– Постараюсь вернуться.
– Хорошо. Когда будешь уходить, включи, пожалуйста, кондиционер, а то я забыла.

* * *

Машина Эдгара была припаркована возле магазина, где продавали пончики. Босх остановил «каприс» позади нее и вышел из автомобиля.
– Как делишки, Гарри?
– Где она?
Эдгар показал на другую сторону улицы. Там, на расстоянии полутора кварталов, на пересечении улиц Роско и Сепульведа, находилась автобусная остановка. На лавочке возле остановки сидели две женщины, еще три стояли поодаль.
– Та, которая в красных шортах.
– Уверен?
– Да. Я подъехал и внимательно рассмотрел ее. Это она. Проблема в том, что, если мы просто подойдем и попытаемся ее взять, она может устроить кошачий концерт. Все эти девочки – на работе. С часу ночи автобусы здесь не ходят.
Босх увидел, как женщина в красных шортах, заметив появившуюся на Сепульведе машину, задрала майку. Водитель притормозил, но после некоторого колебания поехал дальше.
– Ей удавалось кого-нибудь снять?
– Несколько часов назад она подцепила какого-то парня. Отвела его в аллею позади вон того торгового центра и обслужила. Больше никого не было. Она слишком мерзко выглядит, чтобы на нее клюнул мужик, у которого все в порядке со зрением.
Эдгар засмеялся.
– Так что же будем делать, коли ты не хочешь кошачьей драки?
– Я думал о том, чтобы проехать по Роско, повернуть налево и подойти сзади по аллее. Ты подождешь там, а я схожу и сниму ее, после чего она поведет меня обратно. Там мы ее и возьмем. Но следи за ее ртом. Вдруг она начнет плеваться?
– Что ж, давай так и сделаем.
Через десять минут Босх уже скорчился, прячась за рулевым колесом своей машины, которую он поставил в аллее. Со стороны улицы появился Эдгар. Один.
– Что случилось?
– Она меня раскусила.
– Черт! Почему ты ее просто не взял? Раз уж она тебя раскусила, надо было просто арестовать ее.
– Ну ладно, на самом деле она меня не раскусила.
– Да что происходит, черт побери?
– Она отказалась пойти со мной. Спросила, есть ли у меня «коричневый сахар», а я ответил, что наркотиками не балуюсь. Тогда она сказала, что с цветными не трахается. Представляешь? С тех пор, как я рос в Чикаго, меня еще ни разу не называли цветным!
– Не переживай из-за этого. Жди меня здесь, я сам пойду.
– Чертова шлюха!
Босх вылез из машины и, наклонившись, сказал:
– Эдгар, успокойся ради Бога. Она ведь действительно шлюха и наркоманка, чего ты от нее хочешь? Неужели тебя это задело?
– Тебе этого не понять, Гарри. Ты когда-нибудь замечал, как на меня смотрит Ролленбергер? Бьюсь об заклад, он пересчитывает рации всякий раз, когда я выхожу из комнаты. Засранец немецкий!
– Ты прав, мне этого действительно не понять.
Сняв пиджак, Босх бросил его в машину. Затем расстегнул три верхние пуговицы на рубашке и направился в сторону улицы.
– Скоро вернусь. А тебе лучше спрятаться. Если она увидит цветного, то может не пойти со мной в аллею.

