— Хватайте и тащите, — приказал Какзим, его голос был почти не слышен из-за хора остальных халфлингов и гудения барабана. — Вы оба! Немедленно!
— Нет! — крикнул в ответ Звайн. — Вы можете убить меня, но не можете заставить сделать это.
Оказавшись на поверхности земли стражники-халфлинги поменяли свои заостренные палки на копья с каменными наконечниками, и его руки быстро покрылись кровью, как только они начали тыкать в него копьями, пока он пытался не сдвинуться с места. Хотя большинство из них метилось в его бока и бедра, пытаясь заставить его идти, но один ударил повыше, в лицо, попав прямо над левым глазом мальчика.
Звайн вскрикнул, кровь быстро потекла и залила его лицо, было невозможно оценить размер раны, но по-видимому это было совсем не то, чего хотел Какзим. Бывший раб Элабона Экриссара страшно закричал на своих сторонников — и один из них, возможно именно тот, который ударил копьем слишком высоко, отбросил копье и упал на колено, прижимая руки к глазам и ушам. Пока он раскачивался из стороны в сторону, безразличный к окружающему миру, из его ноздрей начала капать кровь. И все это время Какзим стоял, сжав кулаки и закрыв глаза, а шрамы на его лице бились в одном ритме с одиноким барабаном.
— Матра, — взмолился Звайн, глядя на нее своим здоровым глазом, пока он обеими руками зажимал другой. Из под его рук капала кровь.
Зато кровь больше не капала из ноздрей халфлинга; она текла сильным ровным потоком. Он упал на бок, дернулся и застыл.
— Да, Матра, — промурлыкал Какзим. Он отвернулся от мертвого халфлинга. — Возьми веревку и тащи.
Матра была зла и испугана, кровью и смертью. Знакомый жар пробежал по всему ее телу, руки начали деревянеть. Полупрозрачные мембраны в уголках ее глаз задрожали, как если бы это был нужный момент, чтобы высвободить свою защиту.
— Сделай хоть что-нибудь! — одновременно крикнули оба, Звайн и Какзим.
Барабан забил быстрее, и быстрее забилось сердце Матры, но мысли в ее голове закружились еще быстрее. У нее было все время мира, чтобы посмотреть на Звайна, потом на Руари и наконец на Какзима. Она ничего не могла сделать ни для полуэльфа, ни для человека, но она не могла уйти отсюда, пока этот халфлинг со шрамами на шеках еще жив. Ее защита обычно не убивала: она должна убить его своими руками.
Ее руки были достаточно сильны, чтобы поднять Руари. Им определенно хватит силы, чтобы сломать шею халфлинга. Матра представила себе, как мясо, сухожилия и кости рвутся под ее руками, и сделал первый шаг к Какзиму.
Ты умрешь, подумала она, ее глаза уставились на него. Я убъю тебя.
На своем втором шагу Матра ударилась в крепкую стену, Невидимую стену воли, которая была сильнее и лучше направлена, чем ее. Не было слов, только образы — образы женщины с белой кожей берущей веревку и тянущей за нее сначала одной рукой, потом другой, потом еще и еще, пока Руари не оказывался висящим высоко на черном дереве. Этим образам было невозможно сопротивляться. Матра отвернулась от Какзима. Она взяла веревку и сильно дернула. Плечи Руари поднялись над куском камня. Его голова со стоном упала на грудь. Его длинные медные волосы горели огнем в последних лучах заходящего солнца.
Они умрут все. Их всех принесут в жертву черному дереву: Священному Черному Дереву, крепости знания халфлингов. Их кровь дотечет до самых глубоких корней, смоет клеймо поражения и позора. ПаддокЕе руки дрогнули. Веревка выскользнула из них. Она могла видеть знакомое лицо с неровным шрамом от глаза до верхней губы. Его имя было не Паддок; его имя Павек. Павек. И он не одобрил бы то, что она делаетКулак Невидимого ветра ударил в мысли Матры, разбросал их как сухие листья, и ее опустошенное сознание наполнилось новыми мыслями, пришедшими ниоткуда:
Совершенно недопустимо, что Черное Дерево отказалось слушать мольбы Какзима, отказалось признать его власть. Он не совершил никаких преступлений, не сделал никаких ошибок. Просто все его планы были уничтожены бандой недоделок и негодяев, которых он поклялся уничтожить, и уже это одно является доказательством его чести и оправдывает все его намерения.
Паддок, нет, Павек, был бы совершенной жертвой, но Павек сбежал. Какзим предлагает три другие жертвы, вместо одной — сначала Руари, потом Звайн, и наконец сама Матра — и все три будут принесены, когда обе луны будут светить вместе. Их кровь напитает корни Черного Дерева, а все мелкие ошибки Какзима будут прощены и забыты. И Черное Дерево примет его как законного наследника знания халфлингов.
