https://wodolei.ru/brands/Sanita-Luxe/
Интересно, смогу ли я устроиться после всего этого сторожем – как Марлоу?
Сильвия оттолкнула его от себя.
– О чем ты говоришь?
– Да сам не знаю. Так как-то все… Мне придется сегодня вечером поработать над этим. Устроюсь за столом на кухне. А ты со своей саранчой сиди здесь.
– Сегодня твоя очередь готовить.
– В таком случае найму полковника.
– Черт!
– Эй-эй, учительнице английского не полагается так выражаться. Чем тебе не нравится полковник?
– Он умер много лет назад. Ну да ладно. Проехали.
Сильвия улыбнулась. Это случалось часто и стало уже чем-то вроде ритуала. Когда была его очередь готовить, Босх обычно вел ее ужинать в город. Он понимал, что ей вовсе не улыбалась перспектива есть жареных цыплят в какой-нибудь забегаловке, но сейчас слишком многое происходило, слишком многое следовало обдумать.
У Сильвии было такое лицо, что ему захотелось исповедаться перед ней во всем плохом, что он когда-либо сделал. И в то же время он знал, что не сможет. Знала это и она.
– Сегодня я унизил человека.
– Что? Как?
– Потому что он унижает женщин.
– Так поступают все мужчины, Гарри. Что ты с ним сделал?
– Врезал ему по морде на глазах у его женщины.
– Может, он это заслужил.
– Я не хочу, чтобы ты приходила завтра в суд. Чэндлер, вероятно, вызовет меня для дачи показаний, но мне не хочется, чтобы ты при этом присутствовала. Видимо, все будет очень хреново.
Секунду она молчала.
– Почему ты так делаешь, Гарри? Почему ты мне говоришь только это, а все остальное держишь в секрете? В чем-то мы с тобой так близки, а в чем-то… Ты мне рассказываешь про мужчину, которого ударил, а о себе ничего не говоришь. Что я знаю о тебе, о твоем прошлом? Мне это не нравится, Гарри. Мы либо покончим с этим, либо начнем унижать друг друга. Именно так у меня уже было раньше.
Босх кивнул и опустил глаза. Ему нечего было сказать. Ему было слишком тяжело от других мыслей, чтобы сейчас копаться еще и в этом.
– Жареной картошечки хочешь? – спросил он наконец.
– Давай.
Сильвия вернулась к проверке домашнего задания, а Босх отправился на кухню готовить ужин.
* * *
После того, как они поели и Сильвия снова ушла в гостиную, он открыл атташе-кейс и выложил на кухонный стол «книги мертвых». Перед ним стояла бутылка «Генри Вейнарда», но сигарет не было. Босх не хотел курить в доме. По крайней мере, до тех пор, пока Сильвия не спит.
Открыв первую папку, он разложил по всему столу пачки документов по одиннадцати жертвам. Держа бутылку в руке, он встал рядом со столом, чтобы увидеть их все сразу. Сверху каждой стопки бумаг находилась фотография останков той или иной жертвы – в том виде, в каком они были обнаружены. Перед Босхом лежали одиннадцать фотографий. Некоторое время он размышлял, а затем пошел в спальню и проверил костюм, в котором ходил накануне. Поляроидный снимок «цементной блондинки» все еще лежал в кармане.
Босх принес фото на кухню и положил на стол рядом с другими. Двенадцатый номер. Это была жуткая галерея изломанных, измученных тел, под мертвыми глазами которых губной помадой были нарисованы жизнерадостные улыбки. Слепящий свет полицейских фотовспышек заливал беспомощные обнаженные тела.
Босх отхлебнул из бутылки и продолжал глядеть на стол: читал имена погибших и даты их смертей, рассматривал лица. Пропавшие ангелы в городе ночи Игра слов: испанское название города Los-Angeles переводится как «ангелы», «lost angels» переводится с английского как «пропавшие ангелы».
. Когда Босх заметил, что в кухню вошла Сильвия, было уже слишком поздно.
– Боже мой, – прошептала она, увидев разложенные на столе фотографии, и отступила на несколько шагов назад. В руке у нее была работа одного из учеников, другую руку она непроизвольно поднесла ко рту.
