— Я ведь говорил вам, монсеньор, что, начиная поиски несчастных женщин, стоит присмотреться и к герцогу Анжуйскому.Герцог Монморанси обдумал слова Жана и все-таки не согласился с юношей.— Нет, я не сомневаюсь, что герцог Анжуйский в этом деле не замешан. Мой брат спланировал и осуществил это похищение в одиночку. Лишь он способен на подобную низость, и он мне за это ответит! А вы, шевалье, разумеется, уедете из Парижа?— Нет, монсеньор, ни за что на свете! — решительно заявил Жан.— Но если вас схватят — это конец! Я вряд ли сумею выручить вас…Жан гордо вскинул голову и спокойно сказал:— Я надеюсь лишь на собственные силы. Но Париж я не покину, монсеньор! И никто мне не нужен — я сам смогу себя защитить.Гордость и отвага сверкнули в глазах юноши; шевалье продолжал:— То, что я делаю, монсеньор, уже награда для меня. Некогда рыцари, скитаясь по свету, защищали слабых и отверженных, наказывали обидчиков, восстанавливали справедливость. По крайней мере, они считали, что таков их долг — с того самого дня, как они сели на коня, вооружившись копьем. Я хочу следовать их примеру и иду своим путем, никуда не сворачивая… Я прекрасно знаю, что могу встретить противника, который окажется сильнее или храбрее меня… Тогда я паду от его руки… Впрочем, поверьте мне, монсеньop, я не дорожу собственной жизнью — не такая уж это большая потеря!Маршал смотрел на шевалье со смешанным чувством восхищения и умиления. Он чувствовал, что юноша говорит совершенно искренне, без всякой рисовки. Пардальян не осознавал, что силу ему придает готовность пожертвовать жизнью, а жизнь свою он совершенно не ценил, потому что был безнадежно влюблен.Шевалье все больше и больше понимал, что от Лоизы де Монморанси его отделяет пропасть.Франсуа де Монморанси пристально взглянул на юношу и догадался: у шевалье есть какая-то тайна!— Монсеньор, — вновь заговорил Пардальян, — могу ли я узнать, чем закончилась аудиенция у короля?— Ничем… Мой брат отмел все обвинения, а после вашего бегства некому было уличить его в обмане.— Но я же видел все своими глазами! Слышал собственными ушами! Мы должны вырвать у него признание! Что вы собираетесь делать, монсеньор?— Я лично отправлюсь во дворец Мем, мой юный друг. Я дал брату три дня на размышление. Потом либо я прикончу его, либо он меня.Маршал заявил это таким тоном, что шевалье стало ясно: переубедить Франсуа де Монморанси не удастся.— Но обсудим теперь ваши дела, — промолвил маршал. — Вы мой гость, чувствуйте себя в моем дворце как дома и не выходите на улицу, пока не минует опасность.— Извините меня, монсеньор, но я проведу несколько дней с дорогим мне человеком…Маршал подумал, что шевалье намекает на какую-то даму, в особняке которой надеется укрыться, и не стал спорить, а лишь поинтересовался:— Как мне разыскать вас в случае необходимости?— Монсеньор, я ежедневно буду наведываться к вам или пришлю вместо себя надежную особу. Но если я вдруг срочно понадоблюсь, вы найдете меня в кабачке «Молот и наковальня».Затем шевалье и маршал распрощались, и Франсуа де Монморанси вновь крепко обнял Пардальяна.Шевалье спокойно шагал по улицам Парижа, не оглядываясь и не прячась. Он рассудил, что бежать не стоит: это лишь привлечет к нему внимание прохожих. Вокруг все было тихо, и Пардальян, забыв о нависшей над ним угрозе, предался сладостным мечтаниям. Вскоре он вообще ни на что не реагировал и даже не заметил Моревера, хотя столкнулся с ним нос к носу у самого Лувра.