Она привязала веревку рядом с другими, уже привязанными к основанию огромного ствола Черного Дерева, потом взглянула на Звайна. Его очередь придет, когда налагающиеся друг на друга луны встанут над вершинами древьев. Ее собственная очередь настанет в полночь, когда Рал будет прямо в центре диска Гутея. Она сама подойдет к камню, сделанная халфлингами и ими же уничтоженная.
Сделанная халфлингами?
Матра выбросила из себя чужие мысли, вновь собрала свои, сломала стену и отбила Невидимый кулак. Сделанная халфлингами — голоса во тьме в начале ее воспоминаний были голосами халфлингов. Создатели, которые сделали ошибку и выбросили ее из их жизни только с красными бусинами и маской, эти создатели были халфлингами. И теперь еще один халфлинг, тот самый, который убил Отца и Мику, хочет выбросить ее из ее собственных мыслей и…
Она вспомнила, что сделала, пока Какзим контролировал ее сознание, и эти воспоминания обожгли ее совесть. Она подняла голову, надеясь, что эти картинки ей приснились, но заранее зная, что это не так. Да, Руари висел, висел над ее головой. Это кровь Руари сочилась на темный мох, и именно она повесила его.
Матра не умела плакать, но могла кричать. Закричав, она повернула голову к Какзиму, и бросила на него самый ядовитый и безумный взгляд, который он только видел в этом мире. Внутри нее созрел гром, как будто вся киноварь, которую она сжевала в темноте, была готова взорваться. Последняя вещь, которую она увидела прежде, чем полупрозрачные мембраны скользнули на ее глаза, был Какзим, бегущий к ней, с вытянутой рукой и металлическим ножом в этой руке.
Он мог преуспеть, ее бы не стало, но теперь было слишком поздно. Матра раскинула свои руки так, как если бы собиралась обнять любовника, и выбросила из себя все, что халфлинги дали ей, уверенная, что ее гром убъет.
* * *
Павек нес на себе их проводника почти прямо с самого начала их броска через лес. Он верил, что «слишком поздно» для ног халфлинга может оказаться «как раз вовремя» для длинных человеческих ног, если они будут мчаться через лес как обезумевший от жажды мекилот, который не уклоняется ни влево ни вправо, и никогда не замедляет ход. Малыш на широких плечах Павека добавил себе еще немного царапин, не всегда удачно уклоняясь от ветвей в лабиринте лесных дорожек, где едва хватало места для солидного роста Павека, но Керк не жаловался, просто схватившись руками за волосы Павека и выкрикивая «направо» или «налево» в подходящее время.
Луны-близнецы встали, когда солнце уже село. Так что у них было достаточно света, пробивавшегося через ветки и листья деревьев, чтобы видеть дорогу даже обычными человеческими глазами Павека; но это был странный свет, наполненный призраками и духами, мерцающими клубами тумана и сверкающими парами глаз, парящими над землей без признаков тела. Кожа новичка-друида покрылась мурашками, когда Керк вел их через населенные призраками деревья, но он ни разу даже не заколебался, пока отдаленный удар грома не разорвал тишину залитого лунным светом леса.
— Матра! — крикнул Павек.
— Белокожая женщина еще жива, — согласился Керк.
Думая, что ему больше не нужен проводник, Павек остановился на одеревеневших ногах и попытался спустить Керка на землю, но халфлинг вцепился в него, настаивая:
— Ты не победишь без меня, даже сейчас. Мы должны оставаться вместе!
Павек повернулся к Джаведу, который остановился рядом с ним, подошли другие темплары и встали за ними. В лунном свете командор, с эльфийскими глазами и кожей, сам казался призраком.
— Ты слышал его. Командор?
— Неужели вы думаете, милорд, что в состоянии обогнать меня? — желтые крепкие зубы под прозрачными глазами изобразили улыбку.
— Джавед-, — концом сандалии Павек ковырнул в земле, покрытой травой, мхом и статыми листьями. — Я собираюсь обогнать саму смерть.
Он вдохнул воздух, выдыхнул, вдохнул опять, и резко пошел вперед. Эльф-командор от неожиданности даже отстал на два шага, но потом быстро догнал, широко улыбаясь и двигаясь без видимых усилий. — Делайте ваши шаги поменьше, голову пониже и дышите, дышите, Лорд Павек.
У Павека не было сил для ответа, но он сделал, как ему говорил командор, услышав очередной крик , — Налево, — в самое ухо.
Он увидел огни костров, сверкавших совсем недалеко. Он не слышал ничего, громче слов Какзима или топота его собственных сапог с того момента, как над ними прокатился гром, но тишина не успокоила его. Защита Матры была могучим, но не смертельным оружием. Она могла сбить на землю дюжины халфлингов, но не могла заставить их долго оставаться на земле. Павек нащупал пальцами верхушку своих кожаных ножен и вытащил меч, пока он и Джавед вели темпларов к огромной поляне, которая была больше всей деревни халфлингов, тихая как могила и темная, как сердце Какзима.
— Расссредоточиться. Мечи наготове. Смотри в оба! — выкрикнул Джавед свои приказы, прежде чем остановиться.