– Извини, Сильвия, – произнес Босх. – Я должен был предупредить тебя, чтобы ты не заходила.
– Это и есть те самые женщины?
Он кивнул.
– Что ты делаешь?
– Сам не знаю. Наверное, жду какого-то озарения. Я подумал, что, если посмотрю на них всех сразу, у меня может появиться какая-нибудь идея относительно того, что же все-таки происходит.
– Но как ты можешь на это смотреть? Ведь ты просто стоял тут и разглядывал все это!
– Я должен.
Сильвия взглянула на листок в своей руке.
– Что это? – спросил он.
– Да так, ничего особенного. Это написала одна из моих учениц, и я хотела тебе прочитать.
– Давай.
Он подошел к стене и повернул выключатель над кухонным столом. Фотографии и сам Босх погрузились в темноту, только Сильвию освещал свет, падавший сквозь дверной проем из гостиной в кухню.
– Давай.
Сильвия развернула листок и сказала:
– Это девочка. И вот, что она написала: «Уэст предсказал тот момент, когда благопроцветанию Лос-Анджелеса придет конец. Он увидел, как город ангелов превращается в город отчаяния, место, где под напором обезумевшей толпы вдребезги разбиваются надежды. Его книга явилась предупреждением».
Сильвия посмотрела на Босха.
– Она написала много, но я хотела прочесть тебе именно это место. Она еще только в десятом классе, занимается по усиленной программе, но в этой работе она схватила что-то очень важное.
Босх поразился, насколько Сильвии не свойствен цинизм. Сам-то он первым делом подумал, что девчонка у кого-то списала. Откуда, к примеру, ей взять такое слово, как «благопроцветание»? Но Сильвия этого не замечала. Она видела в вещах только красоту. Он – только темные стороны.
– Здорово, – сказал Босх.
– Она чернокожая. Ездит в школу на автобусе. Одна из самых умных, и я очень волнуюсь за эти ее автобусные путешествия. Она сказала, что поездка в один конец занимает у нее семьдесят пять минут, и за это время она успевает сделать все уроки, которые я им задаю. Но я все равно за нее волнуюсь. Она кажется такой чувствительной… Гораздо больше, чем следовало бы.
– Подожди немного, и у нее на сердце тоже вырастет мозоль. Так со всеми бывает.
– Нет, не со всеми, Гарри. Именно поэтому я за нее и волнуюсь.
В темноте она посмотрела на него долгим взглядом.
– Извини, что помешала тебе.
– Ты никогда мне не мешаешь, Сильвия. Это ты извини меня за то, что я притащил все это сюда. Если хочешь, я сейчас соберусь и уеду домой.
– Нет, Гарри, я хочу, чтобы ты оставался здесь. Может, сварить кофе?
– Нет, спасибо.
Она вернулась в гостиную, а он снова включил свет и еще раз оглядел страшную галерею. Хотя после смерти женщины и выглядели одинаково из-за грима, наложенного убийцей, все они различались по тем или иным признакам: размеру, расовой принадлежности, цвету и так далее.
Как в свое время растолковал следственной бригаде Лок, это объяснялось тем, что убийца являлся просто неразборчивым хищником. Тело само по себе для него было не важным – просто получение новой жертвы для своей «эротической программы». Не имело значения, белая у жертвы кожа или черная, главное – вцепиться в нее, причем так, чтобы этого никто не заметил. Он кормился ближе к дну. Он плавал на той глубине, где попадавшиеся ему женщины превращались в жертв задолго до встречи с ним. Это были женщины, которые уже подарили свои тела нелюбящим рукам и глазам чужих мужчин. Когда он появлялся, они уже ждали его. Теперь Босх понял, что вопрос заключался в следующем: происходил ли и сам Кукольник из этой среды?
Сев на стул, он вытащил из кармана папки карту Западного Лос-Анджелеса. Когда, развернув карту, он положил ее на стол, в нескольких местах сгибов она лопнула и разошлась. На ней до сих пор сохранились круглые черные наклейки, отмечавшие места, где были найдены трупы. Рядом с каждым черным кружочком были написаны имя жертвы и дата ее обнаружения. Следственной бригаде не удалось выявить между ними никакой взаимосвязи по географическому признаку – до той поры, пока не был убит Черч. Тела обнаруживались на всем пространстве от Сильверлейк до Малибу. Кукольник засрал весь Вестсайд. И все же по большей части трупы находились ближе к Сильверлейку и Голливуду. Только один был обнаружен в Малибу, а другой – в Западном Голливуде.
