А Каши чувствовала только одно сознание, и сумела даже прочитать намерения женщины, когда та оказалась достаточно близко к Квирайту. А это означает, что остальные шесть либо маги и псионики, которые умеют закрывать свои мысли и присутствие, либо темплары, получающие власть Короля-Льва через свои медальоны, а то и осквернители, которые превращают живые растения в безжизненный пепел, чтобы исполнить свои заклинания. Впрочем Король-Лев имел заслуженную репутацию правителя, умевшего предусмотреть все; он мог послать по два представителя каждого сорта.
Хаману определенно принял все меры, чтобы его посланник добрался до цели. Все канки были гигантами своего вида и нагружены мешкми с запасами в придачу к всадникам. Их хитин был покрыт блестящим лаком, сверкавшем в ярком лунном свете, и на каждом из них висело по несколько колокольчиков.
Когда жители Квирайта нуждались во вьючных животных, они нанимали или покупали их у племени Бегунов Луны. Эльфийские пастухи заслуженно гордились своими блестящими черными канками, выведенными за долгие поколения, которые отличались выносливостью и умением приспособиться к любой обстановке. Лорд Хаману, однако, не нуждался в жуках, которые могли бежать целые дни от восхода до заката, а есть только старые сухие кусты. Король-Лев хотел иметь огромных жуков, сильных жуков, таких жуков, которые заставляли любого подумать дважды, прежде чем подойти к ним. И обычно Лев получал, что хотел.
И Павек получит такого, тоже, если вернется в Урик, потому что были специальные жуки, на которых ездили высшие темплары и офицеры высшего ранга из военного бюро. Эта мысль заставила колени Павека слегка задрожать, когда он очутился лицом к лицу с приближающейся группой.
Канки зажужжали, казалось они переговариваются между собой, их высокое жужжание заглушило даже позвякивание колокольчика. Потом они кляцнули своими изогнутыми жвалами, жест, который показался Павеку еще больше угрожающим из-за желтой флюоресцирующей жидкости, которая медленно текла из их ртов на панцирь. Это был яд, один из самых худших в Пустых Землях, и слюна канков вполне могла убить.
Павек вынул меч из ножен и крепко взялся правой рукой за рукоятку. — Во имя Квирайта, кто идет? — громко сказал он.
Темные силуэты на спинах канков не сделали ни одного движения, чтобы придержать или остановить своих животных. Канки продолжали идти. Павек наполовину вытащил свой меч из ножен. — Остановитесь, или я атакую.
— Я не вижу их лиц, — сказал Руари, которому помогало его ночное зрение. — Они все лежат на спинах канков. Не нравится мне этоГлавный канк — естественно самый большой, с такими жвалами, которые могли перекусить человеческую шею одним ударом — обратил внимание на оружие Павека. Его антенны возбужденно задергались, ядовитая слюна полилась изо рта, он присел, перенеся вес на четыре задних ноги.
— Собирается атаковать, — выкрикнул Руари никому не нужное предупреждение.
— Вы находитесь на защищенной земле Квирайта. Мы гарантируем вам наше гостеприимство. Слезайте с канков, — выкрикнул Павек с меньшей властностью, чем он хотел бы услышать в своем голосе. Он полностью вытащил свой меч, но он и остальные оба умрут, если он воспользуется им.
— Слезайте, сейчас!
Канк стал на дыбы, размахивая клешнями на передних ногах. Дыхание Павека замерзло в его горле, потом, к его полному удивлению, молчаливый и неподвижный всадник свалился на землю, как мешок с камнями. Это был тот самый сигнал, которого ждал Руари. Он не собирался, как дурак, использовать заклинания друидов для соревнования с всадниками, управляющими своими животными, но если канков никто не контролировал, он знал заклинания.
Павек почувствовал, как его сердце подпрыгнуло, когда Руари призвал силу стража. Молодой друид прошептал несколько слов — чтобы придать силе нужную форму и направить ее — и создал связь между собой и жуками. Главный канк, уже без всадника, опустился на все шесть ног, клацая хитином и колокольчиком, а Руари уже водил в воздухе руками, успокаивая животных. Одни за другим канки начали повторять его движения своими антеннами. Потом удары жвал друг о друга замедлились и остановились, сердитое жужжание стихло.
— Отличная работа! — воскликнул Павек, ударяя в плечо Руари с такой силой, что тот не удержался на ногах и упал, зато когда полуэльф снова поднялся на ноги, его лице освещала широкая улыбка. Павек поздравил сам себя, что он еще помнит, как выразить тонкости дружбы, как если бы он сам был Руари, который спас их жизни.
Теперь, когда опасность миновала и тонкости были соблюдены, надо было получить ответы на вопросы.