Не ожидая ничего дурного и грезя о Лоизе, Жан приблизился к трактиру «Молот и наковальня». Однако Моревер, голова которого отнюдь не была занята пленительными фантазиями, немедленно узнал Пардальяна. Отшатнувшись от шевалье, он спрятался в полутемной лавке старьевщика. Когда юноша прошел мимо, Моревер выскочил из своего укрытия и двинулся вслед за шевалье, по пути окликнув какого-то гвардейца и послав его за подкреплением. Тут как раз подоспели Келюс и Можирон, с которыми у Моревера была назначена встреча, и вся троица ринулась за ничего не подозревающим Пардальяном.Уже сворачивая на улицу Монторгей, где стоял кабачок, шевалье услышал за своей спиной оглушительный топот, оглянулся и обнаружил погоню. Первым несся Моревер, за ним Келюс и Можирон и добрый десяток солдат.— Держи! Лови! — вопил Моревер.— Именем короля! — ревел начальник караула.Пардальян вытащил из-за пояса кинжал и бросился наутек. Он намеревался проскользнуть мимо кабачка и юркнуть в один из узких проулков между недавно построенным храмом Святого Евстахия и Гревской площадью; там, в лабиринте кривых улочек, он бы без труда оторвался от погони… Но ему навстречу, с другого конца улицы Монторгей, уже спешил отряд гвардейцев.Пардальян понял, что его окружили. Растерявшись, он замер на крыльце кабачка, готовясь отважно сразиться с превосходящими силами противника, но внезапно из дверей трактира выскочил пес и с задорным лаем запрыгал перед Жаном.— Пипо! Стало быть, отец здесь…И шевалье влетел в кабачок с воплем:— Плохо дело! Они преследуют меня!Пардальян-старший резко встал, вышел на крыльцо и сразуувидел: положение серьезное!Он молниеносно захлопнул дверь и запер ее на засов. В следующую секунду нападавшие уже ломились в кабачок.— Открывайте! Именем короля, открывайте!— Баррикаду! — деловито скомандовал отец.Осажденные завалили вход столами и скамьями. Снаружи колотили в дверь все яростней.— Он в ловушке! — послышался с улицы торжествующий крик. Шевалье узнал голос Моревера.Ветеран окликнул Като. Толстая трактирщица поспешила на его зов, не слишком переживая из-за битвы, сотрясавшей стены кабачка. Похоже, ее беспокоило лишь то, что такого славного, симпатичного паренька могут арестовать и упечь в Бастилию.— Я тут, сударь, я тут! — улыбнулась Като, подходя к ветерану.— Като, скажи только одно: ты с нами или против нас?— С вами, сударь! — не колеблясь, ответила толстуха.— Ты отличная женщина, Като, и Бог тебя вознаградит! — торжественно провозгласил Пардальян-старший, а потом шепнул сыну на ухо: — Если бы она переметнулась на их сторону, я бы ее прикончил! Но расскажи же, в какую передрягу ты попал?— Это длинная история, батюшка!— Като, тащи-ка сюда вина, у нас еще есть время! — хладнокровно распорядился Пардальян-старший.Нападавшие пытались высадить дверь, Пипо громко лаял, в ответ с улицы доносились чудовищные проклятия сержанта, а Жан тем временем лаконично сообщал отцу о том, что случилось в Лувре.Дверь уже трещала под ударами гвардейцев.— Вот теперь пора! — объявил ветеран. — Като, крошка моя, у тебя найдется масло?— Отличное ореховое масло, сударь.— На втором этаже есть камин?— А как же?— Като, лети наверх и разведи там такое пламя, на котором можно было бы прожарить целую свиную тушу или жирненького монашка…Като, подхватив несколько вязанок дров, побежала наверх.— Что ж, приступим! — объявил отец.Оба Пардальяна бросились в подвал и мгновенно перенесли на второй этаж три кувшина с маслом, весь хлеб, который имелся в запасе, примерно пятьдесят бутылок с вином, железный ломик и кирку.