«Цементную блондинку» нашли ближе всех к южной границе Голливуда. Она также была единственной, которую похоронили. Лок сказал, что она была погребена убийцей именно в этом месте только из соображений удобства. После смерти Черча это казалось похоже на правду. Четыре жертвы были брошены в пределах мили от его квартиры в Сильверлейке, еще четверо – в восточной части Голливуда, тоже не особенно далеко оттуда.
Даты убийств ничего не говорили следователям. Сначала интервалы между страшными находками становились все короче, а потом стали колебаться самым непредсказуемым образом. Прежде чем нанести очередной удар. Кукольник выжидал то пять недель, то – две, то – три. Ни к каким умозаключениям тут прийти было невозможно, так что сыщики просто перестали обращать на это внимание.
Босх двинулся дальше. Он стал перечитывать сведения о жертвах, имевшиеся в каждом деле. Большинство описаний их печальной жизни были короткими – на двух-трех страничках. Одна из женщин, работавшая по ночам на Голливудском бульваре, посещала в дневное время школу красоты. Другая посылала деньги в Чихуауа в Мексике, где жили ее родители. Они думали, что их дочь работает экскурсоводом в знаменитом Диснейленде. Между некоторыми жертвами обнаруживались странные совпадения, но ничего такого, что помогло бы разгадать головоломку.
Три шлюхи с Бульвара еженедельно посещали одного и того же доктора, делая у него уколы от венерических болезней. В течение двадцати дней следственная группа вела за ним наблюдение. Но в одну из ночей, пока следили за доктором, Кукольник взял на Сансет проститутку и на следующее утро ее тело было найдено в Сильверлейке.
У двух других женщин тоже был общий врач – специалист по пластической хирургии, который имплантировал им силиконовые груди. Эта находка весьма вдохновила следственную группу – ведь хирург этого профиля изменяет внешность женщин, руководствуясь, видимо, теми же соображениями, что и Кукольник, когда тот раскрашивает свои жертвы. «Пластик», как прозвали его копы, был тоже взят под наблюдение. Но он ни разу не сделал ни одного подозрительного шага и казался олицетворением семейной добропорядочности, живя с супругой, которую перекроил по собственному вкусу. Когда Босх получил телефонную наводку, после которой последовал выстрел в Нормана Черча, за Пластиком все еще следили.
Насколько Босху было известно, ни один из врачей не подозревал о том, что находился под наблюдением. В книге, написанной Бреммером, они были названы вымышленными именами.
Только когда Босх прочитал две трети справок и дошел до седьмой жертвы – Николь Нэпп, он заметил, что внутри одной схемы существует еще и другая, которую он раньше не заметил. Которую не заметили они все – следственная бригада, Лок, журналисты. Они классифицировали все жертвы по одной общей схеме: шлюха, еще шлюха и еще одна шлюха. Но между этими шлюхами существовали различия. Одни были уличными, другие находились ступенью выше и выступали в роли «эскорт-девочек». Были среди них и танцовщицы, а одна даже стриптизерка по вызовам. Еще две жили за счет порнографии, как, например, самая последняя из жертв – Бекки Камински, не отказываясь в то же время и от работы по вызовам.
Босх взял со стола документы и фотографии седьмой жертвы – Николь Нэпп – и одиннадцатой – Ширлин Кемп, которую на порнографическом небосводе уважительно величали Святой Наставницей и Нагревателем-Кончателем.
Затем он стал листать одну из папок, пока не нашел отчеты о той, единственной, которой удалось сбежать от Кукольника. Она тоже была порноактрисой, выезжавшей одновременно по вызовам похотливых клиентов. Звали ее Джорджия Стерн. В мире видео ее звали Бархатной Коробочкой. Эта женщина отправилась в мотель «Звезда Голливуда» по вызову – она рекламировала свои услуги в местных желтых секс-газетенках. После того, как она приехала, клиент велел ей раздеться. Женщина повернулась к нему спиной, разыгрывая девичью скромность и думая, что это может понравиться клиенту, как вдруг ее шею захлестнул кожаный ремешок от ее же сумочки и клиент принялся ее душить. Видимо, как и все остальные жертвы, она начала бороться, но оказалась удачливее: ей удалось двинуть локтем по ребрам нападавшего, а затем, развернувшись, ударить его в пах.