Разделившись, как всегда, на пары, мужчины и женщины из военного бюро выполнили его приказы.
— Матра! Матра, где ты? — Павек поставил Керка на землю, на этот раз без возражений, и повернулся на пятках, отыскивая глазами Матру и зовя ее по имени.
— Павек? — ее знакомый, почти не меняющийся голос пришел из самого черного центра поляны. — Павек!
Он услышал, как она бежит к нему раньше, чем увидел ее бледную кожу, мелькающую в лунном свете. Джавед подобрал головню из ближайшего костра. Маски на ней не было. В другое время ее лицо поразило бы его — он показал бы себя полным идиотом, уставившись на нее, разинув рот. Но сегодня ночью он только мигнул и тут же заметил кровь на шее, плечах и руках Матры; это был ее кровь, и он машинально отметил, что она неровно и с трудом движется. Потом он заметил тела. Они были повсюду: халфлинги на земле, сбитые с ног громом и уже начавшие шевелиться; халфлинги над головой, висящие на ветках самого большого дерева, которое только видел Павек в своей жизни; халфлинги, которых Матра оглушила и халфлинги, умершие очень давно и — освещенные светом факелов — тела, которые не были халфлингами, включая худого долговязого полуэльфа, которого он узнал между двумя ударами сердца.
— Сними его, — проныла Матра раньше, чем Павек успел сказать хоть слово.
— Милосердие Хаману, — едва сумел выговорить Павек, его легкие были пусты, как и его сердце. — Снимите его. — Он никак не мог вдохнуть. Меч выскользнул из его ослабевших рук. — Звайн? — прошептал он, заметив еще несколько дюжин тел, как на земле, под деревом, так и висевших, и стал искать среди них маленькое тело, но не халфлинга.
— Жив, — сказал Матра, — Ранен. Можешь снять его?
Все это подтверждало мрачную догадку Павека, что Руари не ранен и не жив. Его рот молчаливо заработал; командор отдал приказ. Двое темпларов побежали туда, куда вели подвешенные веревки, к стволу огромного дерева. Их обсидиановые мечи сверкнули, перерезая толстые нити. Тела попадали сверки, тяжелым, неприятно пахнувшим дождем; среди них и тело Руари, полностью безжизненное… недвижимое…мертвое.
Павек бросился к мертвому телу друга; пустота под его ребрами наполнилась болью.
Матра остановила его. — Какзим жив. Он схватил меня; когда гром ударил, он держался за меня. Еще одна ошибка. Он убежал.
— Куда? — Ярость прогнала тоску Павека, кровь опять побежала по его телу. — Куда, Матра?
— Я не знаю. Он убежал прежде, чем я могла видеть опять.
Павек выругался. Его ярость растает без цели, и тоска вернется. — Может быть ты слушала что-нибудь? — резко спросил он, более резко, чем заслужила Матра.
Ее шея изогнулась, одно ухо легло на окровавленное плечо: лучшее за всю ее жизнь выражение растеренности и страдания. — Быть может какой-нибудь звук? — Она указала направление своей окровавленной рукой.
Звук, это все, чем могла помочь ему Матра; но и этого вполне достаточно. Вернув меч в ножны, Павек бросился в залитый лунным светом лес. Джавед назвал его дураком. Керк предупредил, что его охота будет безнадежной и опасной. Он может прожить и с опасностью и с бесполезностью — только бы не смотреть на мертвое тело Руари.
Какзим не оставил следов. Была тропинка, но она кончалась на берегу маленького ручья. Какзим мог пересечь ручей, мог пойти по нему вверх или вниз — если он вообще прошел этим путем. Его охота безнадежна и опасна, и Павек точно знал, что он дурак.
Потный разгоряченный дурак.
В лесу было холоднее, чем в Пустых Землях, но ненамного, а сырость в воздухе приклеила шелковую одежду Павека к коже. Он встал на колени на берегу ручья и сунул голову в воду, полностью, как он это делал после двух дней работы в роще Телами. Лес говорил с ним, пока он пил, беспорядочная болтовня, каждый камень и каждое дерево, каждая капля воды и каждая тварь, размером больше червяка, кричала о своем существовании: дикая жизнь как она есть, без друида, который мог бы научить ее петь сообща, вместе.
Павек поднял свою голову, вода капала с него на берег. Луны поднялись над верхушками деревьев. Джавед был прав: маленький Рал скользил, молчаливо и спокойно, через большой диск Гутея. Серебряный свет смешивался с золотым. Он мог чувствовать его на своем лице; это не очень отличалось от ощущений, которые чувствовал одетый в желтое темплар, когда желто-зеленые глаза Хаману показывались над головой и воздух наполнялся магией.
Озарение пришло в его голову. Темплары обращались к Хаману за магией. Друиды тянулись к стражу, персонализации природы, за магией. Какзим страстно хотел силы двух лун, когда собирался отравить Урик или принести в жертву Руари.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45