— Теперь лестница! — продолжал командовать Пардальян-старший.Лестница в кабачке была деревянной и насквозь гнилой.— Като, ты позволишь разгромить твое заведение?— Громите, сударь, громите! — беззаботно ответила Като со второго этажа.Отец и сын раскачали лестницу, затем залезли наверх и с помощью ломика и кирки окончательно выбили крепления из пазов в стене. А Като в это время повесила над огнем большой котел и вылила в него кувшин масла.Входная дверь с грохотом слетела с петель, и солдаты начали раскидывать возведенную Пардальянами баррикаду.В эту минуту раздался страшный треск: рухнула лестница, ведущая на второй этаж.— Като! — закричал Пардальян-старший. — Как у тебя?— Кипит вовсю, сударь!— Тащи сюда!Като поднесла бурлящий котел к отверстию, зиявшему на месте сломанной лестницы. Внизу толпились солдаты. Вопли, брань, толкотня…— Да раздобудьте же лестницу! — орал кто-то.Пардальян-отец просунул голову в дыру и весело предупредил:— Эй, господа! Отойдите-ка, а то как бы нам вас не ошпарить!Он зачерпнул большим половником кипящее масло и вылил его вниз, прямо на нападавших. Ответом был дружный хор, в котором удивительным образом звучали в унисон крики, стоны, визги и ругательства. В одну секунду середина зала была очищена от атакующих.— Като! Крошка! Готовь второй котел, да побольше!— Готовлю, сударь, готовлю!На улице послышались взволнованные голоса: появился плотник с длинной лестницей.— Попытаемся проникнуть на второй этаж через окно! — вскричал Моревер.— Ага! — ухмыльнулся Пардальян. — Перегруппировываются… Ну, ребятки, сейчас начнется потеха!..Гвардейцы приставили лестницу к окну, разбив ее концом стекло. Пардальян-старший открыл створки и посмотрел вниз: человек пять один за другим карабкались вверх. К окну подбежал шевалье, и отец с сыном, схватившись за ближайшую перекладину, уперлись ногами в пол и с силой оттолкнули громоздкую лестницу от дома. Она накренилась — и рухнула; под ней на грязной мостовой распластались два солдата. А осажденные уже взгромоздили на подоконник котел с маслом и резко опрокинули его… Кипящее масло хлынуло на улицу… Кто-то дико взвыл, и нападавшие в панике отступили.Гвардейцы явно не ожидали столь решительного отпора. Атака захлебнулась… С поля боя уже унесли пятнадцать солдат, раненных, зашибленных или ошпаренных, а оба Пардальяна не получили еще ни единой царапины!Като опять укрепила котел над очагом и вылила в посудину следующую порцию масла.А на улице бурно обсуждали план кампании.— Если эти безумцы так любят горяченькое, подпалим трактир! — предложил разъяренный Моревер.— Огня! Огня! Поджарим бандитов прямо в их берлоге! — возликовали зеваки.— О Боже! — всплеснула руками Като. — А ведь они нас точно подпалят.— Похоже! — согласился ветеран.— Эй, Като, а что находится за стеной? — поинтересовался шевалье.— Другой дом… Хозяин разводит кур и продает их…— Молодец, сынок! — обрадовался отец. — Попытаемся выбраться через соседнее здание!Шевалье вооружился ломиком и принялся долбить каменную кладку, Пардальян-старший помогал ему киркой. Но стена была крепкой, и весь дом заходил ходуном. К счастью, на улице стоял такой гвалт, что никто не слышал глухих ударов. Гвардейцы подтаскивали к трактиру вязанки хвороста, кучи которого с каждой минутой увеличивались в размерах.Вскоре от этих куч повалил черный дым, и огонь, взметнувшись ввысь, перекинулся на стены кабачка.