Женщина выбежала из комнаты совершенно голой, начисто позабыв о своей недавней застенчивости. Когда в гостинице появилась полиция, нападавшего уже и след простыл. Сообщение об этом случае дошло до следственной бригады лишь через три дня после инцидента. К тому времени номер, в котором произошло покушение, использовался уже десятками других постояльцев – «Звезда Голливуда» сдавала свои номера, исходя из почасовых расценок – и искать там какие-либо вещественные доказательства было пустым занятием.
Читая теперь отчеты об этих событиях, Босх понял, почему портрет, нарисованный полицейским художником с помощью Джорджии Стерн, так отличался от внешности Нормана Черча.
Это был другой человек.
* * *
Через час Босх открыл последнюю страницу в папке – здесь содержались телефоны и адреса людей, принимавших участие в расследовании. Подойдя к висевшему на стене телефону, он набрал домашний номер доктора Джона Лока. Босх надеялся, что за последние пять лет телефон доктора не изменился.
Лок поднял трубку после пятого гудка.
– Извините, доктор Лок, я знаю, что уже поздновато. Это Гарри Босх.
– Как поживаете, Гарри? Жаль, что нам не удалось сегодня побеседовать. Я понимаю, это был не самый удачный день для вас, но я…
– Послушайте, доктор, у меня кое-что есть. Это связано с Кукольником. Я хотел бы показать это вам и обсудить. Могу я к вам подъехать?
Прежде чем ответить, Лок долго молчал.
– Это как-то связано с новым делом, о котором писали газеты?
– Да, и с ним, и кое с чем еще.
– Так-с, давайте посмотрим. Сейчас почти десять часов. Вы уверены, что дело не может подождать до завтрашнего утра?
– Завтра с утра я должен быть в суде, доктор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Сильвия оттолкнула его от себя.
– О чем ты говоришь?
– Да сам не знаю. Так как-то все… Мне придется сегодня вечером поработать над этим. Устроюсь за столом на кухне. А ты со своей саранчой сиди здесь.
– Сегодня твоя очередь готовить.
– В таком случае найму полковника.
– Черт!
– Эй-эй, учительнице английского не полагается так выражаться. Чем тебе не нравится полковник?
– Он умер много лет назад. Ну да ладно. Проехали.
Сильвия улыбнулась. Это случалось часто и стало уже чем-то вроде ритуала. Когда была его очередь готовить, Босх обычно вел ее ужинать в город. Он понимал, что ей вовсе не улыбалась перспектива есть жареных цыплят в какой-нибудь забегаловке, но сейчас слишком многое происходило, слишком многое следовало обдумать.
У Сильвии было такое лицо, что ему захотелось исповедаться перед ней во всем плохом, что он когда-либо сделал. И в то же время он знал, что не сможет. Знала это и она.
– Сегодня я унизил человека.
– Что? Как?
– Потому что он унижает женщин.
– Так поступают все мужчины, Гарри. Что ты с ним сделал?
– Врезал ему по морде на глазах у его женщины.
– Может, он это заслужил.
– Я не хочу, чтобы ты приходила завтра в суд. Чэндлер, вероятно, вызовет меня для дачи показаний, но мне не хочется, чтобы ты при этом присутствовала. Видимо, все будет очень хреново.
Секунду она молчала.
– Почему ты так делаешь, Гарри? Почему ты мне говоришь только это, а все остальное держишь в секрете? В чем-то мы с тобой так близки, а в чем-то… Ты мне рассказываешь про мужчину, которого ударил, а о себе ничего не говоришь. Что я знаю о тебе, о твоем прошлом? Мне это не нравится, Гарри. Мы либо покончим с этим, либо начнем унижать друг друга. Именно так у меня уже было раньше.