Не сводя настороженного взгляда с гигантского, хотя и успокоившего канка, Павек сунул меч обратно в ножны и опустился на колени рядом с упавшим всадником. Он немедленно получил первый ответ, когда, собираясь перевернуть тело на спину, раскрыл тяжелый плащ. К светло-желтому правому рукаву туники темплара были аккуратно пришита целая пачка темных полосок. Только военное бюро носило свои полоски на правом рукаве, и хотя Павеку было трудно прочесть по полоскам ранг темплара, было похоже, что он глядит на солдата, если повезло, но может быть и на преследователя, если как обычно не повезло.
Плащ военного темплара выскользнул из его внезапно окостеневших пальцев: старые привычки взяли свое. Регулятору третьего ранга гражданского бюро не разрешалось даже коснуться рукой офицера военного бюро. Выругавшись, он напомнил себе, что он не в Урике, и что он не регулятор третьего ранга. Пальцы снова задвигались, он сунул их под спину, готовясь перевернуть тело. Исходя из неподвижности и тяжести тела, он приготовился взглянуть на лицо мужчины, скорее всего лицо трупа, но он никак не ожидал увидеть темную, отвратительно пахнувшую жидкость, струившуюся изо рта и носа темплара. Она уже залила его грудь, замочив рубашку и плащ. Руки Павека, держащие плащ, тоже стали мокрыми и липкими.
Смертельный жар Кулака Солнца убил мужчину — Павек сам чуть не умер в тот первый раз, когда пересекал Кулак — но он не верил, что такая естественная и повседневная вещь как жара могла убить этого сильного и тренированного человека.
— Он-? — спросил Звайн, и Павек, который даже не заметил, что мальчишка так близко, вскочил на ноги с бьюшимся сердцем.
— Совсем, — ответил он, стараясь успокоить дыхание.
— Можно… можно мне обыскать его?
Павек собрался было взъерошить его волосы, но потом вспомнил, в чем выпачканы его пальцы, и вместо этого поискал, обо что бы их вытереть.
— Обыскать, но не украсть, понял? Все, что ты найдешь, вернется обратно в Урик, или военное бюро в полном составе будет охотиться за нашими шкурами. — Он оставил пальцами темное пятно на лакированном хитине канка.
Мальчик поджал губы и выпятил вперед подбородок, всегда воинственный, всегда настороже. — Я не такой дурак.
— Да, конечно — только не становись им.
Он направился к следующему канку и еще одному кровавому темплару, с такими же нашивками: дварф, чье безжизненное тело, весившее по меньшей мере пятнадцать стоунов(примерно 95 килограмм ), начало валиться на землю, как только он коснулся его. Ругаясь, Павек толкнул его со всей силы и сумел удержать на спине канка, но только после того, как вся его одежда вымокла в вонючей крови.
— Этот тоже мертв, — крикнул Руари с противоположного конца ряда канков.
— Женщина? — Павек вытер ладони об изнанку туники дварфа. — Акашия сказала, что едет женщина.
— Нет, мужчина, темплар, судя по его проклятой желтой одежде. Ты думаешь, что есть здесь кто-либо другой, не темплар?
— Нет, невозможно. Лев изменил мой ранг. Это его канки, его солдаты. Он и только он мог послать посланника в Квирайт. Продолжай искать.
Пока они искали, Павек обратил внимание на вьючного канка, на котором никто не сидел. Когда друиды путешествовали, они чаще всего выбирали самого большого канка и нагружали на него все запасы, но на этом было седло для обычного всадника, встретившего очень неприятную смерть: от него остались только обожженные ладони, вцепившиеся в закопченую луку седла. Павек решил, что всадник был мужчиной. Впрочем, он не был в этом абсолютно уверен. Ладони выглядели такими же большими, как и его собственные, но он не собирался рассматривать их более подробно.
Седло прогорело до костяной рамы, хотя хитин, к которому она крепилось, остался цел и невридим, следовательно вспышка огня была очень быстрой и точной. Кожаный мешок слегка высовывался из пустого места под лукой седла, похоже на незаконный груз, который стал виден, когда внутренность седла сгорела. На мешке были видны несколько переливающихся отметин. Павек не смог расшифровать их, зато окончательно уверился, что Лорд Хаману послал разрушителя вместе с темпларами. Страшная судьба мага-осквернителя подтвердила его подозрения, что все эти путешественники погибли не от жары.
Позади седла был привязан еще один мешок, побольше. На его боку были вытеснены семь сцепленным между собой кругов высшего бюро. Обычно мешки с такими знаками были защищены магией, но Павек не видел характерного магического сияния на коже и подумал, что его содержимое могло бы рассказать что-нибудь о послании Лорда Хаману. Оглянувшись вокруг, Павек поискал глазами палку, которой можно было бы попытаться открыть мешок.
Он только что заметил одну и поднял ее, когда Руари подпрыгнул на месте и испуганно заорал. Отбросив палку в сторону и выхватив меч, Павек побежал к полуэльфу.
