Она закричала. Какзим засмеялся и — еще хуже — ноги задергались, и Матра сообразила, что это не труп человека, а живой халфлинг, висящий над ней на веревке, привязанной одним концом к громадному суку. Второй ее конец крепко обвивал руки несчастного.
И еще хуже, этот живой халфлинг был не один. С других веток свешивались тела других халфлингов, их было больше, чем она могла сосчитать. Некоторые из них были еще живы, вроде того, чьи ноги были прямо над его головой, но остальные были просто гниющие трупы, в которых с трудом можно было узнать халфлингов.
А хуже всего — даже сейчас, в тюрьме под деревом, Матра никак не могла заставить это воспоминание уйти из памяти — были огромные капли крови, которые падали сверху, ударяя ее между глаз, пока она стояла, застыв от кошмарного зрелища над своей головой. С руками, связанными за спиной, она не могла вытереть кровь со своего лица, а когда она попыталась попросить о помощи или о жалости, ее похитители только расхохотались.
Ее кожа все еще была мокрой, когда Какзим приказал своим товарищам-халфлингам засунуть ее, Звайна и Орекэла в дыру между корнями. Избиваемые острыми копьями, они заползли как змеи в дыру, узкий тоннель, заканчивавшийся ямой, мокрой и темной, в которой они были, как в тюрьме.
Орекэл упал в яму первым; он повредил ногу, упав с высоты в несколько своих ростов. Потом Звайн, который приземлился прямо на дварфа, а потом она. Она приземлилась на них обеих.
Они ждали Руари, но он все не падал. Матра попыталась вспомнить, полз ли по туннелю вслед за ней, но ее воспоминания были слишком беспорядочны. Возможно он и был там, но быть может халфлинги заставили его упасть в другую яму, или в другой туннель.
А может быть — ее даже передернуло при этой мысли — его повесили на дереве.
Это воспоминание было слишком отчетливо. Она смогла стереть кровь со своего лица, ползя на животе по туннелю, но она ничего не могла сделать с кровью, текущей в ее памяти.
Наверху был день; она могла сказать это, так как слабый свет лился через трещины в потолке их тюрьмы, там где чудовищные корни разрывали землю. Света было достаточно, чтобы видеть Звайна и Орекэла, который жаловался, что его нога ужасно распухла. А когда приходила ночь, она вообще ничего не видела.
С того времени, как их бросили в ямы, ночь приходила уже дважды.
И еда появлялась дважды, оба раза в виде каких-то помоев, брошенных сверху в их яму. Она была отвратительна и ужасно пахла, но приходилось есть, ведь они умирали от голода. Жидкость сочилась по грязным стенам их тюрьмы. Язык Матры чувствовал воду, а ее память видела кровь.
Орекэл, который понимал язык халфлингов, сказал, что их тюремщики собираются устроить огромное жертвоприношение, когда маленькая луна, Рал, пройдет перед большой, Гутеем. Когда боль немного отпускала его, он строил планы побега:
Звайн был самый маленький; он мог вскарабкаться по их спинам в дыру туннеля. Потом, используя шаль Матры, которую Какзим ей оставил, забрав только нож Павека и маску, Звайн мог вытянуть Матру наверх, к свободе. Они могли найти веревку — вокруг было полно лиан — и выташить из ямы его, найти сокровще и убежать прежде, чем халфлинги придут в себя после громого удара Матры.
Это был план Орекэла, когда его лодыжка не стреляла острой болью и он мог думать и говорить. Может быть, если бы он смог встать на ноги или она была уверена в том, что ее защита сработает, они могли бы попробовать.
Но Орекэл не мог стоять на ногах, а она, хотя сжевала и проглотила до последнего кусочка маленького льва, которого Звайн украл из дворца, не была уверена, что в состоянии использовать защиту, которые создатели дали ей, еще один раз. Что-то было не так, чего-то не хватало. Внутри нее было темное место, место, в котором раньше горело пламя, хотя она и не замечала этого, а теперь это пламя погасло.
А теперь было уже поздно говорить о побеге. В третий день их плена в тюрьме было тихо — не считая стонов и бормотания Орекэла. Она и Звайн молчали, им было нечего сказать друг другу.
Матра свернулась в клубок там, где сидела, на самом дне ямы. Она прижала колени к груди, положила на них щеки и обхватила руками голени.
Ее жизнь из спирали превратилась в круг. Она вернулась туда, откуда пришла: в мрачную, молчаливую темноту.
* * *
Проведя столько времени в роще Телами Павек думал, что он готов очутиться в любом лесу, но оказалось, что почти нет ничего общего между заботливо выращиваемой рощей друидов и диким изобилием настоящего леса.
Вместо стража, который связывал всю рощу вместе, толкал ее к единой цели и говорил от ее имени, лес халфлингов оказался полем боя самых разных видов жизни, и все они дрались за свое место в нем.