Босх кивнул и опустил глаза. Ему нечего было сказать. Ему было слишком тяжело от других мыслей, чтобы сейчас копаться еще и в этом.
– Жареной картошечки хочешь? – спросил он наконец.
– Давай.
Сильвия вернулась к проверке домашнего задания, а Босх отправился на кухню готовить ужин.
* * *
После того, как они поели и Сильвия снова ушла в гостиную, он открыл атташе-кейс и выложил на кухонный стол «книги мертвых». Перед ним стояла бутылка «Генри Вейнарда», но сигарет не было. Босх не хотел курить в доме. По крайней мере, до тех пор, пока Сильвия не спит.
Открыв первую папку, он разложил по всему столу пачки документов по одиннадцати жертвам. Держа бутылку в руке, он встал рядом со столом, чтобы увидеть их все сразу. Сверху каждой стопки бумаг находилась фотография останков той или иной жертвы – в том виде, в каком они были обнаружены. Перед Босхом лежали одиннадцать фотографий. Некоторое время он размышлял, а затем пошел в спальню и проверил костюм, в котором ходил накануне. Поляроидный снимок «цементной блондинки» все еще лежал в кармане.
Босх принес фото на кухню и положил на стол рядом с другими. Двенадцатый номер. Это была жуткая галерея изломанных, измученных тел, под мертвыми глазами которых губной помадой были нарисованы жизнерадостные улыбки. Слепящий свет полицейских фотовспышек заливал беспомощные обнаженные тела.
Босх отхлебнул из бутылки и продолжал глядеть на стол: читал имена погибших и даты их смертей, рассматривал лица. Пропавшие ангелы в городе ночи Игра слов: испанское название города Los-Angeles переводится как «ангелы», «lost angels» переводится с английского как «пропавшие ангелы».
. Когда Босх заметил, что в кухню вошла Сильвия, было уже слишком поздно.
– Боже мой, – прошептала она, увидев разложенные на столе фотографии, и отступила на несколько шагов назад. В руке у нее была работа одного из учеников, другую руку она непроизвольно поднесла ко рту.
– Извини, Сильвия, – произнес Босх. – Я должен был предупредить тебя, чтобы ты не заходила.
– Это и есть те самые женщины?
Он кивнул.
– Что ты делаешь?
– Сам не знаю. Наверное, жду какого-то озарения. Я подумал, что, если посмотрю на них всех сразу, у меня может появиться какая-нибудь идея относительно того, что же все-таки происходит.
– Но как ты можешь на это смотреть? Ведь ты просто стоял тут и разглядывал все это!
– Я должен.
Сильвия взглянула на листок в своей руке.
– Что это? – спросил он.
– Да так, ничего особенного. Это написала одна из моих учениц, и я хотела тебе прочитать.
– Давай.
Он подошел к стене и повернул выключатель над кухонным столом. Фотографии и сам Босх погрузились в темноту, только Сильвию освещал свет, падавший сквозь дверной проем из гостиной в кухню.
– Давай.
Сильвия развернула листок и сказала:
– Это девочка. И вот, что она написала: «Уэст предсказал тот момент, когда благопроцветанию Лос-Анджелеса придет конец. Он увидел, как город ангелов превращается в город отчаяния, место, где под напором обезумевшей толпы вдребезги разбиваются надежды. Его книга явилась предупреждением».
Сильвия посмотрела на Босха.
– Она написала много, но я хотела прочесть тебе именно это место. Она еще только в десятом классе, занимается по усиленной программе, но в этой работе она схватила что-то очень важное.
Босх поразился, насколько Сильвии не свойствен цинизм. Сам-то он первым делом подумал, что девчонка у кого-то списала. Откуда, к примеру, ей взять такое слово, как «благопроцветание»? Но Сильвия этого не замечала. Она видела в вещах только красоту. Он – только темные стороны.
– Здорово, – сказал Босх.
– Она чернокожая. Ездит в школу на автобусе. Одна из самых умных, и я очень волнуюсь за эти ее автобусные путешествия. Она сказала, что поездка в один конец занимает у нее семьдесят пять минут, и за это время она успевает сделать все уроки, которые я им задаю. Но я все равно за нее волнуюсь. Она кажется такой чувствительной… Гораздо больше, чем следовало бы.
