вспомнил, как узникам через воронку заливали в глотку воду и дробили ступни в испанском сапоге. А еще комендант припомнил, как публично казнили отцеубийц: их привязывали к четырем коням, которые мощным рывком раздирали тело преступника на части. А толпа наслаждалась кровавым зрелищем, горели свечи, священники бормотали молитву за молитвой…Все эти картины пронеслись в разгоряченном мозгу Гиталана. А ведь со злоумышленником, покушавшимся на жизнь монарха, еще и не то могут сделать…Комендант затрясся от ужаса. Надо сказать, что он был одинаково равнодушен и к Гизу, которого собирался возвести на трон, и к Карлу IX, которого намеревался свергнуть с престола. Лишь гордыня, а не преданность идее, толкнула его на участие в заговоре. Как же проклинал он свое неуемное честолюбие!Он бы отдал все на свете, чтобы стать простым тюремщиком, вроде тех своих подчиненных, которых он изводил придирками, или даже превратиться в скромного, незаметного узника в Бастилии…Он посмотрел остекленевшими глазами на Пардальяна и убедился, что тот спокоен и равнодушен, как человек, чьей жизни ничто не угрожает.Тут Гиталан вспомнил о страже, которую отправил в коридор; охранники могли что-нибудь заподозрить: уж очень долго беседовал комендант с заключенным.Однако Гиталан все еще не мог ни на что решиться. Его воля была парализована. Ему чудилось, что он так и умрет, сидя в камере на табурете. Вдруг из коридора донесся какой-то звон.«Все… За мной пришли!» — пронеслось в голове у коменданта.Волосы у него встали дыбом, глаза вылезли из орбит, рот страшно перекосился. Но в коридоре опять воцарилась полная тишина.Никто и не собирался арестовывать Гиталана — просто один из тюремщиков выронил связку ключей, и они зазвенели, упав на каменные плиты.Пардальян старательно изображал полнейшее равнодушие ко всему вокруг, а сам краем глаза следил за выражением лица коменданта. Шевалье с тревогой ждал, к чему же приведет разыгранный им спектакль.Молодой человек опасался, что слишком запугал Гиталана. Тот замер на табурете словно сомнамбула.«Если он потеряет остатки воли, я пропал! — мрачно размышлял шевалье. — Должен же комендант принять наконец какое-то решение… А вдруг он отправится сейчас к себе и будет в бездействии ждать развития событий? Ну, подрожит день, два, неделю, а потом успокоится, убедится, что я солгал, или подумает, что пес потерял записку. Вот тогда-то он и выместит на мне всю свою злобу: засунет меня в какое-нибудь подземелье, откуда никто еще не вышел живым…»Когда в коридоре раздался звон ключей, Пардальян тоже вздрогнул. Он уже хотел броситься на коменданта, но тут Гиталан поднялся с табурета и приблизился к узнику.— Поклянитесь, поклянитесь, — забормотал несчастный тюремщик, — на святом Евангелии, на кресте… Дайте слово, что вовремя перехватите письмо.— Клянусь всем, чем хотите, — ответил шевалье, — но хочу напомнить вам: время идет, ваши солдаты уже начали беспокоиться…— Вы правы, — согласился Гиталан, стирая холодный пот со лба.— Так что будем делать?Коменданта все еще терзали сомнения. Пардальян кипел от негодования, но старался выглядеть совершенно спокойным.— А знаете, — задумчиво проговорил он, — может, и впрямь лучше ничего не предпринимать. Мой друг получит письмо, доставит его по назначению, король рассмотрит дело, и меня, конечно, освободят, а вы уж выкручивайтесь, как хотите…— Шевалье, — глухо произнес комендант, — через полчаса вы выйдете из Бастилии.Пардальян достаточно хорошо владел собой, чтобы скрыть свои истинные чувства.— Как вам будет угодно! — с холодной вежливостью откликнулся он.Гиталан воздел руки к сводам тюрьмы, словно прося у Бога защиты. Люди, у которых, подобно коменданту, предательство в крови, считают Господа чем-то вроде надежного сообщника и часто прибегают к Его помощи в трудную минуту. Итак, призвав Бога в свидетели, Гиталан распахнул дверь, поманил к себе стражников и, обернувшись к заключенному, заявил:— Шевалье, ваш секрет столь важен, что я немедленно передам его королю. Не сомневаюсь, наш всемилостивейший повелитель будет вам благодарен, и надеюсь, что в скором времени я сам открою перед вами ворота Бастилии.Тюремщик Пардальяна так и замер от изумления.— Ну! Что я вам говорил? — заметил ему юноша.— Говорить-то говорили, да я думал, вы с ума сошли… — ответил потрясенный охранник.— А что теперь думаете?— Вы, наверное, колдун, шевалье.Комендант приказал заложить свою карету и громогласно заявил, что едет в Лувр. Он действительно отправился во дворец и пробыл там достаточно долго. Во всяком случае, теперь в Бастилии не сомневались, что Гиталан виделся с королем.