Это место было враждебно к ним — ничего удивительного. Манипулы военного бюро никогда не ходили в тишине, тайком, и не имело значения где именно, хотя как раз сейчас они шли налегке, по меньшей мере в том, что касалось магии. За исключением медальонов и вырванного с корнем волоса халфлинга, они не принесли из Пустых Земель в лес халфлингов какой-нибудь магии, по меньшей мере Павек ничего об этом не знал. С ними не было ни волшебников-осквернителей, ни жрецов, ничего — если только лес не мог почувствовать магию темпларов, заимствованную от Короля-Льва или за неуклюжим любопытством Павека распознать друида.
Но даже без всякой магии живой лес имел вескую причину сопротивляться их вторжению. Двойной манипул темпларов, каждый из которых был вооружен одноручным мечом с широким лезвием, прорубал широкую просеку под сенью деревьев, мимо которых маршировал, следуя прямо за белокурым волосом, который Павек теперь нес в маленьком ящичке, подвешенным на золотой цепочке его медальона высшего темплара.
Утром двенадцатого дня они начали свой первый полный день в лесу. Последней ночью обе луны были на небе от заката до рассвета. И обе они были почти полные, и серебряный Рал совсем немного не дотянул до золотого Гутея.
Павек помнил несколько раз, когда обе луны одновременно показывали миру свой полный лик, но никогда не видел, как они чуть не столкнулись, как это было прошлом ночью. Павек решил, что Рал врежется в сияющий край Гутея сегодня или, скорее, завтра ночью, когда будет как раз та самая тринадцатая ночь. Он рассказал о своих подозрениях командору, как только они снялись с лагеря и шли через лес. Он опасался, что Рал будет уничтожен.
— Если Какзим знает, что луны должны столнутьсяКомандор Джавед оборвал его коротким испепеляющим взглядом. — Хаману не даст этому произойти. Он отправил маленький Рал направо через лицо Гутея, когда я был еще мальчиком, и он сделает это опять. Почему, как ты думаешь, у нас тут нет ни единого волшебника среди бойцов обеих манипулов, и никто нас не ведет, не считая этого куска волоса халфлинга? Наш король не хочет тратить магию в эти несколько дней, и луны выживут.
Павек прикусил губу вместе с языком, но не сказал ни слова, пока взвешивал то, что Король-Лев сказал ему о магии, и как ее использование губит Урик. Куда легче верить, что никакое заклинание не сработает до тех пор, пока Король Хаману не предотвратит катастрофу в небесах, чем думать, что Хаману был абсолютно серьезен, говоря о своем возможном превращении в Дракона и гибели Урика.
Эти мысли заставили Павека задуматься, а не соврал ли ему Король-Лев об этом деле, если правда так тесно связана с его миссией. Но это был не тот вопрос, который можно было задать Командору Джаведу.
— Я никогда не смотрел на это дело с такой точки зрения, Командор, — сказал он. — Вы правы. Конечно.
— Вы еще молоды, Лорд Павек. Вам есть еще чему поучиться, что узнать. Вы сами должны научиться складывать все куски вместе — помните об этом.
Павек заверил более старшего и мудрого эльфа, что он обязательно научится, и они продолжили свой путь через лес. Чувство, что лес враждебно смотрит на них, все усиливалось, и наконец стало настолько сильным, что даже Джавед и темплары манипула почувствовали его.
— Слишком тихо. Проклятая тишина, — заключил Джавед. — Деревья. Ненавижу деревья. Лес — рай для засад. Они могут разместить своих разведчиков на ветках и приказать воинам залечь в тени под ними. Выньте ваш волос, Лорд Павек; поглядим, не собирается ли наш халфлинг устроить нам засаду прямо здесь.
На самом деле сами деревья глядели на них сверху вниз — по меньшей мере Павек думал именно так. И волос тоже показал это. Его линия не изменилась с тех пор, как они вышли из Кело: Какзим был все еще впереди их.
Но двукратный герой Урика не оставлял места случайностям. Он укрепил свой небольшой отряд и отдал приказ каждому третьему темплару, — Разведчики вперед, будете осматривать все деревья перед нами, особенно по бокам и за ними. Все движутся, никаких разговоров. Да я сам скорее буду нырять в каждую тень, чем дам халфлингам погрызть наши косточки.
Они проверили множество теней этим утром, но и получили предупреждение за удар сердца до того, как первая стрела полетела в их сторону. Доверяя своим шелковым рубашкам и кожаной броне, Командор Джавед приказал манипулам встать в тесный круг. Он скомандовал всем встать на колени, чтобы преставлять более маленькую цель невидимым стрелкам и обезопасить незащищенные ноги.