– Подожди немного, и у нее на сердце тоже вырастет мозоль. Так со всеми бывает.
– Нет, не со всеми, Гарри. Именно поэтому я за нее и волнуюсь.
В темноте она посмотрела на него долгим взглядом.
– Извини, что помешала тебе.
– Ты никогда мне не мешаешь, Сильвия. Это ты извини меня за то, что я притащил все это сюда. Если хочешь, я сейчас соберусь и уеду домой.
– Нет, Гарри, я хочу, чтобы ты оставался здесь. Может, сварить кофе?
– Нет, спасибо.
Она вернулась в гостиную, а он снова включил свет и еще раз оглядел страшную галерею. Хотя после смерти женщины и выглядели одинаково из-за грима, наложенного убийцей, все они различались по тем или иным признакам: размеру, расовой принадлежности, цвету и так далее.
Как в свое время растолковал следственной бригаде Лок, это объяснялось тем, что убийца являлся просто неразборчивым хищником. Тело само по себе для него было не важным – просто получение новой жертвы для своей «эротической программы». Не имело значения, белая у жертвы кожа или черная, главное – вцепиться в нее, причем так, чтобы этого никто не заметил. Он кормился ближе к дну. Он плавал на той глубине, где попадавшиеся ему женщины превращались в жертв задолго до встречи с ним. Это были женщины, которые уже подарили свои тела нелюбящим рукам и глазам чужих мужчин. Когда он появлялся, они уже ждали его. Теперь Босх понял, что вопрос заключался в следующем: происходил ли и сам Кукольник из этой среды?
Сев на стул, он вытащил из кармана папки карту Западного Лос-Анджелеса. Когда, развернув карту, он положил ее на стол, в нескольких местах сгибов она лопнула и разошлась. На ней до сих пор сохранились круглые черные наклейки, отмечавшие места, где были найдены трупы. Рядом с каждым черным кружочком были написаны имя жертвы и дата ее обнаружения. Следственной бригаде не удалось выявить между ними никакой взаимосвязи по географическому признаку – до той поры, пока не был убит Черч. Тела обнаруживались на всем пространстве от Сильверлейк до Малибу. Кукольник засрал весь Вестсайд. И все же по большей части трупы находились ближе к Сильверлейку и Голливуду. Только один был обнаружен в Малибу, а другой – в Западном Голливуде.
«Цементную блондинку» нашли ближе всех к южной границе Голливуда. Она также была единственной, которую похоронили. Лок сказал, что она была погребена убийцей именно в этом месте только из соображений удобства. После смерти Черча это казалось похоже на правду. Четыре жертвы были брошены в пределах мили от его квартиры в Сильверлейке, еще четверо – в восточной части Голливуда, тоже не особенно далеко оттуда.
Даты убийств ничего не говорили следователям. Сначала интервалы между страшными находками становились все короче, а потом стали колебаться самым непредсказуемым образом. Прежде чем нанести очередной удар. Кукольник выжидал то пять недель, то – две, то – три. Ни к каким умозаключениям тут прийти было невозможно, так что сыщики просто перестали обращать на это внимание.
Босх двинулся дальше. Он стал перечитывать сведения о жертвах, имевшиеся в каждом деле. Большинство описаний их печальной жизни были короткими – на двух-трех страничках. Одна из женщин, работавшая по ночам на Голливудском бульваре, посещала в дневное время школу красоты. Другая посылала деньги в Чихуауа в Мексике, где жили ее родители. Они думали, что их дочь работает экскурсоводом в знаменитом Диснейленде. Между некоторыми жертвами обнаруживались странные совпадения, но ничего такого, что помогло бы разгадать головоломку.
Три шлюхи с Бульвара еженедельно посещали одного и того же доктора, делая у него уколы от венерических болезней. В течение двадцати дней следственная группа вела за ним наблюдение. Но в одну из ночей, пока следили за доктором, Кукольник взял на Сансет проститутку и на следующее утро ее тело было найдено в Сильверлейке.