Он вернулся не через полчаса, как обещал, а через час, собрал нескольких офицеров и объявил:— Господа, этот заключенный оказал неоценимую услугу его величеству! Но не вздумайте об этом болтать! Иначе лишитесь места, а то и жизни… Дело государственной важности!Офицеры затрепетали. Такие слова любому могли заткнуть рот.А Гиталан поспешил в камеру к Пардальяну.— Шевалье, — сказал комендант, — счастлив сообщить, что, принимая во внимание ваши заслуги, король помиловал вас…— Я в этом не сомневался! — ответил юноша, поклонившись.Через пять минут Жан уже был за воротами Бастилии. Комендант проводил его до подъемного моста: немногим заключенным оказывал он подобную честь. На прощание Гиталан со значением пожал Пардальяну руку. Шевалье даже стало жалко этого человека.— Хотите, я вас успокою? — обратился Пардальян к незадачливому заговорщику. — Так вот, слушайте: то самое письмо, которое я бросил моей собаке…— Что в нем? — с ужасом прошептал Гиталан.— Ничего… Я бросил чистый лист… Нет и друга, которому якобы поручено доставить письмо королю… Я не способен на донос даже ради спасения собственной жизни.Гиталан едва не вскрикнул — то ли от радости, то ли от огорчения. Несколько секунд он боролся с желанием водворить Жана обратно в камеру. Но, как человек подлый и двуличный, комендант, естественно, решил, что Пардальян мог сейчас и солгать и, донос все-таки существует…Гиталан выдавил из себя неуверенную улыбку.— Вы очень милый кавалер, — сказал он, — и я рад выпустить вас на свободу. Но если вам взбредет в голову действительно отправить подобное послание, прошу вас, окажите мне услугу вроде той, что я сегодня оказал вам…— Это как?— Не надо упоминать в письме мое имя! XXVIПОСЛАНИЕ ЖАННЫ ДЕ ПЬЕН Теперь, дорогой читатель, вспомним о мадам Магелонне — старой хозяйке того дома, где жила в мансарде Жанна де Пьенн с дочерью. Мы еще не забыли, как эта почтенная дама отправилась на постоялый двор «У ворожеи», услышала там об аресте Пардальяна, который самым удивительным образом совпал с похищением ее жилиц, и поспешила к себе, дрожа от страха и не сомневаясь, что ее дом стал центром чудовищного заговора гугенотов.Сначала она хотела немедленно бросить письмо, которое Жанна де Пьенн просила ее передать Пардальяну, в огонь. Старуха опасалась, что ее примут за сообщницу злоумышленников. Однако мадам Магелонна была женщиной, причем женщиной немолодой и богобоязненной, а старухи-богомолки, как известно, самые любопытные представительницы прекрасного пола. Так что достойная дама тряслась от ужаса, представляя себе, как у нее найдут письмо Жанны, и все же не уничтожала опасный документ! Несколько дней мадам Магелонна вздрагивала от каждого шороха, однако сохранила послание. Но тут старуха оказалась перед новой дилеммой: вскрывать или не вскрывать таинственный пакет?Запершись у себя, мадам Магелонна задергивала шторы на окнах, плотно закрывала двери, опускалась на стул и принималась вертеть письмо в руках. Ее мучил единственный вопрос: что там, в пакете?Она нервно теребила письмо, разглядывала его на свет, пыталась поддеть печать булавкой — и в конце концов пакет расклеился.Мадам Магелонна до смерти перепугалась, но тут же воскликнула:— Оно распечаталось само! Моей вины тут нет…И сделала вывод:— Стало быть, его можно прочитать…И хотя она еще не решила окончательно, можно или нельзя, глаза ее уже забегали по строчкам.Старуха увидела записку, предназначенную шевалье де Пардальяну, и еще один пакет. В записке Дама в трауре просила молодого человека отнести второе письмо тому, кому оно адресовано.А адресовано оно было Франсуа, маршалу де Монморанси.Прочитав это имя, старуха остолбенела от изумления. Ей было отлично известно, что Дама в трауре никогда не имела с Пардальяном никаких дел. Так почему теперь она рассчитывает на его помощь?.. Все это лишь еще больше разожгло любопытство мадам Магелонны: второй-то пакет был запечатан… Так что мучения достойной хозяйки дома только усугубились.Несколько дней она мужественно боролась с искушением, но до чего же ей хотелось выяснить, что может связывать скромную швею с одним из самых знатных и богатых людей королевства — с Франсуа де Монморанси!И мадам Магелонна, конечно, не выдержала. Она вновь достала письмо, присела к столу и вскрыла пакет…И тут раздался громкий стук в дверь. Старуха подпрыгнула от испуга, а к ней тем временем уже входил нежданный гость. Мадам Магелонна с трудом сдержала крик ужаса. В спешке она забыла задвинуть засов, и вот ее застали на месте преступления. И кто! Сам шевалье де Пардальян!— Это вы! — пробормотала мадам Магелонна, пытаясь прикрыть трясущимися руками разбросанные по столу бумаги.