* * *

Они устроились в комнате для допросов полицейского отделения в Ван-Найс. Босх отлично ориентировался в этом помещении, поскольку работал здесь в подразделении грабежей сразу после получения полицейского значка.
Едва начав, они тут же выяснили, что парень, которого Джорджия Стерн водила в аллею и о котором Босху рассказал Эдгар, не был клиентом. Это был продавец наркотиков, и в аллее она приобрела у него товар. Возможно, женщина расплатилась за дозу натурой, но это еще не делало продавца клиентом.
Впрочем, неважно, кем он был и что она с ним делала, но, когда Босх и Эдгар доставили ее сюда, она находилась под кайфом и потому иметь с ней дело в данную минуту, похоже, было бесполезно. Глаза ее расширились и остекленели, взгляд был устремлен куда-то вдаль. Даже когда она сидела в крохотной комнате для допросов, казалось, что она смотрит за горизонт.
Волосы женщины были растрепаны, черные концы у корней волос стали еще длиннее, чем на фотографии, которая была у Эдгара. Под левым ухом у нее была болячка – такие часто появляются у наркоманов, упорно расчесывающих одно и то же место. Воротник большой, не по размеру, тенниски обвис, обнажив верхнюю часть груди, и Босх увидел, что она колет героин в вены на своей шее. Несмотря на то, что женщина вконец опустилась, груди у нее все еще были большими и упругими. «Силикон», – догадался Босх, и на мгновение перед его глазами встало сморщившееся тело «цементной блондинки».
– Мисс Стерн? – начал Босх. – Джорджия? Вы знаете, почему оказались здесь? Помните, что я сказал вам в машине?
– Помню.
– Помните ли вы ту ночь, когда один мужчина пытался вас убить? Более четырех лет назад. Примерно такой же ночью. Семнадцатого июня. Помните?
Она сонно кивнула, и Босх подумал – доходит ли до нее смысл его слов?
– Кукольник, помните?
– Он умер.
– Это так, но мы все равно должны задать вам несколько вопросов, связанных с этим человеком. Вы помогли нам нарисовать его портрет, помните?
Босх развернул рисунок, который взял до этого из досье по Кукольнику. Изображение не походило ни на Черча, ни на Мору, но известно было, что Кукольник часто менял внешность, поэтому логичным было предположить, что то же самое делал и последователь. В любом случае оставался шанс, что в ее памяти всплывут какие-нибудь типичные приметы нападавшего. В случае с Морой это, к примеру, могли быть его пронизывающие глаза.
Она долго смотрела на рисунок.
– Его шлепнули копы, – сказала она. – Он заслужил.
Пусть эти слова прозвучали из уст опустившегося существа, но они все равно приободрили Босха. Хоть кто-то подтвердил, что Черч получил по заслугам. Но Босх знал то, что не было известно этой женщине: в данном случае они имели дело не с Кукольником.
– Мы хотим показать вам кое-какие снимки. Упаковка у тебя с собой, Джерри?
Женщина быстро подняла глаза, и Босх понял свою ошибку. Она подумала, что он имел в виду пиво, тогда как на полицейском жаргоне «упаковкой» назывался комплект из шести фотографий, которые предъявляли для опознания свидетелям и жертвам преступлений. Обычно на снимках были пять полицейских и подозреваемый. На сей раз все шестеро, изображенные на фотографиях были полицейскими. Карточка Моры лежала второй сверху.
– Ну? – спросил Босх.
Женщина показала на четвертый по счету снимок.
– По-моему, я с ним однажды трахалась. Но я думала, что он – полицейский.
Босх увидел, как Эдгар покачал головой. На снимке был изображен нелегальный агент голливудского отдела по борьбе с наркотиками. Его звали Арт Данфорс. Если память женщину не подвела, это означало, что Данфорс обнаглел до такой степени, что использовал свое служебное положение для вымогания секса у проституток. Вероятно, он расплачивался с ними конфискованным героином. Сказанное женщиной следовало бы немедленно сообщить в отдел внутренних расследований, но и Босху и Эдгару было ясно, что они этого не сделают. Это было бы равнозначно самоубийству в управлении. После этого им не станет доверять даже самый распоследний уличный коп. В то же время Босх знал, что Данфорс женат, а у этой проститутки был СПИД. Он решил, что отправит Данфорсу анонимную записку с советом сделать анализ крови.
– Присмотритесь ко всем остальным, Джорджия, – сказал Босх. – Посмотрите на их глаза. Даже если человек загримировался, он не может изменить свои глаза.
Женщина наклонилась, чтобы получше разглядеть фотографии. Босх кинул взгляд на Эдгара, и тот покачал головой. Он хотел сказать, что ничего не выходит. Босх кивнул, выражая согласие. Примерно через минуту она отрицательно покачала головой.
– Ничего, Джорджия?
– Нет.
– Здесь его нет?
– Нет. Он сдох.
– Конечно. Посидите здесь, а мы на минутку выйдем поговорить. Скоро вернемся.
За дверью они решили, что самым лучшим вариантом будет доставить ее в Сибил Брэнд по обвинению в употреблении наркотиков и еще раз хорошенько допросить, когда она очухается. Босх заметил, что Эдгар с большим энтузиазмом вызвался выполнить это задание и отвезти ее в центр города, где находился Сибил. Впрочем, Босх знал: это не потому, что Эдгару доставит удовольствие засадить женщину в тюрьму для наркоманок. Просто за это причитались сверхурочные. Эмоции тут были ни при чем.

