно, сколь страстно вы любите моего друга. Такая любовь может искупить любые грехи!— Ах, продолжайте, продолжайте же! — пролепетала Алиса. — Я так долго мучилась в одиночестве — и совсем никого рядом…Шевалье поднялся, за руки притянул Алису к себе, нежно обнял и легко прикоснулся губами к ее дивным волосам. И столько братской любви было в этом поцелуе, что Алиса почувствовала, как в ее душе вновь воцаряются мир и покой.Жан заговорил с Алисой спокойно и нежно:— Он любит вас. Поверьте, ни одну женщину в мире не любили с таким благоговением, с такой страстью. Он не желает знать о вас ничего дурного: вы — его святыня, его радость, его жизнь!.. Не думайте, он ничего такого мне не говорил, но в каждом его слове, в каждом взгляде сквозит обожание, с которым он относится к вам… Он преклоняется перед вами, вы для него — божество… Успокойтесь, не терзайте себя — беззаветное чувство такого человека способно творить чудеса…— Нет, — простонала Алиса, — нет… Если бы это было возможно!.. Он так благороден — и ни о чем не догадывается…— Поймите, он любит вас. Какая разница, известны ли ему ваши секреты? Не сомневайтесь: его душа принадлежит вам так же, как ваша — ему… Только одно имеет значение — ваша безграничная преданность жениху и его верность вам…— У вас благородное сердце, господин де Пардальян!— Да, это так, — ответил шевалье с той странной прямотой, которая всегда отличала его слова и поступки. — Я знаю: сердце у меня на месте. Я могу здраво и спокойно судить о ваших переживаниях и вижу, что ваша любовь к графу возвышенна и чиста, даже если вы действительно виновны в тех прегрешениях, о которых говорили… Душа, способная на такое чувство, — прекрасная душа! Счастлив мужчина, которого вы боготворите, и должны быть счастливы и вы, понимая, как он относится к вам!— Но вам же ничего неизвестно обо мне! — воскликнула трепещущая Алиса. — Вы смогли утешить мое кровоточащее сердце, потому что и сами страдали. Я видела в вас врага, а вы стали мне братом! Но я хочу, чтобы вы узнали…— Нет, сударыня, нет! — с невольным страхом воскликнул шевалье. — Пусть покров молчания сохранит ваши тайны.— Дорогой друг!..— Да, я ваш друг, Алиса, и друг графа. Во имя нашей искренней привязанности умоляю: не надо сейчас произносить слова, о которых вы потом пожалеете. Вы должны думать о будущем, Алиса. Если бы я позволил вам сейчас рассказать мне все, вы когда-нибудь раскаялись бы в том, что доверились постороннему!Красавица вздрогнула. Пардальян, сам того не желая, разбередил ее раны.— Посторонний, — прошептала она так тихо, что шевалье не услышал, — сколько их… тех, кому уже известны мои постыдные секреты…Алиса замолчала и попыталась взять себя в руки.— Скажите, — спросила она уже спокойнее, — граф в Париже?— Нет.— Скажите, — помедлив, промолвила Алиса, — вы получили весточку от него? Где он?.. Что с ним?— Весь Париж обсуждает то, что королева Наваррская приехала в Блуа и ведет переговоры с королем Франции. Скорее всего, граф тоже в Блуа.Глаза Алисы радостно засияли.«Если бы королева Жанна сообщила ему правду обо мне, Деодат давно был бы здесь, — сообразила фрейлина. — А раз он не примчался в Париж, значит, Жанна д'Альбре все от него скрыла».Лицо Алисы осветилось улыбкой. Красавица тут же вспомнила об обязанностях хозяйки и кликнула Лауру; та подала фрукты, прохладительные напитки и сладости. Но шевалье не притронулся к лакомствам.Алиса уже полностью взяла себя в руки и мило извинилась перед Пардальяном:— Ради Бога, не обижайтесь на меня за столь нелюбезный прием. Я просто обезумела, это было какое-то затмение…— Забудем об этом! Раз вы видите во мне друга, осмелюсь обратиться к вам с одной просьбой.— Буду рада вам помочь, шевалье! Вы ведь говорили, что у вас ко мне какое-то дело…— Да, это так, — ответил шевалье.Он все больше волновался. Алиса заметила его тревогу. Она внимательно посмотрела на молодого человека и улыбнулась:— Послушайте, шевалье, я хочу вам сказать только одно. Я сочту за честь быть вам полезной; поверьте, ради вас я пойду на любые жертвы.— Сударыня, — ответил Жан, — боюсь, я действительно попрошу вас о жертве.— Я готова. Все, что угодно! — воскликнула Алиса. — Мне кажется, вы страдаете — и потому почувствовали боль, терзающую меня. Вы облегчили мои муки… Шевалье, для меня вы воплощение чести. Другой, услышав мои признания, отвернулся бы от преступницы… Самые великодушные постарались бы, по крайней мере, предостеречь моего возлюбленного… Да, они сочли бы это своим долгом, святой обязанностью настоящих друзей графа… А вы, шевалье, вы не стали ни о чем расспрашивать меня. Вы пожалели несчастную и не пожелали выведывать причины ее скорби… Это говорит о благородстве и величии вашей души… И я буду счастлива сделать для вас все, что в моих силах… Говорите же, я слушаю!..— Так вот, — решительно начал Пардальян, — я тоже влюблен. И моя избранница дорога мне так же, как вам — граф де Марийяк… А теперь вообразите на минуту, что граф, ваш суженый, оказался моим пленником… И вы пришли ко мне, заклиная отпустить его… О, вы дрожите — значит, вы все поняли. Я не собираюсь выяснять, почему именно в ваш дом маршал де Данвиль поместил узниц — меня это не интересует. Скажите лишь одно: можете ли вы ради меня, ради человека, которого сочли своим другом, освободить Жанну де Пьенн и ее дочь?Жан говорил, а Алиса становилась все бледнее.— Вы влюблены в Лоизу… Лоизу де Монморанси!— Да, мадам!— О Боже! Почему судьба так жестока ко мне!— Алиса, где они? Что с ними произошло?— Они жили здесь, но теперь покинули мой дом.— Данвиль забрал их отсюда и переправил в другое место! — вскричал шевалье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67