У двух других женщин тоже был общий врач – специалист по пластической хирургии, который имплантировал им силиконовые груди. Эта находка весьма вдохновила следственную группу – ведь хирург этого профиля изменяет внешность женщин, руководствуясь, видимо, теми же соображениями, что и Кукольник, когда тот раскрашивает свои жертвы. «Пластик», как прозвали его копы, был тоже взят под наблюдение. Но он ни разу не сделал ни одного подозрительного шага и казался олицетворением семейной добропорядочности, живя с супругой, которую перекроил по собственному вкусу. Когда Босх получил телефонную наводку, после которой последовал выстрел в Нормана Черча, за Пластиком все еще следили.
Насколько Босху было известно, ни один из врачей не подозревал о том, что находился под наблюдением. В книге, написанной Бреммером, они были названы вымышленными именами.
Только когда Босх прочитал две трети справок и дошел до седьмой жертвы – Николь Нэпп, он заметил, что внутри одной схемы существует еще и другая, которую он раньше не заметил. Которую не заметили они все – следственная бригада, Лок, журналисты. Они классифицировали все жертвы по одной общей схеме: шлюха, еще шлюха и еще одна шлюха. Но между этими шлюхами существовали различия. Одни были уличными, другие находились ступенью выше и выступали в роли «эскорт-девочек». Были среди них и танцовщицы, а одна даже стриптизерка по вызовам. Еще две жили за счет порнографии, как, например, самая последняя из жертв – Бекки Камински, не отказываясь в то же время и от работы по вызовам.
Босх взял со стола документы и фотографии седьмой жертвы – Николь Нэпп – и одиннадцатой – Ширлин Кемп, которую на порнографическом небосводе уважительно величали Святой Наставницей и Нагревателем-Кончателем.
Затем он стал листать одну из папок, пока не нашел отчеты о той, единственной, которой удалось сбежать от Кукольника. Она тоже была порноактрисой, выезжавшей одновременно по вызовам похотливых клиентов. Звали ее Джорджия Стерн. В мире видео ее звали Бархатной Коробочкой. Эта женщина отправилась в мотель «Звезда Голливуда» по вызову – она рекламировала свои услуги в местных желтых секс-газетенках. После того, как она приехала, клиент велел ей раздеться. Женщина повернулась к нему спиной, разыгрывая девичью скромность и думая, что это может понравиться клиенту, как вдруг ее шею захлестнул кожаный ремешок от ее же сумочки и клиент принялся ее душить. Видимо, как и все остальные жертвы, она начала бороться, но оказалась удачливее: ей удалось двинуть локтем по ребрам нападавшего, а затем, развернувшись, ударить его в пах.
Женщина выбежала из комнаты совершенно голой, начисто позабыв о своей недавней застенчивости. Когда в гостинице появилась полиция, нападавшего уже и след простыл. Сообщение об этом случае дошло до следственной бригады лишь через три дня после инцидента. К тому времени номер, в котором произошло покушение, использовался уже десятками других постояльцев – «Звезда Голливуда» сдавала свои номера, исходя из почасовых расценок – и искать там какие-либо вещественные доказательства было пустым занятием.
Читая теперь отчеты об этих событиях, Босх понял, почему портрет, нарисованный полицейским художником с помощью Джорджии Стерн, так отличался от внешности Нормана Черча.
Это был другой человек.
* * *
Через час Босх открыл последнюю страницу в папке – здесь содержались телефоны и адреса людей, принимавших участие в расследовании. Подойдя к висевшему на стене телефону, он набрал домашний номер доктора Джона Лока. Босх надеялся, что за последние пять лет телефон доктора не изменился.
Лок поднял трубку после пятого гудка.
– Извините, доктор Лок, я знаю, что уже поздновато. Это Гарри Босх.
– Как поживаете, Гарри? Жаль, что нам не удалось сегодня побеседовать. Я понимаю, это был не самый удачный день для вас, но я…
– Послушайте, доктор, у меня кое-что есть. Это связано с Кукольником. Я хотел бы показать это вам и обсудить. Могу я к вам подъехать?
Прежде чем ответить, Лок долго молчал.
– Это как-то связано с новым делом, о котором писали газеты?
– Да, и с ним, и кое с чем еще.
– Так-с, давайте посмотрим. Сейчас почти десять часов. Вы уверены, что дело не может подождать до завтрашнего утра?
– Завтра с утра я должен быть в суде, доктор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56