Глава 26

Поверх жалюзи Сильвия задернула тяжелые шторы, поэтому в спальне было все еще темно, хотя за окном уже вовсю сияло солнце. Проснувшись поздним субботним утром в ее кровати – один, – Босх потянулся к своим часам на тумбочке и увидел, что они показывают одиннадцать. Ему что-то снилось, но сон растворился во тьме, едва он проснулся, и Босх не мог его вспомнить, как ни старался. Он провалялся в постели еще минут пятнадцать. Нет, сон никак не вспоминался.
Время от времени с кухни доносился еле слышный шум. Там возилась Сильвия. Вот она подметает пол, вот разгружает посудомоечную машину. Чувствовалось, что она изо всех сил старается не шуметь, и все же ей не удавалось полностью заглушить шорох и звяканье. Вот отворилась дверь на веранду, и зажурчала вода. Теперь Сильвия поливала растения, стоявшие в горшках у крыльца. Уже семь недель с неба не упало ни капли.
В двадцать минут двенадцатого зазвонил телефон, и Сильвия побежала в дом. Босх почему-то был уверен, что звонят именно ему. Он напрягся, ожидая, что сейчас откроется дверь в спальню и его позовут к телефону. Такой звонок был вполне возможен: он дал этот номер Эдгару семь часов назад, когда они уходили из отделения в Ван-Найс.
Однако Сильвия все не приходила. Босх расслабился, прислушиваясь к обрывкам телефонного разговора. Вначале ее голос звучал так, будто она консультировала одного из своих учеников. Чуть позже раздались звуки, напоминающие всхлипывания. Похоже, плачет.
Поднявшись с постели, Босх быстро натянул одежду и вышел из спальни, на ходу приглаживая растрепанные волосы. Она сидела за кухонным столом, прижимая к уху трубку радиотелефона. Слушая кого-то, Сильвия нервно рисовала ногтем круги на скатерти. И плакала. Чутье его не подвело.
– Что случилось? – спросил он шепотом. Она подняла руку, сделав ему знак не мешать. Босх закрыл рот, безмолвно уставившись на нее.
– Конечно, приеду, миссис Фонтено. Пожалуйста, сообщите мне только, когда и куда… Да-да, приеду. И позвольте еще раз выразить вам соболезнования. Беатрис была хорошей девушкой и прекрасной ученицей. Я так гордилась ею. О, Господи…
Она положила трубку, и слезы ручьем полились из ее глаз. Босх подошел к ней и мягко тронул за плечо.
– Ученица?
– Беатрис Фонтено.
– Что случилось?
– Она мертва.
Он наклонился и обнял ее за плечи. Сильвия рыдала, не в силах сдержаться.
– Этот город… – начала она, но голос ее осекся. – Помнишь, однажды вечером я читала тебе то, что она написала о «Дне саранчи»? Да, та самая девочка.
Босх вспомнил. Сильвия тогда говорила, что беспокоится за нее. Ему хотелось что-то сказать, но он знал, что вряд ли сумеет подобрать нужные слова. Этот город… Двумя словами она сказала все.
Целый день они провели дома в мелких хлопотах по хозяйству. Занялись уборкой. Босх вычистил камин, убрав истлевшие головешки, а затем присоединился к Сильвии, которая работала во дворе. Она ковырялась в земле, выдергивая сорняки и срезая цветы для букета, который намеревалась отвезти миссис Фонтено.
Они трудились бок о бок, но Сильвия говорила очень мало. Время от времени она роняла короткие фразы, из которых стала ясна суть случившегося. По ее словам, в девушку выстрелили из проезжавшей машины в районе Норманди. Это произошло минувшей ночью. Ее тут же доставили в больницу имени Мартина Лютера Кинга. Врачи констатировали смерть мозга. Утром была отключена аппаратура искусственного жизнеобеспечения, и у девушки взяли внутренние органы, чтобы использовать их для пересадки. На языке медиков это называется «жатвой».
– Жатва… До чего же дико звучит это слово, – задумчиво произнесла Сильвия. – Представляешь себе ферму, людей, сажающих деревья, чтобы потом собирать плоды…
В середине дня она отправилась на кухню и сделала два сандвича, положив на один салат из крутых яиц, а на другой – кусочки тунца. Потом – разрезала их пополам. Босх и Сильвия съели по половинке каждого бутерброда, запив их чаем со льдом. Делая чай по собственному рецепту, он всегда добавлял в бокалы ломтики апельсина. Сильвия пояснила, что после гигантских бифштексов, съеденных ими прошлым вечером, она на говядину и смотреть не может. За весь день это была единственная попытка сказать что-то, способное вызвать улыбку. Однако ни один из них не улыбнулся. Она поставила тарелки в раковину, но даже не притронулась к крану, чтобы сполоснуть их. Отвернувшись от раковины, Сильвия облокотилась о кухонную стойку и уставилась в пол.
– Миссис Фонтено сказала, что похороны состоятся на следующей неделе, возможно, в среду. Наверное, я должна там быть вместе с классом. Надо бы позаботиться об автобусе.
– Ты права. Ее семья оценит это.
– У нее есть два старших брата. Наркодельцы. Она мне говорила, что они продают крэк.
Босх промолчал. Он знал, что причина смерти девчонки скорее всего заключалась именно в том, чем занимались ее братья. С тех пор, как молодежные банды «Бладэ» и «Крипс» заключили перемирие, уличная торговля наркотиками в Саут-Сентрал утратила стройную систему. Многие нагло полезли в чужие зоны влияния. Отсюда – и стрельба по конкурентам из автомобилей, мчащихся во весь дух, когда жертвами зачастую становятся ни в чем не повинные люди.
– Она написала сочинение – отчет о прочитанной книге. Это было совсем недавно. Пожалуй, я попрошу у ее матери разрешения прочитать эту работу. Во время заупокойной службы. Или после нее. Кто знает, может быть, они поймут, кого потеряли.
– Думаю, уже поняли.
– Да.
– Пожалуй, тебе стоит поспать? Закрой глаза, постарайся заснуть.
– Наверное, ты прав. Постараюсь. А ты что будешь делать?
– Ну, у меня-то дела найдутся. Надо кое-куда позвонить. Знаешь, Сильвия, сегодня вечером мне нужно будет уйти. Надеюсь, ненадолго. Вернусь сразу же, как только освобожусь.
– Не волнуйся за меня, Гарри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56