По-моему, сейчас она боится проиграть не меньше нашего.
«Да, – подумал Босх, – Белк ни хрена не понял. Вся эта история с обвинением в неуважении к суду была последней ловушкой, расставленной Чэндлер. Она специально разыграла этот спектакль с нарушением закона, чтобы присяжные увидели, как судья размазывает ее по столу. Она продемонстрировала им систему правосудия в действии: плохой поступок вызывает жесткое противодействие и влечет за собой наказание. Она как бы сказала присяжным: „Видите, чего избежал Босх и с чем должен был столкнуться Норман Черч, если бы полицейский не решил взять на себя функции судьи и присяжных?“
Умно, может, даже слишком умно. Чем дольше Босх размышлял об этом, тем больше задумывался: принимал ли судья Кейс сознательное участие в этом спектакле или был простым статистом. Взглянув на Белка, Босх понял, что молодой помощник городского прокурора так ни черта и не понял. Напротив, он воспринимал все происшедшее как свою победу. Возможно, через неделю, когда судья Кейс отпустит Чэндлер с миром, оштрафовав ее на жалкую сотню долларов и прочитав нотацию о неуважении к суду, до Белка что-нибудь и дойдет.
– Делай как знаешь, – сказал он Белку. – Но она у тебя ничего не возьмет. Она будет сражаться до последнего.