Шевалье изумился: ему и в голову не приходило, что старуха может его знать. Тем не менее молодой человек отвесил хозяйке учтивый поклон:— Не бойтесь, мадам! Я не сделаю вам ничего дурного. Простите меня за столь бесцеремонное вторжение. Похоже, я напугал вас, но меня заставило забыть о вежливости очень важное дело.— Разумеется! Ведь вы хотите забрать письмо, — воскликнула дрожащая Магелонна.— Какое письмо? — спросил Пардальян, изумление которого возрастало с каждой минутой.Хозяйка прикусила язык, но было уже поздно. Она неловко старалась сбросить записку и пакет под стол, что, конечно же, не укрылось от внимательных глаз юноши.— Но вы же в Бастилии… — пролепетала вконец растерявшаяся старуха.— Отнюдь, мадам. Меня схватили по ошибке, и как только выяснилось, что произошло недоразумение, меня немедленно отпустили. Я десять дней просидел в тюрьме, а оказавшись на свободе, тут же поспешил сюда. Видите ли, в ту минуту, когда ко мне в комнату ворвались стражники, из мансарды вашего дома доносились мольбы о помощи. Две дамы, которые жили здесь, похоже, попали в беду. Мне уже известно, что их тогда заставили сесть в карету и куда-то увезли.— Их арестовали одновременно с вами…— Мадам, умоляю, расскажите мне все, что вы знаете! Для меня важна каждая мелочь, каждая деталь!— Пожалуйста, я ничего не собираюсь от вас скрывать. Даму в трауре и ее дочь Лоизу арестовали, говорят, потому, что они так же, как и вы, были замешаны в заговоре гугенотов.— Так же, как и я?!— Такие ходят слухи… Но если вас освободили, выходит, и эти несчастные пострадали безвинно.— Кто их увез?— Офицер и какие-то солдаты…— Королевские гвардейцы?..— Да разве я в этом что-нибудь понимаю? Вот в монашеских рясах я разбираюсь, сразу вам скажу, кто из какого ордена…— А не командовал ли солдатами герцог Анжуйский?— Господь с вами! Разумеется, нет!— Куда их увезли? Может быть, вы что-то слышали?— Нет, ничего… Я тогда прямо голову от страха потеряла…Пардальян замолчал. Он понял, что от старухи немногого добьешься. Тайна оставалась тайной…— А может, вы догадываетесь, куда их увезли? — спросил он на всякий случай.— Да нет… Я, знаете ли, так разволновалась…— А теперь давайте поговорим о письме, — заявил шевалье. — Когда я пришел, вы упомянули о каком-то послании. Видимо, бедные женщины пытались кому-то передать записку?Мадам Магелонна старалась прикрыть бумаги передником, который выскальзывал из ее дрожащих пальцев.— Мадам, что это у вас раскидано по столу? — строго осведомился Пардальян.— Даю вам слово, я тут ни при чем… пакет сам расклеился, — лепетала испуганная хозяйка, отдавая шевалье письма. Пардальян схватил бумаги и быстро прочел предназначенную ему записку.— Несчастная дама попросила меня отнести это вам, — заикаясь, объясняла Магелонна. — Я побежала на постоялый двор и узнала, что вас схватили. И тогда я спрятала письма в надежное место!— Кому-нибудь о них известно?— Нет-нет, Богом клянусь, никому!.. А пакет открылся сам…— Вы их читали?— Лишь короткую записку… Хотела, правда, вскрыть второе письмо, а тут вы на пороге…— Мадам, — сурово объявил Пардальян, — письма я уношу с собой. Вы и сами могли убедиться, что именно я должен вручить пакет маршалу де Монморанси. Нет такой силы, которая помешала бы мне исполнить поручение дамы, обратившейся ко мне за помощью. А вот ваш поступок, мадам, заслуживает всяческого осуждения. Однако я готов простить вас, но при одном условии… Вы никогда и нигде даже не заикнетесь об этих бумагах!— О! Не сомневайтесь в этом, месье! А то ведь, не дай Бог, решат, что я их сообщница! — наивно заметила старуха.«Прекрасно, — подумал шевалье, — страх удержит ее. Это лучше, чем любые клятвы».Шевалье простился со старухой и поспешил на улицу. Там его, как обычно, поджидал преданный Пипо. В сопровождении верного пса Жан отправился на постоялый двор, где столкнулся с почтеннейшим Ландри, державшим в руках кувшин вина. Заметив Пардальяна, трактирщик замер с открытым ртом, уронил кувшин — но так и не пошевелился.— Шевалье! — наконец выдавил из себя потрясенный хозяин постоялого двора.— Не волнуйтесь, дорогой мой, я не сомневаюсь, что вы безмерно рады видеть меня вновь. И вы, разумеется, интересуетесь, не желаю ли я отобедать… Так вот, я желаю, и даже очень!Ландри застонал в ответ и перевел растерянный взгляд с хозяина на пса — Пипо нелюбезно продемонстрировал достойному трактирщику клыки, а Пардальян с удовольствием уселся за стол.В приступе отчаяния Ландри поспешил укрыться на кухне. Он без сил плюхнулся на табурет и схватился за голову. При виде столь неутешного горя, охватившего ее супруга, мадам Югетта решила, что произошла какая-то ужасная трагедия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67