— Пирена сохрани и помилуй, — громко выкрикнул Руари, призывая на помощь легендарных паладинов-друидов. — Что это такое? Это…она? — спросил он, отскакивая от всадника, которого он только что снял со спины канка.
Павек схватил Руари сзади за локти и переставил в сторону. Со всей своей мрачностью и наглостью, ненавистью к Урику и темпларам, один из которых изнасиловал его мать-эльфийку и стал ему отцом, Руари вырос в свободно, чистом и невинном воздухе Квирайта. Он знал эльфов, людей и дварфов, сам был полукровкой и общался с полукровками, но никогда не видел более экзотические расы и ничего не знал об импульсах, заставляющих женщин наносить на свое тело татуировки или, наоборот, завертывать свое тело в облегающее, как вторая кожа платье, причем прорезать дыры именно в тех местах, которые женщины Квирайта не открывали никогда.
Темплар, хотя ничего другого Урик и не мог прислать сюда — впрочем, может быть и нет, подумал Павек, наклонившись над телом и внимательно разглядывая странное существо, которое нашел Руари. Без сомнения это была женщина: тонкая, даже еще более худая чем Руари или полнокровный эльф, но не эльф, совсем не эльф. Ее кожа была совершенно чистой и белой как соль; похоже это ее естественный цвет, и он не изменился, несмотря на все тяжести пути через Кулак. Павек не смог сказать, были ли метки около ее глаз нарисованы или нет, на сами глаза были широко расставлены, а на лице была маска, которая покрывала все ее лицо, не давая возможность раасмотреть ее даже в профиль. Он никогда не видел никого, похожего на нее, но был уверен, что она была-Новая Раса.
— Что? — спросил Руари, чье любопытство наконец успокоилось.
— Вонючки, — вмешался Звайн. Он перестал обыскивать трупы, но не подошел, чтобы присоединиться к ним. — Будьте остожны, это животные для арены. Они сделаны, а не родились. У них есть когти, зубы и еще другие штуки, которых не должно быть у нормального человека. Вонючки.
— Большинство из них, — согласился Павек, слова прозвучали намного умнее, чем он сам ощущал себя, и Павек спросил себя, а не знает ли парень что-то такое, чего не знает он. Белокожая женщина в маске и обтягивающем платье казалась скорее слабой, чем сильной и жестокой. И хотя колесница его судьбы и повернула в другую сторону, а внешность не означает ничего, но если это та самая женщина, которую почувствовала Акашия, он хотел бы сохранить с ней мир, и чем дольше тем лучше. — Они остаются животными, если они сделаны из животных. Но если они сделаны из мужчин и женщин, они становятся людьми, но другими. И не все из них сами решают идти в Башню. Некоторые идут; у них на это есть причины, я полагаю. В основном это рабы, которых в цепях ведут на юг; те немногие, которые остаются в живых, возвращаются обратно. — Раз за разом, в течении деяти лет, которые он был темпларом, гражданское бюро перерывало все рабские рынки, в поисках худших из худших, приготовлнных для отправки в мистическую башню. Может быть они и спасли несколько рабов от преобразования, но они никогда не сделали ничего, чтобы помочь тем, которых уже преобразовали.
— Приходят — откуда? Возвращаются — как? Что за Башня? — давил Руари. — Я знаю эльфов и полуэльфов; она ни то, ни другое. Ветер и огонь, Павек, ее кожа — у нее есть чешуйки! Я чувствую их. Что это за раса, где мужчины и женщины имеют чешуйки?
Павек покачал головой. — Только она, я подозреваю. Я видел не слишком многих из них, но никогда не видел двух одинаковых-Но ты сказал, «Новая Раса».
— Они все «Новая Раса», потому что все они, мужчины, женщины или животные приходят из одного и того же места, с юга. Где-то на юге есть место — Башня — которая берет то, что находит, и изменяет их во что-то другое-Сделанные, не родившиеся, — эхом отозвался Звайн.
Павек вздохнул. Они оба были молоды. Один из них видел слишком много; второй — недостаточно много. Все мужчины сделаны, все женщины тоже. Поговори с любым темпларом. — Сделанные, не родившиеся. Ни у кого из них нет ни матери или отца, ни сестры или брата. Но они умирают. Как любой из нас.
Руари пожал плечами. — Она не умерла. Я слышу — чувствую — ее дыхание. — Он опять пожал плечами и скрестил руки на груди.
Ее глаза были закрыты, он лежала совершенно неподвижно, руки и ноги были так вывернуты, что Павек мог бы поклясться, что самое худшее уже произошло. Он не мог использовать свою силу друида здесь, так далеко от рощи, да он ничего и не знал об исцелеляющей друидской магии, но Руари был вполне умелый друид; он знал достаточно, чтобы сохранить ей жизнь до тех пор, пока они не принесут ее к Акашии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45