* * *

Оказавшись в Паркер-центре, Босх зашел в комнату Ирвинга для совещаний через дверь из холла. Накануне Ирвинг решил, что следственная группа «Последователь», как ее теперь называли, будет работать именно в этой комнате, чтобы он каждую минуту был в курсе происходящего. В пользу этого было еще одно соображение, которое все держали в уме, но не высказывали вслух. Нежелание, чтобы следственная группа сидела в помещениях, где работали остальные сыщики, было продиктовано стремлением не допустить никакой утечки информации – хотя бы в течение нескольких дней.
Войдя в комнату для совещаний, Босх застал там только Ролленбергера и Эдгара. Он сразу заметил, что здесь уже были установлены телефоны, и теперь на круглом столе рядком стояли четыре аппарата. Тут же лежало шесть переносных раций и стоял переговорный пульт, готовый к действию в любую минуту. Увидев Босха, Эдгар моментально отвел взгляд в сторону, снял трубку телефона и начал вертеть диск.
– Добро пожаловать в наш оперативный центр, – сказал Босху Ролленбергер. – Суд уже закончился? Кстати, здесь не курят.
– Я свободен, пока не будет принят вердикт. Потом я за пятнадцать минут должен буду вернуться обратно. Что-нибудь происходит? Что поделывает Мора?
– Да ничего особенного. Все спокойно. Мора провел все утро в Вэллей. Ездил в адвокатскую контору в Шерман-Оакс, потом – в несколько агентств, подыскивающих артистов – тоже в Шерман-Оакс.
Ролленбергер заглядывал в лежавшую перед ним книгу для записей.
– После этого он посетил пару домов в Студио-Сити. Снаружи стояли микроавтобусы, поэтому Шиэн с Опельтом предположили, что там снимаются фильмы. Мора пробыл в обоих местах недолго. Сейчас он уже у себя, в отделе нравов – Шиэн только что сообщил об этом по телефону.
– Нам выделили подкрепление?
– Да, в четыре часа Мэйфилд и Эйд сменят первую группу наблюдения. Потом нам выделят еще две группы.
– Две?
– Шеф передумал и приказал установить за Морой круглосуточное наблюдение. Так что станем его пасти и ночью, даже если он будет находиться дома и спать. Я, например, считаю, что это прекрасная мысль.
«Конечно, тем более, что она пришла в голову Ирвингу», – подумал Босх, но вслух ничего не сказал. Посмотрев на рации, лежавшие на столе, он спросил:
– На какой мы частоте?
– Э-э-э, мы – на частоте… частоте… А, ну да, мы – на «Симплекс-пять». Это не наша особая частота, которая используется только в случае тревоги в чрезвычайных ситуациях: при землетрясениях, наводнениях и так далее. Шеф решил, что нам лучше не работать на наших обычных частотах. Если Мора – тот, кого мы ищем, он может периодически прослушивать эфир.
«Наверное, считает и это гениальной идеей», – опять подумал Босх и снова промолчал. Однако Недотрога тут же продолжил:
– Я считаю, что это прекрасная мысль. Так будет значительно надежнее.
– Верно. Что-нибудь еще расскажете? – спросил Босх, взглянув на Эдгара, который все еще висел на телефоне. – Что у Эдгара?
– По-прежнему пытается отыскать уцелевшую четыре года назад девицу. Он еще успел снять копию с дела о разводе Моры.
Эдгар повесил трубку, закончил писать в своем блокноте и встал, не глядя на Босха.
– Пойду вниз выпить кофе, – сказал он.
– Хорошо, – ответил Ролленбергер. – Кстати, сегодня днем нам должны установить здесь кофеварку. Я говорил об этом с шефом и он обещал дать указание.
– Хорошая идея, – откликнулся Босх. – Я, пожалуй, пройдусь с Эдгаром.
Эдгар быстро пошел по холлу, стремясь опередить Босха. Оказавшись возле лифта, он нажал на кнопку, но потом, передумав, проследовал мимо и вышел на лестничную площадку, собираясь спуститься пешком. Босх последовал за ним, и после того, как они миновали один этаж, Эдгар внезапно остановился и спросил:
– Зачем ты идешь за мной?
– Кофе хочу.
– Не ври.
– Ты…
– Нет, с Паундсом я еще не говорил. Занят был.
– Хорошо. Вот и не делай этого.
– Что ты имеешь в виду?
– Если ты еще не говорил с Паундсом о переводе, то и не говори. Забудь об этом.
– Ты серьезно?
– Да.
Не веря своим ушам, Эдгар стоял и смотрел на Босха.
– Это станет для тебя уроком. И для меня тоже. Для меня – уже стало.
– Спасибо, Гарри.
– Не надо никаких «спасибо, Гарри». Скажи просто: «Ладно».
– Ладно.
Они спустились еще на один этаж и вошли в кафе. У них было две возможности: взять кофе и подняться наверх или остаться здесь. Поскольку сидеть напротив Ролленбергера и о чем-то с ним разговаривать Босху было неохота, он предложил сесть за один из столиков в кафетерии.
– Что за мерзкий тип этот Ролленбергер! – сказал Эдгар. – Когда я гляжу на него, то представляю себе эдакие настенные часы, из которых вместо кукушки выскакивает Ролленбергер и талдычит: «Великолепная идея, шеф! Великолепная идея, шеф!»
Эдгар засмеялся, а Босх улыбнулся. Гарри видел, что у Эдгара словно гора с плеч свалилась, и был доволен своим поступком. Ему было приятно.
– Значит, об уцелевшей девице пока – ничего? – спросил он.
– Она где-то здесь, но четыре года, прошедшие с того дня, как она сбежала от последователя, были не самыми лучшими в жизни Джорджии Стерн.
– Почему?
– Судя по тому, что я вычитал в ее досье и что говорят грязные мальчики на улицах, она села на иглу. А после этого, очевидно, приобрела нетоварный вид, и ее уже никто не приглашает сниматься в фильмах. Сам посуди, кто захочет смотреть фильм с девицей, у которой все руки, бедра и шея испещрены следами от уколов? Так что если ты колешься, в порнобизнесе у тебя могут возникнуть осложнения. Там ты – голый и спрятать ничего не удастся.
Я разговаривал с Морой – вполне будничная беседа, просто сообщил ему, что я ее разыскиваю. Он-то мне и сказал, что, если ты колешься, то сниматься уже не можешь. Но больше ничего он сказать не мог. Думаешь, я правильно сделал, что поговорил с ним?
– Думаю, да, – помолчав, ответил Босх. – Чтобы не возбудить в нем подозрения, лучше всего вести себя так, будто он знает не меньше нашего. Если бы ты у него ничего не спросил, а потом от кого-нибудь из коллег он узнал, что ты разыскиваешь эту девицу, он бы сразу насторожился.
– Я так и рассудил, потому позвонил ему сегодня утром, чтобы задать несколько вопросов. Он считает, что по этому делу работаем только мы с тобой, и ничего не знает о следственной группе. Пока не знает.
– Единственная проблема со спасшейся дамочкой заключается в следующем: узнав о том, что мы ведем ее поиски, он и сам может разыскать ее. Тут нужно быть очень осторожными. Надо предупредить группы наружного наблюдения.
– Хорошо, я предупрежу. Или, может, лучше это сделать Ролленбергеру? Послушал бы ты, как эти мальчики беседуют по рации – вылитые бойскауты!
Босх улыбнулся.
– Короче говоря, в порнобизнесе искать эту девицу бессмысленно, – продолжил Эдгар. – Сейчас она переквалифицировалась в уличные шлюхи. За последние три года неоднократно задерживалась, но всегда – по мелочам, ничего серьезного: хранение наркотиков и так далее.
– Где она теперь работает?
– В Вэллей. Я целое утро говорил с тамошними копами из полиции нравов. Они сказали, что обычно она трудится на панели на Сепульведа, вместе с остальными уличными блядями.
Босх вспомнил молодую женщину, с которой он разговаривал в тот день, когда выслеживал Черроне, сутенера-администратора Ребекки Камински. Может, сам того не ведая, он говорил именно с Джорджией Стерн?
– Ты чего?
– Да так… Я там был недавно, вот и думаю, может, я ее видел, только не знал, что это она. Ребята тебе не сказали, есть у нее сутенер?
– Про сутенера им ничего не известно. Думаю, она уже скатилась на самое дно, а сутенеры предпочитают лошадок получше.
– Полиция нравов начала ее поиски?
– Еще нет, – ответил Эдгар. – Сегодня у них – учеба, но завтра вечером они отправятся на Сепульведу.
– Есть ее более или менее свежие фотографии?
– Да.
Эдгар сунул руку во внутренний карман своей спортивной куртки и вытащил пачку фотографий. У Джорджии Стерн действительно был потасканный вид. Ее обесцвеченные волосы на несколько сантиметров у корней были черными, под глазами круги – такие глубокие, что казались будто вырезанными ножом. Щеки запали, глаза как будто остекленели. На ее счастье перед самым задержанием она успела кольнуться. Это означало, что ей меньше придется мучиться за решеткой, изнывая от боли и желания получить новую дозу.
– Этим карточкам три месяца. Она здесь под кайфом. Дважды попадала в Сибил.
Институт Сибил Брэнд был окружной женской тюрьмой. Половина этого заведения предназначалась – и была специально оборудована – для лечения наркоманок.
– Да, вот еще что, – вспомнил Эдгар. – Этот парень, Дин, который ее задерживал, рассказал, что при обыске обнаружил у нее пузырек с каким-то порошком и готов был уже впаять ей обвинение в хранении наркотиков. А потом увидел, что к пузырьку прилагается инструкция. По его словам, это был АЗТ Препарат, считающийся наиболее эффективным при лечении СПИДа.