Дом Като сгорел дотла, пострадали и соседние здания, которые удалось спасти с большим трудом. В пламени едва не погибла вся улица Монторгей; впрочем, ее судьба мало беспокоила людей, устроивших этот пожар. Самым важным для Моревера, Келюса и Можирона было то, что они могли доложить в Лувре о своей блистательной победе.Моревера пригласила к себе королева-мать, а оба фаворита поспешили к герцогу Анжуйскому.Столкнувшись с сияющим Моревером, де Нансе стал от зависти желтым, как лимон, и таким же кислым.— Ваше величество, — торжественно объявил Моревер, — вы отомщены: мы загнали этого молодого негодяя в ловушку и сожгли там заживо, уничтожив заодно и его бандитское логово.— Моревер, — ласково улыбнулась Екатерина Медичи, — я сообщу о вашем подвиге государю.— Я счастлив, ваше величество. Должен вам сказать, что толпа на улице ликовала, но, конечно, не потому, что поджарили этого юного нахала. Я сказал собравшимся, что в доме жгут гугенотов, и наши добрые парижане, мадам, искренне обрадовались…— Не так громко, Моревер, — заметила Екатерина с иронической улыбкой, — вы же знаете, мы заключили с ними мир.— Одно другому не мешает, — самодовольно заключил Моревер.А Келюс и Можирон наперебой рассказывали герцогу Анжуйскому:— Монсеньор, мы отплатили злодею за оскорбление, которое он Нансе вам… Правда, из-за трусости Моревера мы провозились слишком долго… Если бы не он, мы бы управились гораздо быстрее. Но в любом случае этот юный проходимец больше не будет докучать вам. Он обращен в пепел!Герцог Анжуйский красил брови. Не отводя глаз от зеркала, он ласково похвалил своих фаворитов:— Вы, и правда, мои настоящие друзья. Как бы мне хотелось взойти на престол — хотя бы для того, чтобы достойно вознаградить вас! XLКАК ПАРДАЛЬЯН-СЫН СНОВА ОСЛУШАЛСЯ ПАРДАЛЬЯНА-ОТЦА Королева Екатерина и герцог Анжуйский были обмануты: ни Пардальян-старший, ни Пардальян-младший не погибли. Уцелела и толстуха Като.Когда занялись подожженные вязанки дров, густой белый дым заполнил второй этаж, где находились осажденные. Пахучие клубы, поднимавшиеся от сухого хвороста, не были, однако, удушливыми. У наших героев еще оставалось время. Шевалье уже минут пять долбил киркой стену; когда Жан в изнеможении остановился, его сменил Пардальян-старший. Они работали на ощупь, потому что уже ничего не видели в дыму.Прошло несколько тревожных мгновений. Оба Пардальяна и Като почувствовали, что им не хватает воздуха; смерть уже подступила к ним вплотную, но тут Жан Нансе отчаянный удар, и кирка пробила кладку насквозь. Несколько кирпичей выпало, и образовалась довольно большая дыра.Отец с сыном и Като, которая была посильней иного мужчины, принялись лихорадочно выламывать кирпичи, расширяя проход. Через две минуты сквозь отверстие в стене уже мог протиснуться человек.И они пролезли, ободрали, правда, локти и колени, но все-таки пролезли! Осажденные успели вовремя: трактир Като уже полыхал, как факел, огонь гудел, горели половицы и балки. Кабачок «Молот и наковальня» превратился в пылающий ад, но наши герои сумели выбраться из него.Они попали на чердак, где торговец птицей держал мешки с кормом. Вышибить хлипкую дверцу было проще простого, и вся троица спустилась по лестнице в кухню. Из кухни можно было пройти в лавку, а оттуда выбраться на улицу. Но там беглецов обязательно заметили бы гвардейцы. Поэтому отец, сын и толстуха кинулись ко второй двери, которая вела в обширный двор, отделенный от внешнего мира высоченным забором.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67