— Берегите лица! Только там вы уязвимы, — крикнул Джавед, когда стрела свиснула мимо него. — Отмечайте, откуда летят стрелы. Мы возьмем этих лесных червей, когда они опустошат свои колчаны.
Тихий шепот послышался в ответ на слова командора, и легкие, медленно летящие стрелы раз за разом не сумели найте себе цель. Только одна из женщин-темпларов вскрикнула, когда стрела попала ей в руку и спустя несколько мгновений она упала без сознания. Но это был только случай, постепенно поток стрел прекратился и снова стало тихо.
— Отметьте места, где вы видели их. Двигайтесь парами, — на этот раз командор говорит так тихо, чтобы его не было слышно с деревьев. — Нам не нужны они все, только один или два. — Потом он повернулся к Павеку. — А вы отметили место, милорд?
Павек указал на искривленное посредине раскидистое дерево, на одной из веток которого он заметил темный силуэт халфлинга.
Джавед сверкнул своей черно-белой улыбкой. — Давайте поохотимся и мы…
Но переменчивая фортуна на этот раз была против героев. Их жертва спрыгнула на землю и бросилась бежать со всех ног. Эльфийские ноги Джаведа были уже не те, что раньше, а Павек никогда не был хорошим спринтером. Так что халфлинг быстро оторвался от них и исчез среди кустов ежевики.
Остальным парам повезло больше. Когда оба манипула собрались около тела лежащей без сознания женщины-темплара, у них в руках было четыре халфлинга, и ни один из них на первый взгляд не понимал слова Командора Джаведа, когда тот потребовал сказать ему, где находится их деревня.
Запугивание — великое искусство, которым темплары владели в совершенстве. Сам Павек изучал его основы еще в приюте. Он стал довольно рано стал уродливым и страшным на вид, так что сейчас, став взрослым и большим, Павек имел естественное преимущество. Шутка бы в том, что он просто родился для должности устрашителя, но правда состояла в том, что он не любил заставлять других трястись от ужаса или беспокойства. Он был хорош в этом, так как ненавидел это искусство, а теперь, когда он достиг высшего возможного ранга, он вообще не собирался никого устрашать, тем более профессионально. Он дал рукой разрешающий жест и отошел в сторону, чтобы командор закончил то, что начал.
— Вы все лжете, — сказал командор пленным, которые на коленях стояли перед ним. Он бросил взгляд на Павека, стоявшего в стороне, и начал говорить склонненым перед ним головам, находившимся где-то на высоте его бедра. — Мое имя — Командор Джавед из Урика, и я даю вам слово, как командор, что мы ищем только одного мужчину, халфлинга с белокурыми волосами и шрамами раба на лице. Он совершил преступление в Урике, и он ответит за него. Никому другому бояться нас не надо. Мы не повредим ни вам, ни вашим семьям, ни вашим домам, если вы выдадите преступника, за которым мы пришли. И вы поможете нам — поймите это. Живые или мертвые, один из вас приведет нас к вашим домам. Ну, кто из вас сделает это?
Голос командора был совершенно спокоен и ровен за все время его короткой речи. Просто глядя на него или слушая его твердый голос, халфлингам было трудно понять, о чем же он говорит и чем им грозит — при условии, что они действительно не понимали его слов на общем языке. И именно это впечатление халфлингы постарались передать: никто из них не захотел добровольно стать проводником темпларов.
Павек, глядя со стороны, прекрасно знал, что будет дальше.
Он увидел, как два халфлинга вздрогнули, когда командор пригрозил им некромантией, которой «славились» темплары Урика. А третий опустил глаза, когда командор предложил кому-нибудь стать добровольцем. Хотя некромантия была намного более сложным заклинанием, если невозможно было занять силу у Хаману, Павек верил, что командор не стал бы угрожать просто так, если бы у него не было средств действительно осуществить свою угрозу. Он также верил, что один из темпларов заметил реакцию халфлингов, и уже сообщил о ней командору. Его не волновало, когда убивали в бою врага, который стрелял в него отравленной стрелой, но осудить на смерть и даже на нечто худшее мужчину только за то, что он не захотел предать свою родину и свою семью, это кое-что такое, что сам Павек не мог сделать.
Как Руари и говорил ему, когда они спорили в саду Экриссара, у него была удобная совесть.
Долго ждать ему не пришлось. Темплары манипула не хуже него уловили реакцию всех четырех халфлингов на речь командора. Командор схватил единственную женщину из группы, не из-за ее пола — решил Павек — но потому что она невольно старалась держаться поближе к одному из мужчин. Когда темплары любого ранга и из любого бюро хотели от устрашения быстрых результатов, они обычно выбирали самого слабого в паре, если видели пару.
Пока один из темпларов держал женщину сзади, а второй прижал меч к ее пульсирующему горлу, Командор Джавед вынул из своего рюкзака свиток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45