– лекарство от СПИДа. Она больна, старик, но все равно работает на панели. На Сепульведе. Он спросил ее, настаивает ли она, чтобы мужики использовали презервативы, и знаешь, что она ответила? «Нет, если они не хотят».
Босх кивнул. Обычная история. Он знал, что все проститутки презирают мужчин, которых обслуживают. Те из них, что заболевали, подхватывали заразу либо от клиентов, либо от грязных иголок, которые тоже зачастую они получали от клиентов. Это была своеобразная психология: не заботься о том, заразишь ли ты кого-нибудь, и не думай, что кто-нибудь может заразить тебя. Убеждение, что опасность угрожает кому угодно, кроме тебя.
– «Нет, если они не хотят», – снова повторил Эдгар, качая головой. – Жутко звучит.
Босх допил свой кофе и отодвинул стул. В кафетерии курить не разрешалось, и Босху захотелось спуститься в вестибюль и выйти наружу, к памятнику павшим полицейским, чтобы выкурить сигарету. В комнате для совещаний курить тоже было нельзя – по крайней мере, пока там сшивался Ролленбергер.
– Итак…
И тут подал голос пейджер Босха. Он всегда придерживался мнения, что быстрый вердикт – это плохой, глупый вердикт. Разве могли они успеть за такое короткое время тщательно взвесить все аргументы за и против? Сняв пейджер с пояса, он посмотрел на высвеченный на экранчике номер. У Босха отлегло от сердца – его вызывал кто-то из управления.
– Кажется, мне звонит Мора.
– Будь осторожен. Что ты ему скажешь?
– Выражу сомнение в том, что Джорджия Стерн сможет нам хоть чем-то помочь. Дело было четыре года назад, сейчас она – на игле да еще и больна. Вряд ли она даже и вспомнит последователя.
– Правильно. А я сегодня вечером отправлюсь на Сепульведу.
Босх кивнул.
– Ролленбергер сказал, что ты достал дело о разводе. Есть там что-нибудь интересное?
– Да нет, ничего особенного. На развод подала она, а Мора не возражал. Там всего-то десять страниц. Есть, правда, кое-что, но я не знаю, имеет ли это какое-нибудь значение.
– Что именно?
– Свое желание развестись она обосновала традиционными доводами: несходство характеров, психологическая несовместимость и так далее. Однако впоследствии упомянула еще об одной причине, по которой их совместная жизнь оказалась невозможной. Догадываешься?
– Отсутствие секса?
– Точно. И что, по-твоему, это может означать?
– Не знаю, – ответил Босх, поразмыслив. – Они разбежались незадолго до того, как началась вся эта суета с Кукольником. Может, он уже внутренне готовился к тому, чтобы начать убивать? Я могу спросить у Лока.
– Я тоже об этом подумал. Короче, я проверил: его жена все еще жива и здорова. Но, по-моему, нам к ней лезть не стоит. Опасно. Она может ему капнуть.
– Да, к ней приближаться не стоит. А как она выглядит?
– Блондинка. Хорошо сложена. Я лично видел только ее фото с водительского удостоверения. Подходит.
Босх снова кивнул и встал.

* * *

Взяв одну из портативных раций из комнаты для совещаний, Босх поехал в центральное подразделение и запарковал машину на главной стоянке. Он все еще находился в пределах пятнадцати минут езды от здания суда. Оставив рацию в машине, он вышел на тротуар и направился к главному входу. Босх сделал это в надежде встретить Шиэна и Опельта. По его расчетам, они должны были поставить свою машину недалеко от входа, чтобы не упустить Мору, когда тот будет выходить. Однако Босх не увидел ни их, ни какой-либо машины, выглядевшей подозрительно. С автомобильной стоянки, сооруженной позади старой заправочной станции, мигала вывеска: ДОМ КОШЕРНОГО БУРРИТО Буррито – национальное мексиканское блюдо: кукурузная лепешка с начинкой из острого мясного соуса.

– ПАСТРАМИ! Пастрами – мясное изделие типа бастурмы.

Взглянув в том направлении, Босх заметил две фигуры, сидящие в машине – зеленом «эльдорадо», – и тут же отвел взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56